Он всегда с гордостью надевал самые дорогие для него награды — медаль «За отвагу» и орден Красной Звезды. Они красноречиво свидетельствовали об участии Сергея Кузьмича в Великой Отечественной и Второй мировой войнах. А вот рассказывать о пережитом в те роковые годы он никогда не любил. Не делился воспоминаниями ни с родными, ни с другими ветеранами, ни с журналистами. «Горько вспоминать время лишений и потерь, бередить старые раны», — признавался Сергей Кузьмич. Поэтому я считаю своей журналистской удачей то, что для меня фронтовик сделал исключение и поведал о некоторых событиях той грозной военной поры. Его интервью навсегда останется актуальным как свидетельство великих сражений, особенно в эти дни, в преддверии 80-летия окончания страшных испытаний, выпавших на долю советского народа, когда все мы вспоминаем истории Победы.
До начала Великой Отечественной Сергей Кузьмич служил в пограничном полку и участвовал в боевых действиях на Корейском перешейке в финскую войну, по окончании которой получил звание старшего лейтенанта. «Поспорили» тогда немножко», — говорил Сергей Кузьмич. Старшой. Так его практически всю войну называли однополчане, боевые товарищи, многих из которых он очень хорошо помнил.
— Служил у нас в роте рядовой Коля Чеканов. Почему я его запомнил? Его история мне кажется интересной. Он был летчиком-истребителем до того, как попал в нашу роту. Случилось так, что, когда перегоняли самолеты с одного аэродрома на другой, Коле надо было лететь через свой родной город Козлов в Тамбовской области (ныне — Мичуринск). И он, выполняя полет, решил приземлиться там для того, чтобы встретиться с родителями, которых не видел с самого начала войны. Благо время позволяло сделать непредусмотренную посадку. Ну и приземлился на пашню. А тут неожиданно разразилась гроза, дождь пошел. По грязи он не смог взлететь. Когда его самолет с размытой дождем пашни вытащили, остальные самолеты уже обратно полетели. Опоздал Коля. Его разжаловали в рядовые и отправили к нам в роту.
Несмотря на этот проступок, он был хорошим парнем, смелым и надежным товарищем. Его-то я и взял с собой на выполнение задания по взятию «языка», за которым впустую ходила даже дивизионная разведка. И нам повезло — вскоре услышали немецкую речь и встретили трех фашистов. На наше: «Руки вверх!» один из них открыл очередь из автомата. Его Коля пристрелил. Второй руки поднял. Третий, тоже перепугавшись, кричит: «Я сам! Гитлер капут!». Его мы и потащили с собой. Измучились так по дороге, что, повстречав лейтенанта Крылова из дивизионной разведки, согласились на его предложение: «Старшой, я уведу его!». Разведка попала под полосу огня. Лейтенанта ранило, и вышло так, что «украли» у нас «языка».
Коля с этим поворотом событий не смирился и потребовал у капитана, который вел допрос, чтобы вызвали того немца. «Язык» и подтвердил, что брали его я и Коля, а не те, кто привел. Тогда тот «язык» дал богатые показания, в частности о том, что немецкие войска будут перебрасывать с итальянского на Восточный фронт. Кстати, этот период войны вошел в сценарий телесериала «Семнадцать мгновений весны».
Колю тогда представили к медали «За боевые заслуги». Мне дали мою первую награду — медаль «За отвагу».
Уже в послевоенные годы С.К. Китаев подсчитал, что провел в окопах на передовой восемь месяцев. Смотрел, как говорится, смерти в лицо:
— Занимали очень неудобную оборону в пойме реки. Окопы глубокие вырыть не могли — вода не давала. А выдвинуться на сухое место мешал немецкий опорный пункт.
Замкомандира полка дал приказ Старшому взять опорный пункт, поливавший огнем из пулеметов нашу передовую и днем, и ночью:
— Со мной добровольно согласились идти 12 человек. Обсудили мы план захвата и условились открывать огонь по команде «ура!». Говорю: «Кричите как можно громче, пусть враги подумают, что нас в наступление идет не 12 человек, а по крайней мере рота. Так и получилось. Без единого ранения выполнили приказ. А наша оборона выдвинулась на 400 метров от поймы.
Вызывает потом меня комбат Резник и требует: «Пиши объяснительную записку: на каком основании ты нарушил боевой устав пехоты, устроив ночью при захвате опорного пункта крики «ура». Я ту бумагу свернул, сказав, что решение меня наказать можно вынести и без объяснительной. С этой целью меня и повели к командиру дивизии. А у того сидел командующий армией, ставший позже генералом Павел Алексеевич Курочкин, который, вникнув в дело, сказал: «За военную хитрость и проявленную смекалку разве можно наказывать? За это надо награждать!». И меня оформили к вручению награды — ордена Красной Звезды.
За годы, когда Старшой Китаев прошел от Ворошиловграда до польского города Дембица, во взятии которого он участвовал, было разное, в том числе и тяжелое ранение. После Победы ему предложили продолжить военную службу, но взять с собой семью на место дислокации возможности не было. «А тут ко мне как раз жена приехала с Украины», — вспоминает Сергей Кузьмич. И уволился Старшой в 45-м из Вооруженных сил СССР.
Приехав вскоре в Казахстан, принимал участие в строительстве промышленных объектов Жезказгана. Тогда он служил в должности заместителя начальника отделения Степлага по оперативной работе и режиму. Также являлся ответственным за строительство первой обогатительной фабрики. О контингенте Степлага тех лет Сергей Кузьмич вспоминает: «Были здесь и мародеры, и шпионы, и диверсанты, и изменники Родины, и антисоветчики. Самых больших врагов советской власти направляли сюда». До 1952 года он проработал в Степлаге, а потом уже устроился в ШПТ поселка Рудник.
Миллионы советских людей совершали безмерный подвиг в борьбе с врагом. Особо отличившихся представляли в те годы к наградам, к числу последних относится и Сергей Кузьмич Китаев.
