История 1: что писал о баранте Владимир Даль, создатель «Словаря живого великорусского языка»
«Что такое баранта?
Если Кайсак у другого украдет или угонит скотину, за это, по обычаю народному, должен он заплатить туляу, пеню; но если он отказывается или не сознается в воровстве, а род или аул его не выдает виновного, то бии и аксакалы разрешают обиженного искать права силою; он набирает товарищей и отправляется, говоря Барамн-та, «пойду же я»: вот вам барамта, или, как говорят русские, баранта. Но при этом самоуправстве трудно знать лад и меру; один захватывает более, чем ему, по обычаю народному, следовало; другой, объявляет иск неправый; третий, пользуясь смятением и беспорядками, поживляется сам на свою руку; опять иной, в сумятице, невпопад угоняет скот не того хозяина, которого он преследовал; или опять у вора нет добра никакого, а род отказывается от платежа и ответа: за все это насчитывается новая пеня, а за случайные или умышленные убийства при баранте, кун, весьма значительный и часто неуплатимый; все это причина и повод к тому, что взаимные расчеты, а с ними баранты и междоусобия, поддерживаемые еще сверх того султанами, которые в мутной воде рыбу удят, расплодились и размножались до бесконечности. Баранта обратилась в табельный промысл степных дикарей; все роды и племена перепутались во взаимных счетах и начетах и пользуются каждым случаем для взаимного разорения и нападений. И здесь, как всюду, «мое» и «твое» служат поводом, началом и корнем взаимной вражде и усобице».
Это, правда, выдержка не из «Словаря», а из повести того же Владимира Даля «Бикей и Мауляна» (1836). А в «Словаре»? Есть и там: «Самоуправная месть по междоусобиям; набег; грабеж; угон скота; разор аулов; захват людей. Баранта тем отличается от военных набегов, что нападающие из опасения кровомести идут без огнестрельного и даже острого оружия, а берут ожоги вместо копий, обух и нагайку».
История 2: про первого художника в Семиречье
Томас Аткинсон — англичанин, посетивший вместе со своей женой Люси Северное Семиречье в 1848 году, оставил, хотя и обширное, но неоднозначно трактуемое свидетельство о своей поездке.
Однако умалять сложности предприятия англичанина вряд ли справедливо. Как и его итоговый труд. Если даже отвергнуть все «сомнительные страницы» его обширных путевых записок, само их название говорит за себя: «Повествование о семилетних исследованиях и приключениях в Сибири, Монголии, киргизских степях, Китайской Татарии и части Центральной Азии».
Обширный фолиант, сопровожденный массой красивых иллюстраций, вышел в Лондоне в 1858 году.
Про иллюстрации нужно сказать особо. Ибо акварели Аткинсона (сам он говорит про «560 набросков пейзажей»), несмотря на то, что по ним зачастую практически невозможно определить конкретное месторасположение «натуры» (настолько она оказывалась приукрашенной кистью художника), в тех условиях, когда фотокамера еще не могла стать спутником всякого туриста, делали его труд очень заметным и примечательным. Тем более что он описывал и обрисовывал то, что видели и передавали очень немногие художники, побывавшие «в дебрях», еще только «открываемых» путешественниками и исследователями.
Из тех, кто еще изображал Семиречье в те годы, можно назвать талантливого во всех отношениях Чокана Валиханова и профессионального «рисовальщика» Павла Кошарова, спутника Семенова в «рекогносцировке» 1857 года.
А несколько позже тут побывал и один из самых знаменитых русских художников Василий Верещагин.
Но первым все же нужно признать его. Томаса Аткинсона.
И его книга появилась и возбудила читающую публику ранее других подобных. Именно из его первых рук Европа впервые узнала про Семиречье и Алатау.
И хотя самому автору оставалось прожить всего пару лет, можно предполагать, что эти годы он купался в лучах славы. Симптоматично, что, когда в России озаботились тем, чтобы ознакомить подрастающее поколение с «новообретенным краем», ничего лучшего, нежели предложить юным читателям изложение трудов Аткинсона (и его супруги; она также оставила свои путевые очерки, во многом более объективные) не нашли.
В 1872 году в Москве Обществом распространения полезных книг в серии «Книги для школ» (под No 58) вышла обширная брошюра «Семиреченская область». Она начиналась так: «Чтобы лучше ознакомить читателей с живописною местностью Семиречинской области и кочующей в ней Большой орды, мы сделали извлечение из путешествия англичанина Аткинсона, который семь лет провел в Сибири. Во время своих странствований он исколесил всю южную часть этой страны то один, то в обществе своей неустрашимой молодой жены. Они сделали в общей сложности 63 тысячи верст. Результатом этого путешествия были записки, составленные по дневнику, и альбом с 560 рисунками. Мы могли здесь только вкратце рассказать часть его путешествий и те трудности, с которыми ему пришлось бороться посреди обширных, так мало в то время еще известных местностей».
История 3: какой видели проезжие Аулие-Ату в 1920-е годы
После Революции жизнь в Аулие-Ате (нынешнем Таразе), сонном и затхлом городке, текла спокойно и размеренно, как вода в местных арыках. Конкретнее? Вот пара ссылок из источников той эпохи.
«В густые вечерние сумерки подъезжали к Аулиэ-Ата... Рассказывал Климыч, будто здесь совсем недавно волчья стая бросилась на верхового киргиза, и наутро от гнедой кобылки нашли только горсть волос, а от несчастного наездника — дырявые старые беретки. Мы невольно после этих милых рассказов похватались за оружие и в первую улицу засыпающего города так и въехали с револьверами наготове».
Эти строки относятся уже к 1920 году и принадлежат знаменитому пролетарскому писателю, а заодно и пламенному комиссару Дмитрию Фурманову. Он в то время как раз ехал в Верный давить контру и гасить антисоветское восстание.
«На следующий день в самую жару мы перешли по мосту многоводный Талас — большой бесшумный канал и въехали в Аулие-Ата — город-сад, город-парк с прохладными улицами-аллеями, вдоль которых бегут ручьи и где, воркуя, спокойно сидят по мостовым чистенькие горлицы. Словно после долгого плавания по безбрежному морю, мы зашли в эту тихую зеленую бухту».
А это написано спустя год Питиримом Массагетовым — известным впоследствии ботаником, который, путешествуя по Казахстану в поисках «новых трав», двигался с противоположной стороны.
Неужели за год городок успел так разительно измениться?
Да, конечно же, нет! Просто очень важно, как и с чем ты странствуешь по свету. Если по зову души, с определителями и гербарными папками, — это одно. А если по партийному поручению, с маузером в руке, то это совсем иное. Твоя оценка окружающего мира — суть простая рефлексия твоего внутреннего состояния.
История 4: про первого новорожденного Байконура, родившегося 7 мая 1955 года
В этом году отметила свой 70-летний юбилей крупнейшая космическая гавань планеты Земля космодром Байконур. Начало его строительству было положено 12 февраля 1955 года в Кзыл-ординской области недалеко от Сырдарьи. На ее берегу одновременно с космодромом рос и новый город Ленинск.
Все строилось тогда на голом месте. Было трудно. Но трудности — это не то, чем можно было опечалить и удручить тех людей, обоснованно считавших себя представителями народа-победителя.
О том, что первостроители приезжали в казахскую степь не только работать, но и жить, свидетельствует характерная история, раскопанная к 30-летию Байконура пламенным «ленсменовцем», журналистом Евгением Гусляровым. В те дни он задался простым вопросом, кого можно считать самым первым из всех рожденных на Байконуре. И обнаружил, что «первенцем» стал Виктор Довгуль, родившийся в семье тех, кто и приехал строить космодром в числе первых.
«Довгули Виктор Степанович и Мария Антоновна прибыли в эти места 30 лет назад 5 мая. В голой, открытой ветрам степи было несколько глиняных мазанок местных жителей. У бочки с водой стояла охрана.
— Родился он у нас непросто... Теперь вспоминаем — и смешно, и грешно. Прибыли мы, значит, 5-го. Целый эшелон был нас, первых здешних поселенцев. Женщины сразу разбежались в поисках жилья... Мы тоже в мазанку подселились. Жена еще убрать ее успела, побелила... Вечером прихожу я 6-го, а тут уже началось. Я ей говорю: «Держись до утра». «До утра, — говорит, — не могу...» Тут еще на постой вдвоем не определились, а уже третий просится... На восходе солнца и родился...»
Тот рассвет пришелся на 7 мая 1955 года.