Начало не страшное
В конце прошлого месяца в столице произошла ужасная трагедия: 21-летний астанчанин зарезал своего брата и тяжело ранил еще троих родственников. Причиной явилось то, что они не дали ему играть в виртуальную игру. Следствие еще идет, обстоятельства преступления выясняет полиция. Однако уже сейчас можно говорить, что у задержанного есть все признаки лудомании — патологического влечения к игре, которое наряду с патологическим гэмблингом является психическим расстройством. Выражается это в частых повторных эпизодах участия в азартных играх.
Они доминируют в жизни человека и ведут к снижению его социальных, профессиональных, материальных и семейных ценностей.
Когда человек погружается в такое состояние, для него стираются все грани разумного, а в отдельных случаях больной готов поставить на кон даже жизнь близкого человека! Чтобы оградить близких от трагедии, нужно уметь считывать опасные признаки и четко понимать, что сегодня нет четкой грани между азартными играми и «невинным» залипанием в смартфоне.
В предыдущем номере газеты «МК» в Казахстане», в материале «Дети и соцсети», мы рассказали о том, как под воздействием виртуальных и реальных игр меняется человеческое сознание. И как физические трансформации, происходящие в мозге человека, приводят к удручающим последствиям. В продолжение темы руководитель программы по работе с игровой зависимостью в РК Александр Рущук выделяет пять ключевых этапов погружения в игроманию. Он отметил, что первичное вовлечение в среду практически всегда безобидно и приходит, как правило, через друзей или родственников.
«Часто это близкие, увлеченные азартными играми. Реже — самостоятельно, когда просто хочется как-то разнообразить досуг. На этом этапе еще нет конкретной цели, просто первый контакт с чем-то новым, неизвестным.
Второй этап — отсеивание. Когда люди впервые что-то выигрывают, а значит, и получают порцию дофамина (гормон счастья. — Прим. ред.), как правило, они остаются, погружаются еще глубже. В свою очередь те люди, которые при первом опыте проигрывают, в большинстве случаев отсеиваются и больше не возвращаются к азартным играм.
На третьем этапе люди возвращаются уже с конкретной целью что-то заработать. Ведь в предыдущий раз они получили порцию позитивных эмоций, и это хочется повторить. То есть появляется некое предвкушение победы. Уже на этом этапе возникает некое привыкание и формируется зависимое мышление. Человек начинает думать, что таким образом он может зарабатывать деньги.
Четвертый этап — разочарование. На смену сравнительно небольшой череде выигрышей всегда приходят большие проигрыши и многократные попытки отыграться любой ценой. Начинаются проблемы. Родственники узнают об опасном увлечении, поскольку появляются долги у знакомых, кредиты, залоги, ломбарды и т.п. Соответственно, социальный статус снижается, ухудшаются взаимоотношения с людьми, падает качество работы», — говорит Рущук.
Эксперт поясняет, что у человека появляются мысли предпринять какие-то радикальные действия, чтобы выйти из этого замкнутого круга. Дальше зависимый человек встает перед выбором: либо принять, что он потерял все, и, смирившись, жить дальше без игр (на такое способны лишь единицы), либо сделать большую ставку и сразу «все вернуть на свои места». Риски возрастают. На последних этапах лудоман/игроман позволяет себе перейти черту закона. Человек перестает верить в себя. Он играет не потому, что верит в выигрыш, а просто играет, осознавая, что идет ко дну. И у него появляются суицидальные мысли.
Насильно мил не будешь
Профессор кафедры «Коммуникативные навыки» КазНМУ Фатима Багиярова рассказала, какие признаки указывают на то, что у ребенка появилась зависимость. Это признаки фаббинга (англ. phubbing; phone — «телефон» и snubbing — «пренебрежительное отношение»).
«Ребенок не одномоментно становится зависим от смартфона. Все происходит поэтапно. Поэтому крайне важно следить за тем, как он реагирует на простые вещи. Когда начинает развиваться зависимость, ребенок может неадекватно реагировать на телефон. Например, во время простого общения он может моментально прервать его и схватиться за телефон, если услышит звуковое оповещение о сообщении. Во время отдыха на пикнике или в гостях на дне рождения не отрывается от гаджета. Если ребенок во время приема пищи не отрывается от телефона, это также является тревожным звонком. У него на психологическом уровне развивается боязнь пропустить что-нибудь «важное» в ленте новостей.
Также у детей наблюдается так называемое зависание, когда человек начинает пренебрегать важными вещами, раздражается, когда к нему обращаются. Это происходит потому, что у него большая вовлеченность в тот процесс, который происходит в виртуальном мире», — поясняет Багиярова.
Профессор считает, что нельзя закрывать глаза на такое поведение, нужно идти на консультации. Ребенок убегает в виртуальную реальность тогда, когда в реальной жизни появляются какие-то сложности. С ними надо разбираться. Если психолог найдет причину и поможет родителям решить этот вопрос, то у ребенка начнет снижаться интерес к гаджетам.
В дополнение педагог-психолог КГУ «Общеобразовательная школа No 4» Ирина Терентьева поставила акцент на то, что нужно смотреть на режим. В большинстве случаев у ребенка есть восемь часов внешкольного времени, которое нужно структурировать. И именно здесь нужна помощь взрослого, поскольку ребенок не может распоряжаться временем.
«В подростковом возрасте чувство времени только начинает формироваться. То есть весь период «до» ребенок не может четко распоряжаться временем не потому, что он сидит в телефоне, а потому что не может его правильно почувствовать», — говорит Терентьева.
Другой момент — право выбора, у ребенка всегда должна быть альтернатива. В «борьбе со смартфоном» нельзя пытаться вытеснить гаджет принудительной загрузкой ребенка кружками и секциями. Эксперт отмечает, что перед тем, как определиться с направлением, крайне важно вместе с ребенком посетить ряд различных секций. Будь то плавание, бокс или танцы, ребенок сам должен выбрать, чем именно ему нравится заниматься. Важно место, где у него зафиксируются положительные эмоции.
Если же насильно запихать ребенка в секцию, то это только усугубит ситуацию и усилит погружение в тот же смартфон.
Образовательный пробел
В ходе дискуссии эксперты затронули и такой важный аспект, как наличие в Казахстане программ реабилитации для детей с игровой зависимостью. Как выяснилось, ситуация просто пугающая, в стране проблемы не только с центрами, но и со специалистами, которые могут оказывать именно профессиональную помощь. Как утверждает Александр Рущук, в Казахстане попросту нет центров по реабилитации детей и подростков.
«Если говорить о частных центрах, а их большинство, примерно 10 частных к одному госучреждению, то для детей нет ничего. Действующим частным центрам запрещено принимать детей по закону. Поправки в этом вопросе рассматривали в Правительстве, но их так и не приняли. Соответственно, когда начинает формироваться зависимость, специализированная клиника отказывает. Дальше ребенка ведут к психологу. Но и тут может не оказаться должной помощи, поскольку не каждый психолог работает с зависимостями. Это должен быть специально обученный человек — аддиктолог. Тут вновь пробел, поскольку у нас нет университетов по аддиктологии», — сетует Рущук.
Профессор Багиярова согласилась, что служба работы с аддиктивным поведением не развита. Но она нивелировала высказывание, сообщив, что сейчас на факультетах клинической психологии введена такая специальность как подгруппа клинической психологии, где имеется образовательный модуль по аддиктологии. Де-факто все это на стадии старта.
«Из хороших новостей, в 2023 году вышел клинический протокол диагностики и лечения патологического влечения к азартным играм, одобренный комиссией Минздрава. То есть любой доктор-психолог любого медицинского учреждения может пользоваться этим клиническим протоколом и знает алгоритм, как вести такого пациента», — рассказала Багиярова.
Статистика по своей структуре штука весьма капризная и зачастую спорная, а в разрезе лудомании она, как оказалось, и вовсе оторвана от реальности. Очень часто в неформальных разговорах психологи, психиатры и психотерапевты говорят о том, что в Казахстане статистические данные в области психического здоровья фактически не соответствуют действительности. Объясняется это тем, что в статучеты и регистры попадают только официально обратившиеся пациенты. А таких единицы. Александр Рущук пояснил, почему сложилась такая тенденция.
«Понятно, что далеко не все пациенты могут позволить себе несколько месяцев находиться в частном реабилитационном центре и оплачивать около 400-500 тысяч тенге в месяц. У кого есть такая возможность — это небольшой процент. По моим данным, около 8,5 тысячи человек за последние пять лет прошли курс лечения. И можно только представить, какой огромный процент людей проиграли все сбережения, у них нет никакой возможности заплатить. То есть они обязаны работать и не могут отлучиться на один-два месяца, чтобы изолироваться и полностью заняться собой.
Другой момент, что из числа тех, кто обращается, мало кто хочет попасть в официальную статистику. Подавляющее большинство проходит курс инкогнито. Почему? Если я официально пойду и буду лечиться от зависимости, то мне будет закрыт доступ к работе в госорганах, скорее всего, мои дети также будут лишены такой возможности. Вот и получается, что, согласно официальной статистике, у нас никого нет, и как будто проблемы такой нет», — заключил Рущук.
В предыдущем материале мы приводили статданные, которые только подчеркивают слова эксперта. Напомним, что, по данным Минздрава, предполагаемое количество людей, имеющих игровую зависимость, составляет около 36 тысяч человек. В свою очередь Минтуризма озвучило цифру 450 тысяч. По документам же на июль 2024 года в медучреждениях РК официально прошли лечение лишь 19 человек. Цифры говорят сами за себя.
В числе экспертов также выступила участник рабочей группы по разработке нового законодательства «Об оказании психологической помощи населению Казахстана» кандидат психологических наук Дарина Даненова. Спикер отметила, что сначала нужно решить вопрос кадров.
«Первое, что должно быть прописано в законе, это кто может оказывать квалифицированную психологическую помощь. Потому что самой большой опасностью на сегодняшний момент является то, что помощь населению оказывает кто угодно, большая часть услугодателей, как правило, неквалифицированные психологи. Главный критерий, позволяющий отличить квалифицированного специалиста от шарлатана, — наличие диплома государственного образца о полном цикле обучения в высшем учебном заведении. Ни в коем случае не курсы, а полноценное обучение.
Второй момент, который хотелось бы затронуть в законе, — это понять, обсудить и поменять/улучшить сегодняшнюю ситуацию с подготовкой психологов в Казахстане. Сегодня она, к сожалению, не отвечает запросам актуального времени, чтобы наши психологи, получив образование, обладали необходимыми компетенциями и навыками для оказания помощи разным категориям населения. У нас сегодня в стране более 50 вузов готовят психологов, однако мы не видим на рынке достаточного уровня экспертов, которым можно было бы довериться», — сказала Даненова.
Лудомания — не приговор, но, как и при других медицинских диагнозах, болезнь проще предупредить, чем лечить. А залог нормального развития ребенка и человека как личности лежит в простом человеческом общении, которого в текущей реальности катастрофически не хватает. Говорите со своими близкими искренне, открыто и как можно чаще.
