История 1: как серым сэрам указали на дверь в Центральной Азии
На волне потрясений в Центральной Азии в середине XIX века верхняя часть Илийской долины была отторгнута восставшими уйгурами от дряхлеющей Цинской империи. Созданный инсургентами Кульджинский султанат представлял собой рыхлое государственное образование с невразумительной властью и являл источник перманентной головной боли для администрации Семиречья. Но до поры до времени из-за несоответствия интересам высшей политики никаких активных мер на границах верненские власти не принимали — ограничивались пассивной обороной от барантачей.
Озабоченность усилилась, когда южнее, в Кашгарии, замаячила куда более реальная сила — государство Якуб-бека, с 1873 года именовавшего себя не иначе как Эмир Мухамед Якуб хан Кашгарский. Самым неприятным было то, что за его спиной, уже совершенно не таясь, орудовали всякие серые сэры из Туманного Альбиона.
Вызов был брошен, коль только выяснились планы Якуб-бека по присоединению к своему государству Кульджинского султаната. Следовало действовать быстро и без промедления. Карт-бланш, данный Семиреченскому губернатору Герасиму Алексеевичу Колпаковскому Туркестанским генерал-губернатором фон-Кауфманом, развязал руки. Отряд в 1750 человек незамедлительно перешел границу и в течение нескольких дней захватил султанат.
Через десять лет «временной оккупации» Илийский край был возвращен возвернувшемуся к своим границам Цинскому Китаю. Как знак доброй воли, ради мира. (Так оно, собственно, и предполагалось с самого начала.) Возвращен, да не весь. Земли, на которых стоит город Джаркент (в советские времена носивший имя другого прославленного военачальника — Панфилова), «отошли» к Российской империи (а после — к Советскому Союзу и суверенному Казахстану!). Самого Джаркента, правда, тогда еще не было, но...
Тогда же, согласно Петербургскому договору, из империи Цинской в империю Российскую ушли все не пожелавшие остаться в Китае мусульмане Илийского края. Те самые завоеванные Колпаковским уйгуры и дунгане — предки наших сегодняшних земляков.
Однако это частности. Главное, что в результате политического компромисса, в основе которого лежала опять же малозаметная на фоне постоянных войн, которые вела Россия, победа Колпаковского, была снята напряженность и решена еще одна очень значительная проблема непростых отношений с Китаем. Учитывая перманентную конфронтацию с Британией, нейтральный Китай сам по себе становился архиважным союзником «русского дела» на этих дальних рубежах Российской империи. Так что пробившаяся в столицу Якуббека через Гималаи в 1873 году британская «миссия Форсайта», доставившая восемь горных орудий и 2,2 тысячи ружей, к нужному моменту опоздала. А после смерти «хана Кашгарского» и упразднения его государства Британия вообще перестала быть сильным игроком в Таримской котловине.
История 2: про судьбу «степного шлягера», созданного дочерью русских поселенцев
Мало кто из казахстанцев не слышал «Дударай» — культовую песню, которую Евгений Брусиловский трансформировал в целую оперу. А автором степного шлягера стала Мариям Жагоркызы.
Мариям — это Мария, Мария Рыкина, казахоязычная дочь русских переселенцев из Акмолинской области. А «Дударай» — это про любовь. Любовь русской девушки к казахскому джигиту. И любовь не какую-то абстрактную, а самую что ни на есть настоящую. Самой Марии к казахскому парню Дуйсену, которого она и называла ласковым прозвищем Дударай. И он отвечал ей взаимностью. Тогда-то и родилась эта песня — песня-призыв и песня-признание.
Все у них поначалу складывалось благополучно. Несмотря на многочисленные препоны и препятствия, молодые поженились. Но судьба оказалась разлучницей. Дуйсена призвали в армию — шла Первая мировая война. Это были те самые призывы на тыловые работы, которые всколыхнули Степь и привели к масштабным волнениям казахов. Домой он не вернулся. Умер от чахотки...
А песня-признание, обернувшаяся в песню-плачь, осталась. И зажила своей неповторимой жизнью, независимой от судьбы автора. Когда неутомимый Затаевич собирал в Степи шедевры песенного фольклора казахов, то в разных местах ему удалось записать более десятка вариантов «Дударая»!
Появившаяся в старые времена, эта удивительно проникновенная, чистая и честная песня пережила все социально-классовые перипетии XX столетия и стала своеобразным хитом эпохи. Гимном подлинных отношений между людьми, представляющими разные народы в Казахстане. Неслучайно ее так любили фронтовики-казахи, сражавшиеся и погибавшие за свою страну на просторах далекой России. Сама Мария, кстати, продолжала писать стихи на казахском языке и получила почетное звание «Заслуженный деятель искусств Казахской ССР».
Сюжет любви и песни лег в основу либретто оперы, музыку к которой и написал Брусиловский. А поставил ее в 1953 году на сцене ГАТОБ имени Абая Канабек Байсеитов.
Опера так и называется — «Дударай». Сама героиня умерла всего за год до премьеры, в 1952 году.
История 3: про первый самолет над Семиречьем
Если бы в годы Гражданской войны народ любил шутить так, как ныне, то телеграмму, полученную в Верном председателем Семиреченского облисполкома, точно не восприняли бы всерьез.
«1 апреля обедаю с вами тчк примите меры к отсутствию народа на площадке тчк военлетчик Шавров тчк».
Потому что никогда и никто отродясь не видывал в небе над Верным никакого аэроплана! И никакой посадочной площадки в городе отродясь не было.
Но в те суровые годы народ еще не знал значения первоапрельских шуток, и потому телеграмму восприняли серьезно.
Правда, обеспечить безлюдность посадочного пустыря близ Малой Станицы не удалось. Прослышавший про секретную депешу народ начал занимать места с рассвета.
И когда 1 апреля 1919 года в 12 часов 40 минут самолет «Сопвич», распугивая грачей, сделал крутой вираж и зашел на посадку, сесть на запруженную восторженными людьми землю было весьма проблематично. Но Шавров умел сажать самолеты и не в таких условиях!
А чуть позже, 6 апреля, в Ревоенсовет РСФСР пришла следующая телеграмма: «Военлет Шавров с механиком Шеманюком перелетели в Верный, перерезав горные хребты Кара-Акташ. Последний — высотой 7017 футов. Продолжительность полета 5 часов 40 минут».
Александр Шавров и механик Шеманюк стали в эти дни главными героями Семиречья. Особенно Шавров (на фото), ведь он сам был родом из этих мест. Тогда еще вряд ли кто-то мог подумать, что триумфальный «вход в Иерусалим» скоро обернется для героического летчика «восхождением на Голгофу». Но то — другая история.
История 4: про то, где на фронте чаще всего говорили по-казахски
Если не считать национальных воинских формирований вроде 100-й и 101-й отдельных стрелковых казахских бригад, число воинов-казахов в воинских соединениях, сформированных на территории республики, колебалось в пределах 25-30 процентов. Однако, учитывая огромные потери начала войны и постоянную ротацию воинского состава в результате ранений и переформирований, к 44 году в соединениях оставалась лишь четверть ветеранов. А пополнение приходило уже необязательно из Казахстана.
Поэтому к середине войны число казахов в «наших» дивизиях снизилось в процентном отношении до 1-5 процентов. Но зато воины, владевшие казахским, могли составлять до 15 процентов в дивизиях, сформированных за пределами Казахстана.
Исключение составляла 8-я гвардейская (Панфиловская) дивизия, которая по ходатайству партийного руководства республики продолжала получать новое пополнение исключительно земляками. По данным военного историка Павла Белана, число казахов, воевавших в прославленном соединении, 20 октября 1942 года составляло 14,7 процента, а к началу 44-го увеличилось до 21,4 процента.
