Кровожадные кентавры: материальная основа мифа
Неказистость степных лошадей никак не сходится с их значением в истории цивилизации. Так часто случается — скромная внешность скрывает от зашоренных глаз подлинное величие. Нет в этих коньках ни грации арабских скакунов, ни аристократизма английских пород, ни силы русских богатырских бугаев. И если бы старина Д’Артаньян отправился на подобной сивке в кичливый Париж, то его, возможно, засмеяли еще в родной Гаскони. Однако...
Однако именно от поступи этих малорослых трудяг периодически содрогалась в конвульсиях великая Евразия. Время от времени именно они выносили откуда-то из глубин Великой степи дикие полчища непонятных, неожиданных и страшных всадников, несущих неминуемую смерть и неотвратимые беды для людей заката.
«...И вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом, и голодом, и мором...»
Так виделось это с Запада.
Еще во времена скифов (задолго до гуннов, тюрков и монголов) появился в Европе образ всадника, воедино слившегося со своей лошадью. Кентавра. Именно с этими, необузданными и дикими существами, по поверью порожденными черной тучей, бились за своих жен греки-лапифы. (Хотя у них же учились мудрости и великие герои античности, такие как Геракл и Софокл.)
Реальность кентавров оставалась несомненным фактом для жителей древней Европы. А на просторах Азии «кентаврический гибрид» являлся основной формой, смыслом и залогом существования. Человек в Степи рождался, жил и умирал в извечном слиянии со своим конем. А без коня он вообще не был человеком. Недаром подлинные степняки вначале учились ездить верхом, а уж потом ходить и разговаривать. Становясь, по сути, истинными кентаврами.
«...Они словно приросли к своим коням, выносливым, но безобразным на вид... День и ночь проводят они на коне, занимаются куплей и продажей, едят и пьют, склонившись на крутую шею коня, засыпают и спят так крепко, что даже видят сны» — так писал о гуннах римский автор Аммиан Марцеллин.
Храните деньги: о банковских счетах жителей Семиречья в начале XX века
Интересно, какие суммы и в каких банках хранили в начале прошлого века жители Семиречья, считавшегося одной из самых дальних окраин Российской империи? Чем вообще занимались в те годы банки?
Начнем с того, что (возьмем 1908 год) в области числилось всего два отделения частных банков — Русско-Китайского и Сибирского торгового. Конечно, выполнялись в них и привычные банковские операции. Но и непривычные тоже. К примеру, банки регулировали розничные цены, прижимая алчные аппетиты мелких хищников, спекулянтов и всяческих монополистов.
Дело в том, что на складах, принадлежащих банкам, в Верном содержалось большое количество товаров, особенно первой необходимости. Что было известно торговцам, и само по себе не давало чрезмерно подыматься рыночным ценам.
В «Обзоре Семиреченской области за 1907 год» читаем: «Вследствие продолжительной распутицы весною прибытие в Верный транспортов с сахаром и стеариновыми свечами запоздало, и в товарах этих начал ощущаться недостаток; торговцы, у которых были запасы, не упустили случая, и цены поднялись на сахар с 23-24 к. до 3040 за фунт, а на стеариновые свечи с 32 до 50 к., но это искусственное повышение цен немедленно прекратилось, как только стало известно, что ожидавшиеся отделением (Русско-Китайского банка. — Прим. авт.) транспорты получены в Верном».
Занимались банки и другими, достаточно смешными для нонешнего уразумения, вещами — например, содействовали населению и местным хозяевам «к более выгодному сбыту за пределы области льна, пшеницы и других хлебных растений», финансировали деятельность местных скупщиков сырья.
Оборот отделения Русско-Китайского банка составил в том году 18 миллионов рублей (тех еще рублей!).
Кстати, свои кровно заработанные денежки и в то время население держало не только в кубышках, но и в сберкассах: в шести центральных (при казначействах), тринадцати почтово-телеграфных и пяти «при учебных заведениях» к январю 1908 года хранилось два миллиона рублей. И это было немало: стоимость пуда пшеницы на Верненском базаре колебалась в ту пору от 55 до 65 копеек.
Верненский Коммунальный банк, который кочует с фото на фото, это уже начало советского времени. Время другое, но колорит еще прежний.
Казус: почему бюст казахского героя поставили в центре киргизской столицы?
В прошлый раз я рассказывал про Федора Шатрова, Героя Советского Союза, который и после окончания войны продолжал героическую деятельность. Еще одним из тех славных асов-победителей, кто также успешно продолжил свою летную карьеру в мирном небе, был Талгат Бегельдинов — единственный летчик-казах, на груди которого красовались целых две золотые звезды. Его славный летный путь закончился на сугубо мирном посту заместителя начальника Казахского управления гражданской авиации.
Любопытно, что бюст героя-казаха в советские времена на территории Казахстана так и не появился. И эта история сама по себе ярко характеризует отношение советских народов к героям вообще — и к летчикам в частности.
Напомню, что в те времена бюст при жизни полагался лишь тем героям войны и труда, на пиджаках и мундирах которых сияли две золотые звезды. Причем устанавливался такой прижизненный памятник только в том месте, где Дважды Герой впервые огласил эту грешную землю своим детским криком. Если учесть, что нежные годы многих советских людей пришлись на неразбериху начала столетия, доподлинно установить место рождения того или иного человека не всегда было просто.
Одним из тех казахстанцев, кому был положен памятник при жизни, и стал наш прославленный ас. В 1946 году, когда война закончилась и Бегельдинов уже слушал лекции в военной академии, возник неожиданный вопрос: а где, собственно, ставить памятник? В Казахстане? Или Киргизии?
Бегельдинов вспоминал: «Где я родился? Родители говорили мне: в акмолинской степи во время переезда в город Пишпек... Никаких свидетельств не сохранилось...» Так, по крайней мере, казалось самому герою.
Спорили долго. Но вот во время совещания у тов. Жданова, где должен был решиться вопрос и на котором присутствовали представители как Казахстана, так и Киргизии, киргизский оппонент неожиданно вытащил из портфеля сильный аргумент — «мятый клочок тетрадки», на котором якобы было написано, что Бегельдинов родился в Пишпеке. Это и решило спор.
Как позже вспоминал сам герой: «Повертел в руках товарищ Жданов эту бумагу с арабской вязью, написанную рукой какого-то муллы, улыбнулся: какой ни есть, а документ! И бюст установили во Фрунзе».
Так, в 1948 году бюст Талгата Бегельдинова появился в столице Киргизии, напротив исторического музея...
Педагогическая поэма: мальчики — налево, девочки — направо
Как известно, в прежние времена в учебных заведениях «цивилизованных стран» (в том числе и в царской России) практиковалось раздельное обучение. В уважающих себя городах, в том числе в нашем Верном, мужская гимназия непременно соседствовала с женской. Верный в этом отношении мог считаться типичным центром народного просвещения империи.
Образование, таким образом, оставалось вполне классическим, а соседство — вполне романтическим. Неслучайно «гимназистки румяные» оставили такой яркий след во всяких воспоминаниях, мемуарах, прозе, поэзии и кинематографии.
Когда в 1921 году новая власть покончила со старыми порядками, стало достоянием истории и раздельное обучение, воспринимавшееся как способ дискриминации женщин. Однако, как оказалось, покончить-то покончила, но не навсегда.
Во время Великой Отечественной войны, когда в советской идеологии возникла насущная потребность возврата похеренных традиций для укрепления патриотизма (в армии вспомнили прежние погоны, а служителям культа вновь разрешили проповедовать так, как было заповедано), в городах СССР вновь появились школы только для девочек и только для мальчиков. Это случилось в 1942 году. Правда, в общем числе такие школы так и не заняли заметного места.
Для чего произошло это разделение — толком никто не понимал. Но оно существовало до 1954 года, то есть до смерти Сталина и смены руководства СССР. Так что среди тех, кто учился в означенное время, встречалось немалое количество девочек, которых никогда не дергали за косички, и мальчиков, которых ничто не отвлекало от учебы.