Штрудели и наследственность
С Андреем Трегубенко мы решили встретиться ранним утром, так сказать, за завтраком в кафе «Карлыгаш», что рядом с театром оперы и балета. Так было удобно для обоих, а еще оказалось, что в меню «Карлыгашки», как называют эту точку коренные алматинцы, есть любимый десерт артиста — австрийский штрудель. Вот с него и началась беседа. Затем добрались до обсуждения, почему «Фигаро» лучше исполнять на русском языке и как перестать бояться оперы тем, кто никогда в ней не был.
— Я по всему Алматы ищу места, где умеют правильно готовить штрудели, но не нахожу и самого десерта. А сегодня выяснилось, что его можно попробовать рядом с нашим оперным театром, — встречает восторженными словами Андрей. И добавляет по-французски: «Bonjour! Comment ca va?» Настроение передается прекрасное.
— Сам люблю выпекать штрудели. Такие, чтобы получались с тоненьким хрустящим тестом, и чтобы корица в них чувствовалась не только ароматом, но и скрипела на зубах. Все умею готовить, правда, только по нахлынувшему настроению. Это у нас в семье среди мужчин наследственное. У меня и брат — известный в стране повар, президент Ассоциации поваров Казахстана, и отец великолепно умел готовить, и делал это, я бы сказал, очень страстно. Ему довелось гастролировать абсолютно по всем городам прежнего Советского Союза, и когда после программы «Время» каждый вечер транслировали прогноз погоды и перечисляли города, он приговаривал: «И здесь я был, и здесь, и здесь». И где бы он ни был, всюду со свойственным ему любопытством узнавал, где какая кухня, в чем ее особенности, какие самые популярные национальные блюда есть в той или иной республике. Был такой случай, когда он, находясь в Узбекистане, встал рано-рано утром и пошел искать место, где бы уже начинали подготовку к приготовлению плова. Он хотел с самого начала понять процесс «колдовства» над этим восточным блюдом. И когда он такое местечко обнаружил, то встал рядом, чтобы наблюдать. Он вспоминал, как повар смотрел-смотрел на него, потом ушел и вернулся уже в колпаке, потом опять ушел и вернулся в нарукавниках и в фартуке. А затем спросил: «Слушай, что ты тут с утра стоишь? Кто ты такой? Почему пугаешь меня?» Он подумал, что его проверять пришли.
Не так давно Андрей с его братом открывал в Алматы кафе с итальянской кухней, интерьером и классической оперой. Идею не совсем поняли совладельцы, и братья Трегубенко вышли из проекта. Но идея осталась в планах, и, возможно, мы вскоре сможем погрузиться в аутентичную итальянскую атмосферу оперы с чашечкой ароматного кофе в руках и изысканным меню оригинальных блюд. А пока пройдемте в оперный театр!
Чистый низкий тон — всем известный баритон
По высоте голоса между басом и тенором находится баритон, среди разновидностей которого — лирический, лирико-драматический, драматический и бас-баритон. Самыми знаменитыми и известными обладателями баритона можно назвать Муслима Магомаева и Дмитрия Хворостовского. Ведущий солист КазНТОБ имени Абая, заслуженный деятель РК Андрей Трегубенко на Международном конкурсе вокалистов «Ривьера Адриатика» со специальной премией Б. Джильи (Италия), которую присуждал музыкальный критик маэстро Сигалини, был назван «Лучшим баритоном». И в этом ни у кого не возникнет сомнений, кто услышит его в театре оперы и балета в главных партиях: Онегина («Евгений Онегин», П. Чайковский), Фигаро («Севильский цирюльник», Дж. Россини), Марселя («Богема», Дж. Пуччини), Роберта («Иоланта», П. Чайковский), Елецкого («Пиковая дама», П. Чайковский), Жермона («Травиата», Дж. Верди), Валентина («Фауст», Ш. Гуно), Дулькамара («Любовный напиток», Г. Доницетти), Фалька («Летучая мышь», И. Штраус), Эскамильо («Кармен», Ж. Бизе), Шарроне («Тоска», Дж. Пуччини), Муллы («Биржан и Сара», М. Тулебаев), Русского посла («Абылай хан», Е. Рахмадиев), Папагено («Волшебная флейта», В. Моцарт), Сильвио («Паяцы», Р. Леонкавалло), Альфио («Сельская честь», П. Масканьи), Баритона («Кармина Бурана», К. Орф), Селима-паши («Похищение из сераля», В. Моцарт), Данило Даниловича («Веселая вдова», Ф. Легар). И, будем надеяться, что эти оперы скоро появятся вновь в репертуаре КазНТОБ имени Абая.
— К сожалению, ничего с моим участием в ближайшее время не предвидится, если только в новогодний репертуар не поставят «Летучую мышь», «Веселую вдову» или что-то типа «Карнавальной ночи», — признается с улыбкой Андрей. — Сейчас ставим «Аиду», и в ней есть партия для баритона, но она не для моего голоса. Там нужен более драматический баритон, а мой считается лиричным. Также мы ставим оперу о Джамбуле Джабаеве, и тоже без меня. И после Нового года подряд идут спектакли не со мной. Поэтому я сейчас занимаюсь самосовершенствованием — пою, тренируюсь, выбираю новые партии, учусь. Недавно в таком экстрим-варианте вдруг решился попробовать исполнить партию Жермона в «Травиате». Она возрастная, а мне захотелось понять, дорос ли я по внутреннему состоянию до этого образа. Мне казалось, что да, но, когда я, уже одевшись в костюм Жермона, стоял на сцене, вдруг понял, что не могу все же пока почувствовать себя таким старым по мышлению человеком. Да, я исполнил эту партию, но не насладился ею, потому что чувствую — пока еще слишком молодой внутри. Не могу, и все! Потому что внутри меня Онегин какой-то, и мне хочется чего-то такого авантюрного.
Недавно Андрей побывал в Казани по приглашению Рената Салаватова, заслуженного деятеля РК, а сегодня главного дирижера Татарского академического государственного театра оперы и балета имени Мусы Джалиля. Этот дирижер долгое время работал в алматинском оперном и нередко навещает его в прежнем качестве. Андрея он пригласил принять участие в спектакле «Кармен» и сняться в клипе на слова Николая Некрасова «Внимая ужасам войны».
— Это стихотворение Некрасова когдато запало в душу нашему маэстро Салаватову, и он года два вынашивал идею положить на него музыку. А когда все сложилось, мы записали с ним трек, а в этом году в Казани сняли клип, который можно посмотреть на канале YouTube.
Про коньяк, дресс-код и комплексы
В разговоре с Андреем мы попробовали развеять некоторые мифы-страшилки, связанные с оперой, о том, что ее трудно воспринимать, что солисты оперного витают в облаках и помимо классической музыки ничего не хотят слышать.
— Мне на самом деле из музыки многое заходит под настроение, — делится Андрей. — Мне нравится именно та музыка, которая соответствует моему расположению духа прямо сейчас. И это могут быть совершенно неожиданные вещи, например, при дерзком настрое могу залипнуть на каком-то русском роке, и он прорывается из меня струной звенящей, а, бывает, тянет на что-то романтическое, и какая-то слезливая песня Максим пробивает, и ты ходишь и поднываешь весь день.
В отношении исполнения оперы исключительно на итальянском языке и в соответствии со всеми канонами наш собеседник тоже имеет свое мнение. Андрей Трегубенко считает, что раз каждый композитор мог переписывать и адаптировать оперу или какие-то партии, арии под определенного исполнителя, то это допустимо и сегодня. И от шаблонов в исполнении оперы только на языке оригинала тоже иногда можно отходить:
— Считаю, что «Фигаро» надо исполнять на русском языке, чтобы зрителю донести весь юмор фраз и сцен. А то получается — пока зритель начинает просматривать в программке либретто или смотреть на субтитры экрана, он пропускает следующее действие и теряет нить. Вообще вот эти появившиеся по всему миру экраны с субтитрами перекрывают магию момента и целостного восприятия оперы. Не обязательно знать материал, понимать его целиком — опера прекрасна в моменте наслаждения ею. В конце концов, всегда можно перед посещением театра прочесть информацию о предстоящем спектакле. Не стоит вообще бояться оперы, потому что она даже того, кто никогда в ней не был, способна увлечь, облагородить и даже подтянуть его осанку. Еще я за возвращение театрального дресс-кода! Он формирует поведение и настроение. Опера начинается с момента приготовления к ней, в том числе со своего вида. Это же прекрасно — выглядеть красиво! Я также за работу буфетов при театрах, чтобы можно было принять в них небольшую порцию коньяка или шампанского в антракте — это же место для того, чтобы обсудить увиденное, обменяться впечатлениями, снять напряжение, опять же, если оно у кого-то было. Не перебрав, конечно. А что касается нашего алматинского театра оперы и балета, то лично я считаю его самым добрым и располагающим. В отличие от многих помпезных, тех, что с такими колонами и атмосферой, которые отталкивают в своем пугающем ожидании увидеть в них какую-то надменность, они хотят унизить даже своим видом. Это, как в одном фильме, где прозвучала такая фраза, когда один герой столкнулся с воспитанным человеком. Тот сказал ему, возможно, не дословно: «Мое воспитание — это способ оказать тебе мое уважение». А тот, к кому были обращены эти слова, ответил, что всю жизнь думал, что «это вот ваше воспитание просто повод унизить меня». И вот наш театр и наша публика лишены этой надменности. В нашем театре есть душа и своя история. Но есть и такие театры, куда я сам заходить не могу по той же самой причине — мне кажется, что все там надо мной довлеет и хочет меня унизить, и придется прямо собраться и прорвать этот лед, и гордо выстоять. Но это уже будет похоже не на посещение театра для удовольствия, наслаждения, а на какую-то борьбу, в которой я стою на татами и вышел победить свои комплексы. А может, никому и дела до меня нет, но существует такая ассоциация. Потому я понимаю людей, которым не была привита культура посещения театров, а сегодня они бы хотели что-то посмотреть, но боятся или стесняются чего-то не понять, может быть, и самих себя в иной обстановке. Но скажу всем по секрету, что наш театр оперы и балета — самый добрый, это правда. И приходить в него могут не только заядлые театралы и эстеты, но и все, кому просто любопытно посмотреть на него внутри. Любое приближение к театру завораживает и преобразует человека и его поступки, а иногда — и всю его жизнь.
