Фрагментарность впечатлений порождает иллюзии. Ну вот, к примеру, недавно я несколько дней провел в самом южном мегаполисе Казахстана. И все эти дни в Шымкенте (Чимкенте) каждый день шли дожди и гремели грозы. Если бы мои контакты с этим городом тем и ограничились, то я вполне мог бы сделать вывод о том, что он и есть самое дождливое место в РК. Этакий «Черрапунджи Казахстана».
Чтобы понять что-то в истории, необходимо начинать с географии. Однако и географию периодически необходимо поверять историей. Только так можно получить относительно правильное представление о части и представить себе целостную картину мира. Вот почему мне так нравится возвращаться туда, где я уже бывал, и вновь прикасаться к чему-то, когда-то увиденному. Бродить по старым тропам, открывая то новое, что появилось на них в мое отсутствие.
Наша семья связана с югом Казахстана. Там похоронены пращуры, там проистекали осевые моменты родовой истории. Так что увлекательные рассказы про «Туркестанскую мечеть», построенную хромым Тимуром, я впитал в самом раннем возрасте. Вместе с повествованиями об огромном мавзолее, где похоронен Ахмед Ясави, и где неискушенному «легко заблудиться» в лабиринтах, в нашей семье передавался из поколения в поколение облицовочный кирпичик, подобранный кем-то когда-то из мусора, осыпавшегося с декора ветшавшего памятника.
Кирпичик этот, отливавший глубочайшей синевой средневекового космоса, трудно было выпустить из рук. Из его темного зеркала, будто из волшебного портала, прямиком в душу увлеченного историей отрока истекал реальный поток образов и отсветов эпох, будораживших воображение причудливыми соединениями суровой правды и сказочных домыслов. Все это вызывало страстное желание увидеть вожделенный Туркестан своими глазами.
Кирпичик этот до сих пор хранится у меня...
1978-й. Первое прикосновение
Впервые мне удалось мельком углядеть мавзолей Ходжи Ахмеда из окна поезда. Это была знаменитая «восьмерка» — скорый, ежедневно отправлявшийся из Алма-Аты в Москву. Туда, в «столицу нашей Родины», согласно заповеданным правилам, родители и повезли нас с сестрой в далеком 1970-м.
Предмет вожделения я узнал сразу, как только он замаячил на горизонте. Молчаливо возвышающаяся на околице над россыпью плоских туркестанских домов громадина поразила своей нарочитой отстраненностью от современности и упорным монументальным молчанием. Пока видение маячило в отдалении перед глазами, я, прильнув к окну, был весь там, позабыв даже о предстоявшей встрече с Москвой. Мне яро жаждалось хоть на денек задержаться тут, в Туркестане...
...Но в Туркестан я впервые попал лишь в 1978-м в составе съемочной группы «Казахфильма», где я работал ассистентом оператора кинохроники. Вместе с режиссером Ариком Машановым и оператором Валерием Арстанбековым мы снимали ролик об охране памятников в Казахстане. Вот тогда-то и довелось, наконец, подойти и с благоговением прикоснуться к той самой «Туркестанской мечети», о которой столько рассказывали родственники и приятели, — знаменитой ханаке Ахмеда Ясави. Комплекс потряс своими масштабами, которыми он по-прежнему подавлял не только распластавшийся неподалеку сонный городишко Туркестан, но и весь регион, где не было в те годы ничего равного по высоте и объему.
Колоссальное строение, непохожее ни на что другое, в те годы одиноко торчало посередь громадного пустыря, развороченного археологическими раскопками и местными строителями, привычно ковырявшими тут старые кирпичи и глину для выделки самана. Перед грандиозным порталом, обращенным к восходящему солнцу, за пустошью начиналась степь. А сзади, но также на расстоянии, скромно лепились первые многоэтажки Туркестана.
Основания куполов и пештак обрамляли строительные леса реставраторов. Судя по выбеленному солнцем дереву, поставленные далеко не вчера. На башне северного минарета, за «кокандскими зубцами», маячил ржавый остов триангуляционного знака. Машины могли подъезжать к зданию вплотную, но наплыва автотранспорта не наблюдалось.
В те годы в стенах туркестанской святыни как раз организовывался музей. Несмотря на то, что всюду еще проступали следы запустения и не был возвращен из Эрмитажа главный объект интереса и поклонения бронзовый казан Тимура, у паломников «Ходжа Ахмед» пользовался вниманием по-прежнему, а профсоюзных туристов уже привозили туда автобусами. Но туристы не мешали друг другу, а паломники приезжали не каждый день.
Зато всяк желавший мог запросто пройти в саму усыпальницу Хазрета и прикоснуться к надгробию великого суфия. Вся ханака потрясала изобилием помещений, закоулков и закутков, размерами скрытого внутри стен пространства. Все это без исключения также было открыто для посещения любому приобретшему билет в кассе музея. И само это блуждание без экскурсовода по пыльным переходам оставляло одно из самых острых ощущений от посещения комплекса.
Много времени тогда мы провели на крыше, у куполов, над облицовкой которых тогда неспешно трудились узбекские реставраторы. Вид с крыши поражал отверзшимися горизонтами, замкнутыми на севере туманным хребтом Каратау. Но внизу ничего достойного преткновения взгляда не отмечалось.
1994-й. Подчищая за Тимуром
Мало что поменялось и в следующий приезд, когда удалось попасть в Туркестан, сопровождая в качестве гида другую съемочную группу — чехи приехали в Казахстан знакомиться с нашими туристическими возможностями и не смогли проехать мимо «Ходжи Ахмеда». «Мечеть» все еще оставалась музеем, хотя возвращенный из Эрмитажа казан уже стоял на своем прежнем месте. А над куполом, уже терявшим плитки узбекских реставраторов, обреченно молчал башенный кран турецких профессионалов.
Однако в те годы памятник был все еще необитаем и пустынен. И вполне демократичен. Испросив разрешения, можно было опять же выйти на крышу. Сверху вся земля вокруг уже напоминала строительную площадку после Тимурова строительства. На окружающем ханаку пустыре началось возведение того самого, хорошо ныне известного каждому туристу «старого Туркестана» с «настоящими» крепостными стенами и воротами!
Вообще говоря, история реставрации грандиозного культового комплекса в Туркестане захватывает не менее чем история его строительства. Возведение небывалого памятника Хазрету, начатое по личному поручению грозного Тимура, так ведь и не завершилось — заказчик умер раньше, чем подрядчики отдали зданию ключ. После, правда, многие другие властители пытались довоплотить задуманное Железным хромцом, но это никому из них так и не удалось — возможности, да и масштабы личностей были уже не те.
Потому-то так трудно понять, в какой момент закончилось строительство и началась «реставрация» одного из самых величавых памятников архитектуры и истории Средней Азии. Специфика постройки практически без фундамента при дерзких параметрах сооружения предопределила слабые места. Неслучайно именно «Ходжа Ахмед» стал одним из первых архитектурных объектов в Туркестанском крае, на ремонт которого были выделены деньги из казны Российской империи. «Царские контрфорсы», подпирающие стены одного из углов, появились, дабы спасти здание от расползания. Они и сами уже настолько ветхи, что многие принимают их за исконные элементы декора.
Когда воинствующие безбожники в СССР изгнали из комплекса последних последователей суфийского культа, а знаменитым казаном украсили один из залов Эрмитажа, опустевшее помещение, казалось, было обречено. Но что-то, может быть, какой-то высший промысел спас святыню от разрушения. Многие взгляды и акценты в отношении собственной истории поменяла страшная война, так что в конечном итоге бывший храм-усыпальница на многие десятилетия... стал объектом перманентной реставрации. Ею в разное время занимались и узбеки, и россияне, и турки. И свои мастера, для которых этот объект стал «школой реставрации».
2001-й.Сколько лет Туркестану?
Мотаясь с товарищем на машине по югу Казахстана, мы, конечно же, не минули Туркестана. И на сей раз визит к «Ходжа Ахмеду» не ограничился одним днем.
После помпезного юбилея Туркестана поездка туда стала не только содержательной, но и приятной. В городе понастроили вполне комфортабельных (для своей эпохи) гостиниц, а знаменитые памятники, наконец-то дореставрированные — во многом стараниями турков, заиграли как новенькие игрушки. Именно тогда одинокая ханака постепенно начала обрастать своим «историческим» окружением. Воссозданными стенами и воротами цитадели, банями, домами и колодцами, выкопанным из-под остатков кокандской крепости мазаром Есим-хана. И даже выстроенным заново мавзолеем-спутником, принадлежавшим Рабие Султан Бегим, дочери Улугбека и супруге Абулхаира.
Полуторатысячелетний юбилей Туркестана, несмотря на определенную неоднозначность оценок, пошел «Хадже Ахмеду» на пользу. Хотя, положа руку на сердце, никто толком не знал истинного возраста юбиляра.
Да, никаких закладных досок с актами о начале строительства города обнаружено не было. А первое письменное упоминание о Ясах принадлежит перу заезжего армянина царя Гетума Первого, который в поисках справедливости ездил к монгольскому хану Хулагу. Но это свидетельство относится к середине XII века и не имеет к нашему празднику никакого отношения. А что имеет? Археологические же подтверждения, по которым можно установить (весьма туманно), что поселение на холме Куль-тобе (недалеко от мавзолея Ходжи Ахмеда) существовало уже в середине первого тысячелетия, не вызывали особой уверенности у самих археологов.
«Появившаяся десятилетие назад в средствах массовой информации дата — 15 веков — получена на весьма ограниченном комплексе материалов». (Тогда еще такие осторожные замечания исследователей имели место.) «...Датировки на основе сравнительного анализа керамики оказываются размытыми и не строго определенными, тем более если сравнительный комплекс количественно ограничен».
Но тем не менее юбилей прошел успешно, юбиляр остался доволен. А объективная дата... Да в ней ли дело? Уже тогда у средств массовой информации появились «новые сведения» о том, что юбиляр сильно занизил свой возраст, можно было бы отметить и 2000-летие.
(Окончание следует.)
