Мы из одного поколения, много раз наши пути пересекались и в горах, и в городе у подножия гор. Бывало, собирались в одну экспедицию и ходили по базару, закупая продукты, потом работали все лето в одном лагере на леднике под пиком Хан-Тенгри, а вечерами передавали друг другу гитару. А сколько песен было спето у скал на берегу реки Или! А сколько скальных маршрутов прошел, пробил и подготовил для других скалолазов Юрий Горбунов! Не так давно встретила его в городе, обрадовалась, позвала чаю попить и поговорить...
На орбите Букреева
Юра был великолепным рассказчиком и очень хорошо писал. Я попросила рассказать о его дружбе с Анатолием Букреевым, о котором пишу книгу и которому в начале следующего года в Алматы будет установлен памятник. И Юра, и Анатолий приехали в свое время из России. Юрий Горбунов устроился зимовать на турбазу в Бутаковском ущелье. Он перебрался под крышу домика из палатки, где жил все лето вместе с другими приезжими альпинистами. А в полуподвале под квартирой алматинца Сергея Самойлова была теплая комнатка, и ребята часто ночевали там. Но злоупотреблять гостеприимством друга было неудобно, и Горбунов предложил Букрееву пожить вместе с ним на турбазе, куда через горы приходили спортсмены из поселка Горный садовод. Там Толя познакомился с лыжниками, которые помогли ему устроиться в сельскую школу тренером по лыжной подготовке.
Так Букреев обосновался в Горном садоводе. Одну стену барака заколотил старыми непарными лыжами. Или в качестве опознавательного знака, или заткнул таким образом щели в стенах. Он обитал в этом жилище обособленно, словно был центром собственной вселенной, и лишь немногие могли удержаться на его орбите. Одним из таких людей был Юрий Горбунов.
— На первой же тренировке в армейском клубе Бука сказал чемпионам СССР: «Ребята, вы как-то неправильно тренируетесь», — вспоминал Юра, попивая чай. — Он был лыжником, умел тренироваться и упорно стоял на своем, но на него косились. Когда же в его первый сезон пошли на высоту, он оказался выше всех. В команде была бешеная конкуренция, сильных спортсменов было много. Когда перед ним встала проблема, с кем бы сходить в двойке маршрут 5-Б категории сложности, я пошел с ним. Мы сходили на пик Литва на Юго-Западном Памире. Один сезон он пролетел, потому что выбил локоть, играя в футбол на Луковой поляне под пиком Ленина. До экспедиции на Канченджангу у него не было ни одного участия в чемпионатах Союза, и он не котировался. А вот когда на отборах во вторую советскую гималайскую экспедицию на Канченджангу Букреев поставил сборную СССР в неудобную позу, оказавшись на голову выше всех, его заметили.
Юрий Горбунов был в той звездной армейской команде Ерванда Ильинского, которая оставила свой след в истории спорта. И по горам хорошо ходил, и по скалам легко лазал, и километраж на скалах у него был огромный, и тело работало на автомате.
Он писал для горного сайта: «Меня часто спрашивают, почему я любил ходить первым на восхождениях. Потому что боялся. Стоять на страховке и наблюдать, как лезет человек, страшно. А если он еще и не умеет этого делать, то это вообще для сильных людей. Когда, имея отличную скальную подготовку, я занялся альпинизмом, больше всего меня поразило мужество людей, которые шли по маршруту, имея реальные шансы на срыв.
И когда мне указывали на мою излишнюю рискованность, я прекрасно понимал, что рискую меньше других, проходя сложные участки, даже если делаю это очень быстро. Как раз по причине страха перед горой я пахал на тренировках, в спортзале и тем более на скалах. Я обеспечивал свой запас умения, чтобы по возможности исключить эти проценты. Но главная причина, по которой я хожу первым, — это лень и слабость физическая. Гораздо легче пролезть первым 40 метров налегке, но якобы с большим риском, чем пройти те же метры с тяжелым рюкзаком или выколачивать крючья, летая маятником».
С уважением к духам
Юра Горбунов рассказал мне как-то несколько историй, которые вошли в мою книгу «Алматинские легенды». Их семья жила в Иркутске. У него был старший брат Владимир — спортивный парень, который однажды на спор переплыл ранней весной протоку на Ангаре, да так застудился, что у него отказали ноги. Полтора года он боролся с болезнью, выполняя различные упражнения, а потом надолго скрылся в тайге, где окончательно исцелился. Там Владимир познакомился с туристами и альпинистами, которые на выходные приезжали в лес, чтобы побегать на лыжах и полазать по скалам. Владимир начал тренироваться вместе со спортсменами, он брал с собой в тайгу младшего брата, пока не влюбился в молодую спортсменку и не уехал за ней в Алма-Ату. Маленький Юра продолжал наведываться в зимовья — он хорошо знал дорогу и проходил пешком 15-километровый путь от автобусной станции до избушек.
Летом альпинисты и туристы уезжали в горы, и зимовья, где после зимних походов всегда оставались крупы и консервы, пустовали. Юре было 12 лет, когда он взял с собой школьного товарища Андрея Васильева, которого ребята называли Васькой. Мальчишки шли по лесу, за ними увязались бездомные собаки. Вошли в зимовье и первым делом растопили печь, чтобы приготовить еду. Огонь занялся. Дети развесили сырую от пота одежду, и тут в стену словно ударили бревном. Однако на улице никого не оказалось, а собаки, сопровождавшие их от самой остановки автобуса, мирно лежали у входа. Потом послышался второй удар, более мощный, но на этот раз ребята побоялись выглянуть и забились на нары. Третий удар был таким, что из трещин в печи пошел дым. Они быстро оделись и провели ночь под навесом возле дома, боясь войти внутрь и нарушить чей-то покой.
Отец всегда учил: пришел в незнакомое место, попроси разрешения войти и остаться. Подошел к реке — испроси дозволения ее перейти, а вошел в лес — проси права побродить по тропкам. В зимовье мальчишкам этот урок преподали на практике, ведь у сибирских охотников принято кланяться невидимым хозяевам и просить о ночлеге, иначе быть беде.
На другой день дети долго бродили по лесу в поисках скалы под названием Идол, полазали по ее выступам, а когда спустились вниз по сыпухе, то потеряли в этой каменной реке всякие ориентиры. Долго ходили туда-сюда, искали тропу, а солнце уже сползало за горизонт. Юра понял, что надо идти вниз до самой реки, ведь тропа шла вдоль ее русла, только по другому берегу. Ребята устали, но оставаться под открытым небом на ночь в тайге страшно, и они продолжали двигаться, пока не увидели поваленное дерево, по которому можно было перебраться через реку.
— Я начал пробираться по стволу, цепляясь руками за торчащие ветки, а друг был позади меня, — вспоминает Юра, — и вот в какой-то момент я поднимаю глаза, смотрю на другой берег, а там стоит женщина. Как мне запомнилось, это была бурятка в белой рубахе с толстой черной косой, которой она нам махала, словно звала к себе. Я обрадовался—люди! Но в ту же секунду такая жуть напала, что я вжался в это дерево и зажмурил от страха глаза. Не знаю, сколько времени прошло, но когда я справился с собой, открыл глаза и обернулся, то увидел, что Андрей тоже затаился верхом на бревне. Река под нами была серьезная, и я говорю: “Васька, а Васька, пошли, темнеет уже”. А он отказывается идти на тот берег, говорит, что там баба какая-то стоит. При этих словах меня охватила вторая волна ужаса. Мы все-таки добрались в тот вечер до зимовья, а когда вернулись в город, я поведал эту историю отцу. Он сказал, что это была Синильга. Согласно сказаниям, хорошим людям с чистыми сердцами она показывает, где скрыто богатство, а плохому человеку от нее не уйти — заведет в болото.
Синильга
Легенда гласит: в семье одного тунгуса родилась дочь, а в тот день тайгу засыпали пушистые белые хлопья, и отец назвал ребенка Синильгой, что в переводе на русский язык означает снег. Красивая умная девушка стала шаманкой, ее помощниками были духи стихий, но в молодом возрасте она без видимых причин ушла из жизни. Девушку захоронили в колоде, выдолбленной в стволе, которую по местному обычаю подвесили к веткам дерева на берегу одной из рек Эвенкии. Однако дух шаманки не упокоился и образ ее являлся одиноким мужчинам. То вдруг кто-то невидимый стучал в окна, то в тишине слышался голос, то в ясную тихую погоду на улице возникало легкое дуновение ветерка, а в натопленной избе ощущался холод.
Одни шаманы с помощью своих бубнов и заклинаний обращались к Синильге за помощью, другие пытались отвадить дух от домов, где ощущали ее присутствие. Но если одинокий мужчина поддавался на ее любовный призыв, то в скором времени уходил из жизни.
Наученный таежным опытом и легендами, Юрий вслед за братом перебрался в Алматы, где стал хорошим спортсменом. Устроил себе землянку в урочище Туюк-Су на альпинистской базе, а когда тренировались на скалах недалеко от города, он по сибирской привычке решил присмотреть место и там. Потренировался — поспал, снова потренировался, снова поспал. Он полез на противоположный склон и к своему удивлению обнаружил большую яму, заросшую деревьями и кустарниками. Спустился в город за лопатой, а заодно узнал, что в этом месте когда-то была церковь, которую в годы революции взорвали коммунисты.
Юра копал целый день, а к вечеру разложил на земле свой спальный мешок, лег ногами к яме и застегнул молнию до самого носа. Понял, что его ноги находятся чуть выше головы, но переворачиваться не стал. Проснулся, когда почувствовал, что мешок тянут по земле, причем в сторону вырытой ямы. Если бы это были бродячие собаки, они бы выдали себя какими-то звуками, но спальник передвигался бесшумно. И Юра, оцепенев от ужаса, стал молиться одними губами: «Господи, помилуй...» Движение прекратилось. Спальный мешок больше не полз по земле, но утром Юрий обнаружил, что его ноги свисают над вырытой ямой.
Не только ученики и скальные маршруты остались после ухода Юрия Горбунова. Остались на бумаге и его незабываемые истории.
