Мы беседовали с ним в больнице, куда он регулярно попадал с очередным инфарктом (шестым, седьмым и т.д.) Или у него дома, где между больницами он упорно продолжал наговаривать на магнитофон фрагменты своих воспоминаний, рассказы о прошлом (в последние годы он почти совсем ослеп и писать не мог). И видя, как, сопротивляясь неминуемой гибели, борется со смертью этот могучий старик, думалось, что самая смерть — достойное продолжение его жизни.
Разговоры эти, о чем бы ни велись, каждый раз возвращались к главной вершине жизни прославленного альпиниста. Пику Хан-Тенгри. Большая фотография этой горы висела в комнате Евгения Михайловича среди его собственных работ. Он ведь, кроме всего, был еще и художником...
Восхождение на Луну
Хан-Тенгри 1936 года стала для альпиниста Колокольникова вершиной вершин. И не только потому, что пик был покорен его экспедицией второй раз в истории, но и потому, что восхождение это, по всем меркам грозившее закончиться плачевно, завершилось благополучно, чем зажгло зеленый свет для всех последовавших высотных экспедиций казахстанцев. Если полистать республиканские газеты того времени, то будет видно, что популярность Колокольникова была очень высокой. Поход на Хан-Тенгри освещался так, словно это был первый полет на Луну.
Впрочем, в те годы мало что разнило Луну и Центральный Тянь-Шань. Достаточно вспомнить, что Хан-Тенгри тогда все еще занимал неоспоримое лидерство среди тянь-шаньских гигантов. Именно он в те годы считался макушкой Небесных Гор. Еще неизвестный и неназванный в то время пик Победы хотя и маячил в отдалении, был окутан клубами тумана.
Покорение и открытие были почти синонимами. Колокольников и шел открывать — спорт и высокие достижения при всем к ним уважении оставались для него материей вторичной. Себя в ту пору он считал в первую очередь профессиональным военным топографом. Искателем и романтиком, взращенным книгами Семенова-ТянШанского, Пржевальского, Козлова. Потому и шел к вершине не за славой, шел посмотреть, что там, за ней. Карта района все еще представляла собой лишь местами закрашенное белое пятно...
Единственной экспедицией, которой покорилась эта гигантская мраморная пирамида, была украинская экспедиция М.Т. Погребецкого, предпринятая в 1931 году. После этого пять лет никто не дерзал тревожить грозное спокойствие Властелина духов.
Потревоженный Властелин
Книга, о которой мы много говорили с Колокольниковым, так и не появилась. Он умер, не договорив многого. Однако эпизод с Хан-Тенгри вошел в текст издания «От Алатау до Эвереста», к работе над которым я неожиданно подключился в издательстве «Онер». Книга появилась в конце 1988 года очень небольшим для тех времен тиражом в 14 300 экземпляров и тут же стала «библиографической редкостью». Выпущенная для «широких масс», она, однако, целиком разошлась между своими — альпинистами, туристами, любителями гор.
Осознавая значение восхождения 1936 года для истории всего казахстанского альпинизма, я постарался рассказать о нем подробно. Поэтому хочу привести пространную ссылку из своего текста книги «От Алатау до Эвереста»: «25 июля 1936 года экспедиция, в состав которой входили альпинисты Масленников, Проценко, Бекметов, Гангаев, Рахимов, Саланов, Камолов, Кузнецов, Тютюнников, Кибардин и руководитель Е. Колокольников, отправилась из Алма-Аты. В то время путешествие начиналось сразу же за порогом родного дома, подходы, путь до того места, откуда начинается штурм самой вершины, на который современные альпинисты тратят считаные часы полета в вертолете, тогда занимали долгие недели и были иногда по сложности ненамного легче самого восхождения. Сразу же прекращалась и связь с внешним миром. Радиосвязь пришла в альпинизм позднее.
Обязательным элементом снаряжения тех, кто отправлялся в Центральный Тянь-Шань, являлось личное оружие — встреча с недобитыми басмачами, пробирающимися тайными тропами из Синьцзяна, была делом вполне возможным. Но трудностей и опасностей хватало и без того. Белые пятна никогда не закрашивались сами по себе. Ломающая даже самых сильных горная болезнь, колоссальные температурные перепады, срывающиеся в пропасть лошади, срывы и падения самих участников — всего этого экспедиция вкусила достаточно.
На вершину поднялись самые подготовленные на тот момент: Е. Колокольников, И. Тютюнников и Л. Кибардин. Это произошло 24 августа в 2 часа дня. Оттуда они пытались просигналить о своей победе с помощью дымовой шашки, но непогода не позволила сделать этого. Самое же сложное началось потом, на спуске, когда вершина была покорена, и на это ушли все силы — и моральные, и физические, а впереди предстоял еще долгий изнурительный путь по глубокому снегу. Измученный горной болезнью Кибардин сломался окончательно, потерял веру в возвращение, начал навязчиво считать себя лишней обузой для товарищей. Кончилось тем, что, сорвавшись на крутом льду, он сдернул идущего следом Колокольникова. Благо Тютюнников чудом успел закрепиться и сумел задержать падение всех. Что ж, в этом-то и есть несложная философия альпинистской связки: либо всем спастись, либо рухнуть в пропасть, но тоже всем.
...Ну а когда казалось, что сил не осталось вовсе, они увидели пробивающихся к ним навстречу, по пояс в снегу, товарищей Рахимова, Камолова и Проценко. Пять долгих дней ребята ждали возвращения штурмовой группы, сидели в крохотной, продуваемой насквозь ледяными ветрами палатке на высоте 6000 метров. Ни у одного из них не мелькнула мысль о спуске. Они знали, что ушедшие к вершине делают ставку на них. Победа над Хан-Тенгри подняла казахстанский альпинизм на новый уровень, его узнали, о нем заговорили...».
Другая стихия
Однако восхождение казахстанцев не закончилось хеппи-эндом. По крайней мере для Колокольникова.
Случилось так, что в тот же год, но десятью днями позже, на Хан-Тенгри взошла еще и группа Виталия Абалакова. Однако на спуске с вершины Абалакова постигла неудача, в результате которой погиб человек. Колокольников возглавил тогда один из спасательных отрядов.
А добравшись до Москвы, Абалаков первым делом обвинил Колокольникова в том, что он, дескать, вовсе не был на вершине: победа придуманная. Начались разбирательства. Точки над i расставило лишь личное вмешательство Крыленко, который ведал не только советской юстицией, но и советским альпинизмом. Благо оказался рядом и Погребецкий — первый покоритель легендарного пика. Он и помог восстановить истину.
Но торжествовать и наслаждаться триумфом долго не пришлось. Не позволили. Следующий донос (время-то было самым благоприятным) написал всегдашний завистник — тоже известный альпинист, но так высоко не забиравшийся. Сам Евгений Михайлович фамилию этого «партнера» знал, но мне по крайней мере никогда не называл.
Об аресте друзья предупредили его накануне. И вчерашнему триумфатору пришлось уйти в тень, затаиться на время.
А потом была война. И уж Колокольников по тылам не отсиживался. Служил у знаменитого генерала Панфилова. Что такое «силовая разведка», когда под смертельным огнем своих же нужно пробраться во вражеские окопы и вырвать оттуда врага, он знал не понаслышке...
Знак ГТО на груди у него
Евгений Михайлович Колокольников. Трудно назвать область деятельности, где бы он не оставил след. Ну как, например, пропустить такой факт: знаменитый альпинист, несколько десятилетий возглавлявший Федерацию альпинизма в Казахстане, отмеченный среди первых мастеров спорта и заслуженных мастеров спорта в республике, стоял еще и у истоков алма-атинского художественного училища? Когда в 37-м ему пришлось искать новое занятие, он поступил в институт культуры и стал художником.
Писал много, особенно горы. Но свои картины не любил и не ценил. Дорожил лишь тем состоянием, которое испытывал при работе над ними.
Талантливым живописцем он себя никогда не считал, но с удовольствием работал оформителем. Оформлял павильоны на выставках достижений нашего хозяйства в Алма-Ате и Москве. А помните те значки ГТО, которые в былые времена все мы «зарабатывали» и носили на своих пиджаках? Они были сделаны по эскизу Колокольникова...
Последнее время, отойдя от всех дел, он много размышлял и анализировал происходящее. Человек, стоявший у истоков казахстанского альпинизма, он не признавал нового духа своего любимого спорта.
— Мы проглядели то поколение, которое пришло в альпинизм за нами. Это не альпинисты. Карьеризм, честолюбие, корысть, обогащение за счет спорта, — вот их черты. Утратился самый смысл фразы «связанные одной веревкой». Наверное, это вина нашего поколения. Мы выиграли войну физически, вынесли на себе все ее тяготы. Но мы проиграли морально самим себе.
А незадолго до смерти Евгений Михайлович признался:
— Я прожил насыщенную жизнь, но, кажется, так и не сумел найти себя в ней...
Я тогда не смог расшифровать смысла этой фразы, показавшейся мне какой-то нелепой применительно к его яркой и многогранной жизни. Человеческой жизни. С массой взлетов и трагедий, радостей и горестей, триумфов и нестыковок.
Что он хотел этим сказать?
Книга о Колокольникове так и осталась ненаписанной. А «От Алатау до Эвереста» вышла за несколько месяцев до его ухода. Кстати, один экземпляр свежевыпеченной книжицы я успел подарить Евгению Михайловичу в больнице. Читать он уже не мог (был практически незряч), но текст знал, я читал ему гранки. Ведь он и был главным моим консультантом. Нежно погладив глянец обложки, он сказал:
— Поздравляю, это большое дело. Вас теперь будут цитировать долгие годы.
И оказался прав, но лишь отчасти. Книгу действительно цитируют. Хотя еще больше просто выдергивают фрагменты и используют анонимно. Я не в обиде.