Внук нигерийских шаманов поставил в Казахстане гениальный «Зов степи»

Рождения балета «Зов степи» все ждали с большим волнением и нетерпением. Мировая премьера прошла на сцене «Астана Опера» 15 и 16 декабря прошлого года. И, если бы можно было подобрать только три слова для того, чтобы описать этот балет, то смело можно отметить — он зрелищный, масштабный и завораживающий.

Внук нигерийских шаманов поставил в Казахстане гениальный «Зов степи»

В преддверии премьеры театр амбициозно заявлял, что «Зов степи» станет визитной карточкой «Астана Опера», и это были не пустые слова. Балет не просто рассказывает об истории и традициях казахского народа, он говорит об общечеловеческих ценностях, дает возможность задуматься над смыслом жизни, мотивирует к реализации мечты, что делает его понятным в любой точке земного шара, а также абсолютно уникальным благодаря оригинальной музыке и национальному колориту.

Весьма интересной и необычной в этом балете оказалась хореография. Удивительно, как балетмейстеру-постановщику Патрику де Бана удалось найти тонкую грань и через современный язык танца с элементами традиционных национальных движений раскрыть душу казахского народа. От этого спектакль выглядел не только актуальным, но и был просто красивым. В танцевальные композиции вошли дуэтные эпизоды Сына/ Мастера и Музы, Отца и Матери, а также сольные вариации героинь и чувственные адажио. В эксклюзивном интервью стало известно, как все это Патрику де Бана удалось воплотить. Но разговор получился не только о премьере спектакля, а еще и о нем самом — удивительном человеке, потрясающем собеседнике и о профессиональном хореографе, который своими необычными, волшебными постановками просто завораживает зрителя. Причем как искушенного высоким искусством балета, так и того, кто только начинает знакомиться с его работами.

— Господин де Бана, расскажите, пожалуйста, о своей работе над балетом «Зов степи». Он оказался весьма необычен в вашей постановке, особенно введенные вами персонажи древних Духов животных...

— Может, потому, что мне все это очень близко. Мои бабушка и дедушка были шаманами в Нигерии. Впрочем, я тоже оказался не совсем обделен судьбой в этом плане. Иногда и я могу что-то чувствовать, что-то ощущать — нечто необычное, не присущее этому миру. Но поскольку я все-таки творческий человек, у меня это сублимируется в мои постановки, новые элементы хореографии. И знаете, что самое любопытное? Я умею видеть свои спектакли как мужчина и как женщина — мне говорили, что если в роду есть шаманы, то их потомок сможет подходить к творческому видению с двух сторон. Хотя, если честно, я иногда больше чувствую женские роли в тех балетах, которые ставлю. В этом нет ничего необычного — на меня сильное влияние оказала именно моя бабушка, вот от нее-то скорее всего и передалось мне понимание многих вещей в этой жизни на интуитивном уровне.

— Помогает ли это понимание вам в реальной жизни, не только в творчестве?

— Как в моей работе, так и в моей жизни я стараюсь не раздумывать, а просто прислушиваться к своему внутреннему голосу, который для меня звучит особым камертоном. Так что получается, что я руководствуюсь по большей части своей интуицией. Думаю, что это также передалось мне от моих предков по женской линии, ведь у шаманов преемственность происходит именно так. К слову, моя сегодняшняя команда знает меня очень хорошо, они учитывают мои предпочтения — что мне нравится, а что — нет. Мы открыты друг другу в рабочих моментах, я обычно делюсь с ними своими мыслями по поводу того или иного проекта, а они уже потом выдвигают свои предложения — как все это может быть, как все это представить в наилучшем свете. Но для того, чтобы у нас сложилось столь ясное взаимопонимание, у меня ушло много времени на поиски подходящих мне по творческому духу людей. Однако именно с теми, кто находится сегодня рядом со мной, я разговариваю на одном, общем с ними языке искусства. Его проявления заключаются в двух аспектах — вопросе доверия друг другу и в вопросе свободы творческого выражения. Потому что я твердо убежден — артисту, чтобы творить, нужно быть свободным, ему нельзя диктовать, заставляя насильно воплощать что-либо, пусть даже это относится к творчеству. Помогает нам также и то, что я люблю слушать людей. Мне нравится, когда моя команда делится своим видением того или иного спектакля, над которым мы работаем в определенный момент времени.

— Балет «Зов степи» произвел фурор не только на сцене театра «Астана Опера», но и нашумел в социальных сетях — фанаты вашего творчества были в восторге...

— И я очень был этому рад, тем более что в Инстаграме я общаюсь со своими поклонниками лично, тогда как в Фэйсбуке есть две страницы, посвященные моим творческим проектам. Одна из них ведется моими фанатами, вторая — профессиональная страница, которую ведет мой брат, являющийся моим менеджером. Зато в Инстаграме, повторю, я словно веду свой личный дневник, в котором один раз в день размещаю один пост — картину, фотографию, что-то, отражающее мои эмоции, присущее лично мне. Поэтому моя страница там — это Инстаграм не хореографа Патрика де Бана, не танцора, не артиста балета, это страница Патрика де Бана — просто человека.

— Насколько постановка этого балета, возможность реализовать его на сцене казахстанского столичного театра «Астана Опера» совпала с вашей давней мечтой о его воплощении?

— Если говорить о себе, то я могу сказать, что воплощаю все свои постановки для людей. Ведь для меня главное — это иметь возможность общения с моей публикой, а также возможность дарить им любовь. Эти два параметра для меня намного важнее, чем, скажем, слава, деньги или возможность прослыть VIP-персоной. Если вернуться к проекту «Зов степи», то я посвятил его, во-первых, артистам балета театра «Астана Опера». Я специально сделал это для них, поскольку это молодая труппа, и они нуждаются в хорошей творческой подпитке. Этот спектакль я захотел подарить всем матерям в мире.

— На кого равняетесь вы сами в своем творчестве и почему?

— Для меня было бы исполнением прекрасной мечты когда-нибудь встретить гениального артиста балета Вацлава Нижинского. Может быть, перекинуться с ним парой фраз о балете за ужином, но, к сожалению, это невозможно. Хотя для меня он всегда представлял и будет представлять собой этакое абсолютное, божественное сумасшествие в хорошем смысле этого слова. В самом что ни на есть его позитивном значении. Знаете, ведь он был тем артистом, который буквально летал на сцене — неслучайно его прозвали «человеком-бабочкой». Мне посчастливилось работать над проектом балета «Свадебка», который как раз был посвящен Нижинскому в дни его пребывания в доме для умалишенных. Это была странная работа — предстояло воплотить фантазии, показать то, что «видел» этот, как ни крути, но гениальный человек. Это было грустно, что и проявилось у меня в работе над спектаклем. Нижинский тоже был очень чувствительным человеком. Несмотря ни на что, он полностью и без остатка посвятил свою жизнь, эмоции служению высокому искусству балетного танца, за что ему и пришлось расплачиваться впоследствии. Но я его понимаю. Для меня, чтобы постоянно что-то творить, также необходимо контактировать с грустью, грустными эмоциями. Для меня это, как ни странно, ресурс самого настоящего вдохновения. Ведь грусть может быть очень красивой, и потому это чувство меня, в отличие от большинства людей, направляет по настоящему пути в творческом процессе.

— Очень красиво воплощена грусть в Санкт-Петербурге, где танцевали многие знаменитые артисты балета, прикасаясь к вечности, воплощенной в этом городе...

— О, да! И я хотел бы при этом отметить знаменитого Андриеса Лиепу, который был тем, кто показал мне это. Когда я впервые оказался в Северной Пальмире, для меня это явилось сродни прогулкам по Венеции, поскольку я очень большой поклонник барокко. И если бы у меня была такая возможность, то я хотел бы перенестись на машине времени из 2021 года в какие-нибудь 1700-е, когда в искусстве царствовала эпоха этого стиля — такого величественного и непередаваемо прекрасного. Ведь в то время жили великие певцы, творили великие композиторы. Так что вы меня понимаете — я часами гулял по Санкт-Петербургу, впитывая в себя всю его строгую красоту и чувствовал себя просто донельзя довольным ребенком. Более того, мне казалось, что я слышу музыку проспектов и улиц, мелодии, льющиеся из окон дома Анны Павловой, музыка в моем воображении исходила даже от лестниц, по которым ходили Карсавина и Нижинский. Я был просто в раю.

— Какими еще самыми запоминающимися событиями в вашей творческой жизни вы хотели бы поделиться? Какие из них для вас до сих пор имеют значение?

— Я, наверное, могу назвать себя счастливчиком, потому что в моей жизни появлялись правильные люди, которые говорили мне правильные вещи, и которыми я затем мог воспользоваться для своего дальнейшего пути. Так что у меня были хорошие учителя, и, слава Богу, мне хватало ума прислушаться к их советам. Именно они дали мне ту серьезную основу, тот фундамент, благодаря которым теперь я могу самостоятельно идти по жизни, не сбиваясь. Но есть один момент, который я буду помнить всегда, — однажды мне довелось побывать в некоем частном музее, где я смог подержать в своих собственных руках балетные туфли Вацлава Нижинского. Я будто воочию смог прикоснуться к своему творческому кумиру, так что этот эмоциональный лично для меня момент я никогда не забуду.

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Популярно в соцсетях

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру