История 1: о том, для чего нам помнить имя первого исследователя Арала, если самого моря больше нет
Алексей Иванович Бутаков не просто так считается «первым исследователем» Аральского моря. В 1848-1849 годах именно он впервые избороздил просторы синего моря, нанес на карту его берега и открыл острова. Между тем имя Бутакова оказалось как-то незаслуженно «затертым» между ярчайшими представителями географии «золотого века». А сегодня о нем помнят лишь посвященные и отдельные просвещенные. Может быть, в силу того, что и самого-то главного предмета его открытий больше нет на карте мира? Ну так сам Бутаков к этому злополучному финалу Аральского моря никакого отношения не имеет.
Алексей Иванович, быть может, и не был самым знаменитым, но весьма типичным представителем той великолепной плеяды исследователей-путешественников, которые обессмертили российский вклад в мировую географию. Хотя как смотреть. Для казахстанцев же небезынтересно, что его открытия в основном сопряжены с территорией нашей республики. Научные интересы Бутакова вовсе не заканчивались тут гидрологией и картографией. В его записках можно, например, найти сведения по этнографии приаральских казахов. Известно, что Алексей Иванович пытался даже овладеть казахским языком и преуспел настолько, что вворачивал в своих письмах экзотические словечки.
Главным вкладом моряка Бутакова в исследование земли стало исследование воды. Ему принадлежат и первые научные описания Амударьи и Сырдарьи. Но главным его достижением стало двухгодичное изучение Аральского моря — обширного замкнутого водоема, занимавшего в свою бытность третье-четвертое места среди всех озер земного шара.
До самой середины XIX века изображения Арала на бумаге оставались весьма схематичнымы. И это неудивительно, так как в основе карт лежали «распросные» данные, полученные изо всех мыслимых (а иногда и немыслимых) источников. При этом в отличие от Каспия никакого судоходства тут сроду не отмечалось. Даже на дотошно исполненной карте Левшина центр озера занимает один-единственный остров Барсакельмес, о котором знали ходившие туда по льду казахи.
За два года Аральское море оказалось буквально иссеченным маршрутами экспедиции Бутакова. Главной географической заслугой экспедиции стало то, что после этого Арал впервые обрел четкие картографические очертания.
В первый же год плавания по морюозеру были неожиданно обнаружены целые архипелаги островов, которым дали имена членов правящей в России монаршей семьи и морских руководителей. Согласитесь, открыть новый остров не где-то там, в южной части Тихого океана или в сумеречной зоне полярных широт, а в самом центре степей Евразии — это по крайней мере... Неожиданно!
Острова были не только неизвестными, но и практически необитаемыми. Красноречив тот факт, что на самом большом из них, острове Николая I (в советские времена переименованном в остров Возрождения), экспедиция встретила стада сайгаков, которые... не боялись человека. Если дикие звери не боятся человека, то это означает только одно — они никогда не встречались с людьми!
Однако и само Аральское море оказалось вовсе не тем простым озером, которым должно было быть по определению. Оно неоднократно трепало суда и нервы своими переменчивыми ветрами и моментально начинающимся волнением.
Сам Бутаков (совершивший ранее кругосветное плавание) писал: «Аральское море, одно из самых бурливых, не имеет для моряка ни одного безопасного и удобного приюта, если за какимнибудь мысом можно укрыться при одном ветре, то его же надо в высшей степени остерегаться при первой перемене погоды, отчего плавание здесь самое беспокойное».
Благодаря Алексею Ивановичу Бутакову Арал лег на карту и покрылся островами. А Бутаков покрылся всемирной славой. Известно, что вскоре после плавания по ходатайству великого Гумбольдта, «отца современной географии», он был избран почетным членом Берлинского географического общества. А король Италии наградил его орденом Святых Маврикия и Лазаря. И печально признавать, что заслуги Алексея Ивановича в изучении Арала (и Сырдарьи) явно недооценены в современном Казахстане. Уж чего-чего, а скромного обелиска где-нибудь в Аральске или Казалинске этот человек достоин поболе, чем многие другие.
История 2: про то, как номады открыли цикл солнечной активности
Экстенсивное кочевое скотоводство, ставшее основой жизнедеятельности на обширных внутренних пространствах Глубинной Азии, имело как свои достоинства, так и недостатки. К несомненным достоинствам относилась дешевизна процесса. Большую часть года скот был предоставлен самому себе, а его счастливый обладатель мог заниматься своими делами: ездить по гостям, принимать гостей, охотиться с беркутом, пить кумыс и петь песни. Но достоинства легко становились недостатками. Стоило только измениться погоде. А когда в Степи случались природные катаклизмы, ничто уже не могло спасти стада от потерь, а хозяина от призрака голода. Джут для степняка — слово, стоявшее в семантическом соседстве со словами мор и смерть!
О масштабах скотоводческих катастроф красноречиво свидетельствуют цифры, появившиеся в Степи вместе со статистикой. Так, во время джута 1880 года в Акмолинской области пало 819 755 голов скота, а в Семипалатинской — 1 528 679 (из них 17 000 верблюдов и 313 000 лошадей).
Интересно, что, по наблюдениям казахов, такие страшные потери случались в среднем через каждые 11 лет. Считалось даже, что они связаны с Годом Зайца по восточному календарю. Таким образом, сами того не ведая, наблюдая за своими стадами, степняки уловили зависимость Земли от Солнца. Известно (теперь известно), что 11-летний цикл солнечной активности влияет на многие сферы земной жизни.
История 3: о том, кто в Казахстане продолжил дело Хаджи-Мукана
«Французская борьба», прославившая Хаджи-Мукана, по мере упорядочения мирового спорта и унификации правил состязаний трансформировалась в «классическую борьбу греко-римского стиля». Именно в ней засветился первый чемпион страны и мира из Советского Казахстана, уроженец села Литвинское Карагандинской области и выпускник Алма-Атинского института физкультуры Анатолий Колесов. О спортивном таланте Колесова говорит тот факт, что путь от новичка до мастера спорта уложился у него... всего в два года!
В 1962 году он выиграл мировой чемпионат в США, в 1963-м в Швеции, а затем в Финляндии (1965). А между тем стал еще и чемпионом Олимпийских игр в Токио. О высочайшем уровне мастерства Колесова говорит то, что позже он возглавил в качестве тренера сборную команду Советского Союза и занимал пост зампреда по физической культуре и спорту при Совмине СССР.
В 1967 году победителем мирового чемпионата в наилегчайшем весе стал еще один посланец казахстанского спорта Владимир Бакулин. Год спустя он завоевал и серебро на олимпийском турнире в Мехико.
Уроженец Камчатки, всю свою сознательную жизнь Бакулин был связал с Казахстаном. Из спорта, правда, ушел довольно скоро (как и пришел), получил второе высшее образование (окончил журфак КазГУ) и даже некоторое время работал в знаменитом «Караване». Правда, лишь в качестве охранника. Похоронен в Алма-Ате.
История 4: про то, зачем нужен был талон на водку
А вот так выглядел знаменитый талон на водку для жителей Алма-Аты. Квадратный штамп на дешевой бумаге размером 4 на 4 сантиметра. Обязательно заверенный круглой печатью на обратной стороне. Такой талон позволял купить лишь одну заветную поллитровку, если покупатель был свиреп и брутален, или целых две бутылки винишка, если изнежен и окультурен.
Талоны выдавали пофамильно, согласно заверенным в жилищных конторах спискам, по одному на каждого совершеннолетнего члена семьи на каждый месяц. Однако их получение отнюдь не гарантировало автоматического обладания вожделенным продуктом массового потребления. Для полного удовлетворения жажды предстояло еще и отстоять длинную очередь в винный отдел. Серые хвосты таких мрачных очередей возле магазинов составляли характерную картину советских городов и весей второй половины 80-х и начала 90-х годов того атомно-космического века.
Любопытно, что отоваривались такие талоны не только прожженными змиелюбцами, которыми изобиловала агонизирующая страна после проведения антиалкогольной кампании, но и теми, кто в предыдущие годы хмельного изобилия вообще-то вел стопроцентно трезвую жизнь. А все потому, что водочные талоны (даже сами по себе) были в то смутное время своеобразными ассигнациями, несравнимыми с обесцененными рублями. Их можно было не только обменять на что-то ценное (вот только на что?), но и заплатить ими за свободный труд томимых вечной жаждой пролетариев (сантехников, например).
Любопытно, что по талонам в те годы отпускалась не только водка, но и все остальное — от спичек и мыла до мяса и масла. Но запомнились именно талоны на водку.
