Одним из ярких показов на этой выставке по сочности красок и создаваемому впечатлению стали семь работ алматинской художницы Асель Кенжетаевой, выполненные изначально в графике, а затем увеличенные и распечатанные на холстах.
Не приговор. И не модный
За Асель Кенжетаевой давно с любопытством «наблюдаю» в социальных сетях. Веселая, озорная, свободная в мыслях, взглядах, высказываниях, обладающая большим чувством юмора и самоиронией: такой она видится через свои посты в «Фейсбуке». Два из последних: «Не, а че ни одного рецептика с... настоечкой, наливочкой? А?)))) Или про похмельный секс животворящий?))) Все какие-то полумеры: сода, куркума, огурцы, витамин Д!!!!!)))))», «Pantone сделал цвет для менструирующих женщин, я сделала цвет для всех женщин! Менструируйте, женщины, чем хотите!!!!!!». А мы встретились с ней в реальности, поговорили о манере ее самовыражения, о ней самой и о последнем тренде Pantone, кстати, тоже.
А такое хулиганство художницы в сетях и в творчестве кого-то провоцирует на споры и уят, а разумных и самодостаточных умиляет и забавляет. Потому как свободная женщина и в своих художественных работах остается независимой от общепринятых стереотипов. Графика Асель Кенжетаевой с добавлением в нее перчинки откровенности выдает талант явный, стиль и почерк узнаваемый. Он у нее с привкусом гламура, в чем проявляется образование художника по костюмам, когда сама природа женщины подталкивает наблюдать за изменениями в моде, а натура художника — отражать и воплощать их в своих идеях.
В работах Асель главное место отдается женщине, ее развитию и, возможно, падению... Но при первом взгляде на галерею созданных художницей образов визуальный ряд вызывает просто приятное впечатление от яркой палитры красок и воздушности композиции, позволяющей каждой героине раскрыться без отвлекающих фонов и реквизита вокруг нее. И только затем, внимательно рассмотрев детали, старательно продуманные, прорисованные, прописанные, происходит погружение в суть работ, в их смысл, открывающий хрупкий и многосложный характер и мир «моделей».
Валерия Ибраева, куратор этой выставки, в пресс-релизе написала всего два предложения: «Асель Кенжетаева довольно много работает в направлении феминистского дискурса. Стилизуя свои акварели и гуаши под картинки из модных журналов, она скрывает обнаженное тело под наворотами традиционных нарядов, включая даже паранджу».
Навороты-повороты и наряд из корпеше
А навороты серьезные. На каждой фигурке женщины мы видим нагромождение разноцветных восточных тканей, подушек, корпеше (казахских традиционных матрасов), всевозможных женских национальных украшений на всех частях тела, начиная от ушей, головы и заканчивая щиколоткой ног. И это уже не обереги и серебро, а утяжеляющие судьбу женщины условия существования и выживания в нем. Оставайся красивой, работай и угождай — об этом больше смысловой разговор.
Серия работ Асель Кенжетаевой, которую сегодня можно увидеть на представленной выставке, называется The burning kelin с темой «Приданое». Сама художница говорит, что воодушевилась на ее создание идеей Международного фестиваля Burning Man («Горящий человек»), ежегодно проходящего в пустыне Блэк-Рок в Неваде. Он длится восемь дней, в последний из которых на закате сжигается огромная деревянная статуя человека. На фестиваль приезжают знаменитые музыканты, художники, скульпторы, превращая пустыню на несколько дней в одно художественно-музыкальное полотно свободного самовыражения.
— Асель, каких женщин вы представили на этой выставке?
— Эту серию мне хотелось усилить и укомплектовать образами казахской женщины во всех ее ипостасях, — говорит о концепции своего арт-проекта Асель Кенжетаева. — Но только женщины, ни в коем случае не девушки на выданье, как наш излюбленный казахский типаж, или бабушки-апашки. У нас будто больше вариантов нет и женщин нет, и никаких эпох, и возраста также нет: почему-то или невеста, невинная вся такая в косах, в саукеле, к поцелуям зовущая, или уже такая святая-пресвятая бабушка. Я постаралась представить отрезок жизни женщины от 30 до 50-60 лет, когда она в своем сильном возрасте, но еще полна надежд на светлое будущее.
— Почему именно женщина?
— У меня все творчество связано с женщиной. Это мне близко. Через национальные идеи стараюсь преподнести женское, и не только казашки. У нас в Казахстане проживают люди разных национальностей, и мы пропитаны культурой друг друга и стали непонятно кем по национальной принадлежности. Но традиционность все равно сохранилась в женщинах Казахстана. В каких-то других странах Средней Азии, возможно, все иначе, и я не буду говорить про исламские государства. В своих работах стараюсь быть максимально многословной, потому все они требуют долгого рассмотрения, чтобы увидеть, что каждая деталь, каждая штучка, иногда, может быть, незаметная, несет свою мысль. Вот, к примеру, серебряные пуговицы, увеличенные в объеме: ранее они служили как декоративный элемент, а также функциональный, а у меня они намеренно утяжеляют образ женщины. И за ее спиной черный камзол, украшения, изображенные как гири. И эти нарисованные корпешки тоже означают, что женщина постоянно что-то должна делать и всюду кому-то чем-то обязана. Хочу сказать, что в нашем обществе, на первый взгляд красивом и свободном, тем не менее утяжелители для женщины есть. И она не так свободна, как может показаться. И не все вокруг так уж прекрасно.
— В чем проявлены эти утяжелители?
— В положении женщины в обществе, ущемлении ее прав. Недавно прочла статью, в которой говорится, что муж постоянно избивает женщину, а сам из органов, потому она ничего не может сделать и доказать. Даже если она куда-то напишет заявление, то ее дело даже не станут рассматривать, потому что ее мужа поддержат его коллеги. И женщины в большинстве пребывают в страхах, испуге. Кого-то в поезде насилуют, и преступнику дают всего два года наказания за это. Не люблю копаться в таких историях, но когда слышу их, в душе остается боль и хочется ее как-то выразить. А поскольку я человек сама по себе яркий в плане красок, то не люблю высказываться грустно, чтобы то ни было, оттого в моих работах много иронии, юмора, смешения, казалось бы, несовместимых красок.
Черный камзол
— Этот черный камзол, слегка обозначенный из-за спины женщины за нагромождением ярких тканей, он о чем?
— Пока еще женщина в Казахстане светская, но ее потихоньку начинает настигать черное покрывало религии, и я тоже это отражаю в своих работах. Исламизация уже начинает кое-где проявлять себя, и при этом многие женщины, выходя замуж за какогонибудь традиционалиста, начинают жить якобы по законам ислама. А сами никогда Коран не читали, не знают ни одной суры. И мужья их нередко далеки от того, что проповедуют, считая нормальным, что их жены, часто в положении, полный рабочий день находятся в офисе, а до начала работы и по возвращении домой прислуживают и мужу, и его родителям, и детям. Мы-то живем в Алматы, самом европеизированном мегаполисе, и нам легче, но это всего девять процентов от женского населения Казахстана. А как живут наши женщины в той же глубинке!
— В чем для вас выражается уят?
— Для меня уят больше касается не физических, а этических норм. Я вижу уят в жадности, в отсутствии каких-то благородных поступков, стремлении к учебе, и лень — уят. Возможно, если бы я росла в другой среде, атмосфере, я бы думала иначе. Но вокруг меня всегда было искусство: руку протянуть, и книжка в ней. Мама — музыкант, дедушка и бабушка — оперные певцы, папа — писатель. Уятов в нашей семье никаких не было. Акценты ставили только на профессиональных и общечеловеческих ценностях.
Говорящее дефиле
— Глядя на работы, легко представить подиум с дефилирующими по нему «моделями». Не хотите устроить реальный показ?
— Иногда мне говорят, что я пропагандирую традиционные эталоны красоты, модельные. Просто мое образование художника по костюмам отложило свой отпечаток на стиль в творчестве. Я росла на Готье, на Гальяно, на их коллекциях. У меня много любимых дизайнеров, и присутствие любви и страсти к моде сидит внутри, потому я всегда максимально выражаю себя через костюм в живописи и графике.
А мода на самом деле стала не только интересной, но и действительно говорящей. И если смотреть на образы, написанные мной, и не вдаваться в подробности, то они визуально кажутся просто красивой картинкой. Но когда зритель читает название работы или серии работ, то оно дает ему поворот в сторону размышления. А если делать выставку как реальное дефиле, то хотелось бы, чтобы в показе все было настоящим. То есть если это серебряные украшения, то они должны быть из серебра. Если это материалы, ткани, то аутентичные: если узбекская ткань, то настоящая; если это казахский войлок, то натуральный. Но все это очень энергозатратно и материально дорого.
Я веселая женщина!
— Какая вы женщина, Асель?
— Я не знаю, я веселая женщина. Но в работе отличница, потому что никогда ничего не делаю в последний момент. Я и училась так же, и всегда рисовала с удовольствием, и все делала вовремя, успевая и погулять, и отдохнуть, и предаться каким-то любовным историям в студенчестве. И сегодня моя работа — это исполнение мечты стать художницей и рисовать, заниматься тем, что представляет для меня и наслаждение, и отдых.
— Вы похожи на какой-нибудь из созданных вами образов?
— Наверное, чуть-чуть на вот этот (показывает на двуликую мадам). В ней, как и во мне, есть немного нахальства, чуть загруженности, потому что я тоже восточная женщина, даже если и освобожденная от предрассудков.
— Есть какое-то отличие казахстанской женщины, например, от европейской или американской?
— Мой друг, проживающий в Европе, сказал, что там не то чтобы не воспринимаются какие-то сексуальные темы, но сама женщина не должна представлять собой сексуальный объект. Женщины в Европе не одеваются, как мы, не делают макияж. Они ходят в мужских рубашках и брюках и стараются быть во всем наравне с мужчинами. Возможно, там в какой-то степени утеряны женские черты, я не говорю, что повсеместно, но, видимо, в какой-то корпоративной среде.
После этого диалога не знаю, сохраним ли мы в свете меняющихся событий свою женственность, но достоинство — точно, пока есть мыслящие и образованные женщины. А подобные выставки дают серьезную почву для размышлений.
