Японию тоже трясет, а все японское мир считает супернадежным. Долгое время алматинцы, жившие в построенных японскими военнопленными домах, спали спокойно. Теперь эти крепкие, но устаревшие строения сносят, а город вместе с современными технологиями растет не только вширь, но и ввысь. Вернемся в не столь далекое прошлое вместе с историком и краеведом Владимиром Проскуриным, чтобы прикоснуться к судьбам военнопленных, волей-неволей ставших строителями.
Известно, что в Верном в 1887 году были разрушены почти все каменные дома. В городе стали возводить одноэтажные деревянные строения, а в России впервые были разработаны правила антисейсмического строительства для Семиречья. И до 1929 года в наших краях предпочитали дерево. «В связи со строительством Туркестано-Сибирской железной дороги, трасса которой проходила по высокосейсмичным районам Казахстана, а также с переводом столицы республики в Алма-Ату в 1930 году появились первые нормы, установившие основные требования к строительству в сейсмоопасных районах Казахстана», — сказано в книге Е. Дуйсенова.
Проскурин пишет: было время, когда японские торговые депутаты обосновались на торгово-промышленной ярмарке в урочище Каркара, проникали с товаром в Верный и отдаленные уголки Семиречья. По справочникам конца ХХ века на территории нынешней Алматинской области проживало шестеро японцев. «От старого Верного не останется и следа…»
Пленные строили еще и Алма-Ату 30-х после поражения под Халхин-Голом, отмечает Проскурин. «От старого Верного не останется и следа. На его месте будет социалистический город-сад Алма-Ата — столица Казахстана», — заявляли советские зодчие, положившие конец наследию. «В 1936 году японцы асфальтировали проспект Ленина, что было событием для города. Под огромным котлом с гудроном, установленным на арбу, запряженную верблюдом, разводили костер. Японцы доставали из котла размягченный асфальт и разбрасывали его по будущей мостовой. Рядом, на перекрестке с улицей Госпитальной (Джамбула), заканчивалось строительство двухэтажной школы, вошедшей в историю города как «школа с шарами». Здесь училась моя сестра, хормейстер Татьяна Проскурина, и ее родня. Во дворе школы стоял Дом ученых, где в семье Долгушина, основателя Музея доисторической природы, отдыхал во время путешествия поэт Иосиф Бродский, будущий лауреат Нобелевской премии по литературе».
Краевед писал и о японцах, оказавшихся в Заилийском крае не по своей воле. «О военнопленных, что строили социалистическую Алма-Ату. Они жили за Головным арыком, за нынешним проспектом Абая, в специально выстроенных бараках. Контроль за их передвижением не был таким строгим, как за пленными немцами. Работали японцы небольшими группами. Одеты были кое-как: кто в кирзовых сапогах, кто в обмотках, кто в брезентовых тапочках на деревянной подошве. В зимнее время им выдавали старые изношенные полушубки и суконные островерхие шапки, возможно, это были красноармейские буденовки. Когда японцы благоустраивали алматинские скверы, местные ребята обменивали яблоки, хлеб, пирожки на японские монетки, пуговицы или самодельные игрушки». Японское значит надежное
«Пленные японцы строили практически все крупные объекты столицы: старое здание аэропорта и Дом Турксиба с оригинальными башенками, Дом ученых с магазином «Голубой экран», больше напоминающий хоромы индийского раджи, помпезные дачи работников НКВД-МВД в так называемом Компоте за речкой Алматинкой. Пленные были заняты (надо полагать, заняты в том числе. — Прим. авт.) на лепных и отделочных работах. В ту пору в мраморную крошку добавляли слюду, от чего переливались на солнце восточные орнаменты. Японцы относились к делу с большим рвением и подлинным артистизмом. Когда их торопили, они дружно выкрикивали: «Не надо пахай, пахай не надо!» — пишет Проскурин.
Краевед отмечает, что перед войной алматинские скверы пополнились оригинальными растениями с японских островов. Это были катальпа и гледичия, деревья с длинными коричневыми стручками. Пример тому, сквер на площади Чокана Валиханова перед зданием Академии наук.
«В период первой послевоенной пятилетки советского Казахстана с 1945 по 1951 год самураи в Великой степи построили добротные дома, великолепные архитектурные сооружения, дороги, мосты, водоканалы, школы, дворцы культуры, шахты, заводы, комбинаты, возвели целые города и поселки», — отмечает директор НИИ Казаховедения Бактыбый Жумадильдин.
В Казахской ССР японские военнопленные — это около 58 тысяч человек. Они работали в Карагандинской, Восточно-Казахстанской областях и Алма-Ате. «Рост промышленности потребовал значительного расширения энергетической базы. К каскаду алматинских ГЭС номер 5, 9, 10, построенных за годы Отечественной войны, прибавились две новые гидроэлектростанции» (Е.Дуйсенов, «Алма-Ата сегодня и завтра»). Речь идет о Большом Алматинском ущелье Заилийского Алатау. Здесь с помощью японских военнопленных была построена дорога, примкнувшая к склону на высоте около 500 метров над главной дорогой, ведущей в верховья ущелья. От Большого Алматинского озера была проложена труба для снабжения города водой. Сегодня Старая японская дорога превратилась в популярный туристский маршрут, где сохранились стены каменных домов, в которых жили военнопленные. А рядом, в урочище Аюсай, стояли небольшие каменные строения. По словам жителей горного поселка Кокшокы, там были склады взрывчатки, которую использовали на стройке.
«Строили японцы железнодорожную ветку Чу-Коскудук, проложенную в пустыню, где выкорчевывали саксаул. Дерево-кустарник в те годы был основным видом топлива в Алма-Ате. Видели ли современники огромные, выше гор Алатау, склады саксаула в конце улицы Фурманова? Это тоже был самобытный символ старой Алма-Аты. Японцы работали на износ, за ударный труд обещали возвращение на родину. Их кратковременное пребывание на стройках социализма не осталось бесследным — память о японцах осталась в возведенных ими объектах, и есть среди нас алматинцы, отцами которых были военнопленные».
Владимиру Проскурину рассказывали трогательную историю любви пленного Сабуро и русской девушки, которую он ласково называл О-Цуру. «Ее отец вернулся с Дальнего Востока, где воевал с нашим восточным соседом. В качестве трофея привез отличные офицерские сапоги. В обеденный перерыв наш герой приходил к дочери в просторный подвал лаборатории «Казцветметразведки», что находился в строящемся доме по улице Комсомольской (рядом с «Детским миром»). Дом строили военнопленные. А в перекур они проводили время с девчатами из лаборатории — упражнялись в языке, делились последними новостями, читали друг другу стихи. Там и познакомились пленный Сабуро и его девушка О-Цуру. Иноземные сапоги отец девушки оставлял у порога. Сабуро относился к этой обуви с особым почтением, каждый раз он останавливался и отдавал им воинские почести. Видимо, сапоги принадлежали некогда очень высокому чину японской армии. У девушки О-Цуру и ее подружек момент сапогопочитания вызывал и смех, и слезы».
Проскурин пишет, что Сабуро часто вспоминал последний бой, тяжелое ранение и унизительную сдачу позиций. В тот первый осенний месяц 1945 года, когда наша страна праздновала Победу на Востоке, молодой японский пленник вместе с товарищами продвигался на запад через сибирские концлагеря, пока не оказался в далекой Алма-Ате. «Если быть точным, счет людским трагедиям открыли сами же советские. После входа в Маньчжурию первые составы интернированных в Союз пополнялись за счет арестованных харбинцев, бывших в ответе за белое российское прошлое. Советская контрразведка уничтожала русские кладбища как «символы царизма». Были взорваны часовенка на братской могиле российских солдат времен русско-японской войны, кресты и надгробия на могиле генерала Каппеля и его жены. Японцы, воспитанные в восточных традициях, недоумевали, старались сохранить памятники истории и культуры, за что их высмеял в «Маньчжурской тетради» советский писатель Михаил Колесников. Что же касается кладбищ Алма-Аты, не сохранились ни дореволюционные, ни советские могилы (хотя в сети есть информация о нескольких местах захоронений на Центральном кладбище (около 145 могил) и Староилийском шоссе (38 могил, 36 из них эксгумированы. — Прим. авт.). На торжественно-траурных митингах коммунисты обыкновенно клялись над могилами товарищей в вечной памяти, а назавтра погосты сравнивали с землей под промзоны, железнодорожные станции и парки. Воспитанные в советском духе алматинцы с некоторым недоумением следят за настойчивыми поисками современных японцев следов пребывания их предков на нашей земле — в могилах, документах, воспоминаниях. Не забывают японцы и тех русских, которые были рядом с ними в эмиграции, и кто был вынужденно «репатриирован» в Советский Союз».
