Праздничный месяц
Действительно, череда красных дней, как рабочих, так и нерабочих, смело шествовала по календарю.
1 и 2 мая — День международной солидарности трудящихся. Первомай.
5 мая — День печати, приуроченный к выходу в 1912 году 1-го номера газеты «Правда» (а также день рождения идеологического отчима социалистического государства Карла Маркса). В Советском Союзе, где утро для большинства граждан не мыслилось без свежего номера центральной и местной газет, где свои «печатные органы» имели и пионеры, и пенсионеры, и пролетарии, и интеллигенты, праздник был заметен не только для журналистов.
7 мая — День радио (и работников связи). Чтобы проникнуться значением радио для жителей той поры, юному поколению нужно представить себе «интернет», который без умолку обрушивает на вас потоки информации и эмоций из миллионов домашних радиоточек, переносных транзисторных приемников, уличных громкоговорителей, автомагнитол. В СССР, в 70-е — 80-е годы, все было именно так.
9 мая — День Победы. Праздник праздников, безо всяких обсуждений и «особых мнений». Отмечался везде и всеми.
Череда майских праздников накладывалась на пору всеобщего цветения и пробуждения оттаявшей после зимних морозов природы, а оттого радость получалась какой-то особо прочувствованной, долгожданной и состоятельной.
Право на труд как повод для демонстрации
Идеологическим слоганом Первомая был всем известный «Мир! Труд! Май!». Идеологическая подоплека его состояла в том, что жители страны «победившего социализма» среди прочих фундаментальных завоеваний, обретенных «в борьбе», стяжали для себя основополагающее «право на труд». И проявляли в этот день свою солидарность со всеми другими народами, этого права лишенными. Особенно, конечно, с теми обездоленными трудящимися, которым выпало жить в капиталистическом мире.
Право на труд являло предмет данности для всех советских людей. Труд — с 9.00 до 18.00, с обеденным перерывом, двумя выходными днями и отпуском с бесплатной профсоюзной путевкой «По ленинским местам». Государство записывало это в свой идеологический актив (правда, большинство граждан прочувствовало прелесть уже после исчезновения того государства). Неслучайно в слогане праздника «Труд!» шел сразу за «Миром».
Однако в 80-е годы принцип всеобщей занятости начал сильно пробуксовывать. Оказалось, что в оптимистической сути его таились те невидимые механизмы, которые в итоге и привели страну сначала к Застою, после — к Перестройке, а потом — и к полному Разрушению. Парадокс, но всеобщий и гарантированный труд разучил людей трудиться.
Красная неделя
Так или иначе, но подавляющее число граждан СССР было обеспечено работой, за которую им регулярно платили жалование. Но труд в Союзе считался не только правом, но и обязанностью. Все трудящиеся работали (каждый день, кроме выходных, отпусков и больничных), а «нетрудящиеся» могли запросто схлопотать срок за злостное тунеядство. И прогулы приравнивались к должностным проступкам. Потому-то государственные праздники с полноценными красными днями календаря (нерабочими!) ожидались с особым чувством. Их было немного — 8 Марта, 1 и 2 Мая, 9 Мая, 7 и 8 ноября, 1 января и еще совсем невнятный День Конституции, прыгавший по календарю. Всего одна неделя на весь год.
Первомайский праздник имел особую прелесть. Потому что его политический подтекст (международная солидарность трудящихся) со временем полностью истерся, а абстрактное «Мир! Труд! Май!» ни к чему особо не обязывало и никакого особо пламенного отношения не предполагало.
Немаловажно, что для большинства советских граждан это время планово-непланового отдыха, приходящееся на самую цветущую пору, было как нельзя кстати. Потому что весной, когда все вокруг цвело, чирикало, жаждало любви и купалось в ласковых лучах солнца, сидеть за столом, стоять за станком или чинить трактор было особо напряжно. А порой и просто невыносимо!
Правда, давая населению два нерабочих дня, государство немного лукавило. Потому что один из них был не таким уж нерабочим. Первомайская демонстрация трудящихся не оставляла многим возможности выбора. В демонстрации нужно было участвовать. Так, правда, было не всегда. Но к 80-м годам демонстрировать всенародную поддержку без задействования административного ресурса было уже опасно, трудящиеся могли предпочесть куда менее публичную праздность.
Статисты и корифеи всенародной поддержки
Однако полноценному празднику Первомая это все же не мешало. Массовые праздничные демонстрации трудящихся, приуроченные ко дню 1 Мая и повсеместные на всем пространстве СССР, за полвека бытования стали традицией.
Но напрасно думать, что охваченные классовым состраданием массы неорганизованно перли на площади хаотичными толпами с самодельными транспарантами. Самодеятельность могла иметь место где-нибудь в глухих совхозах-колхозах, скрытых от глаз предстоящих. Но не в столице союзной республики.
И чем крупнее был населенный пункт, тем больше мастеров принимало участие в «настройке» праздничных шествий. Потому что демонстранты приходили и уходили, а руководителям предстояло еще отчитаться перед вышестоящими — сколько человек они «вывели», чем выделялась и как была украшена их ведомственная колонна. Так что организацией любого значительного формирования занималось великое множество профессионалов, организаторов, оформителей и «освобожденных специалистов» (профоргов, парторгов, комсоргов, завкомов и прочих.)
Самые крупные и организованные силы были задействованы в праздничных демонстрациях в столицах союзных республик. Никто, конечно, не собирался конкурировать с Москвой, где с Мавзолея на бесконечный людской поток взирали, всматриваясь в высоко поднятые портреты, словно в зеркала, высшие иерархи страны. Но конкуренция «республик свободных» друг с другом была нешуточная.
Алма-Ата — впереди Москвы!
И тут наша Алма-Ата была не на последних местах! Достаточно сказать, что столица Казахстана, как то и приличествовало второму по площади субъекту Советского Союза, обзавелась в 1980 году самой просторной площадью для подобных демонстраций.
Как утверждалось в те годы, парадный плац столицы Советского Казахстана по размерам своим превзошел все подобные площади СССР, включая Красную. Не берусь свидетельствовать в истинности тезиса, но известно, что именно за архитектурное решение этого пространства большая группа казахстанских архитекторов и строителей была удостоена престижной Государственной премии Советского Союза. А сама «Новая» получила высочайшее имя, в 1982-м ее переименовали в площадь Брежнева.
А «открылась» Новая площадь именно первомайской демонстрацией трудящихся алматинцев 1 мая 1980 года. Понятно, что власти Казахстана в глубине души рассчитывали утереть носы соперникам из других «республик свободных».
Вот тут и выдался неожиданный казус.
Оказалось, что создать огромную площадь легче, чем достойно наполнить ее праздничным людом. Когда алматинцев запустили во всю ширь, праздничная колонна, при том, что люди не очень спешили и шли медленным шагом, растянулась таким широким фронтом, что проскальзывала мимо трибун на одном дыхании. На старом месте (площади Ленина) демонстрации затягивались на часы, а тут мелькала буквально за несколько десятков минут. Построенная явно «на вырост», Новая площадь не соответствовала населению тогдашнего, скромного еще, города-миллионника. Особенно впечатлительно это несоответствие просматривалось с высокой трибуны (утраченной в период кардинальной перестройки площади под чаяния нового Казахстана).
Позже организаторы стали лукавить и уже не использовали все пространство Новой площади полностью, ужимая праздничную колонну и прижимая ее к трибунам.
И 100 грамм в подворотне...
Но, несмотря на волюнтаристский момент принуждения, имевший место на закате социализма, Первомай все равно до конца оставался вполне полноценным праздником. Потому что само шествие по площади со знаменами, транспарантами и портретами под музыку, крики и лозунги было лишь кульминацией праздничного дня. Дня, который зачинался рано утром со сбора ведомственных колонн в определенных местах города и продолжался долгим выходом к площади мимо торговых лотков, неформальными встречами с друзьями-товарищами и знакомыми-родственниками, спонтанными песнями-танцами в тени ажурной весенней листвы. И легким флиртом возбужденных юношей с красивыми, празднично одетыми девушками. И периодическим исчезновением мужской части демонстрантов в ближайших подворотнях и подъездах (откуда они выныривали обратно с мутноватыми глазами, красными носами и в еще более приподнятом настроении). И безобидными шутками, а то и откровенными скабрезными анекдотами в адрес тех, кто молча взирал на все это с портретов...
А после окончания шествия, уже в ускоренном темпе, все разбегались по паркам, стадионам, званым и незваным обедам, дачам, уличным концертам, гостям, встречам. Чтобы насладиться атмосферой весеннего единения, но отнюдь не с далекими прозябающими в бесправии рабами мирового капитала, а с любимым городом и любимыми горожанами.
Еще одним важным моментом Первомая была вовлеченность во всенародное торжество детворы, которая ощущала праздник без взрослой иронии, а потому любила его еще более искренно и честно, чем все прочие.
Точкой первого дня Первомая обычно становился праздничный салют, который, несмотря на полное отсутствие китайской пиротехники, в Алма-Ате был виден отовсюду.
