Отдаваясь выбранному делу с полной отдачей, я при этом никогда не дорожил местом службы («Трудовая книжка» не даст соврать!), без сожаления расставаясь с той «работой», которая переставала возбуждать желание работать. Даже если на тот момент у меня и не было никаких альтернатив.
С каждым новым номером «Алма-Атинского обувщика» я все с большим трудом отвечал себе на вопрос, какого черта я тут делаю. Но... Но глаза редактора Светы Литвиновой... Я понимал, что, сбежав, я кину ее тут совершенно одну, а она ведь (молодая коммунистка) таких импульсивных движений позволить себе не может. И в эти глаза, и без того становившиеся с каждым днем все грустнее и грустнее, я уже не смогу заглянуть прямо и открыто.
И что прикажете делать?
Но тут позвонил телефон...
Точнее, телефон зазвонил, а позвонил Петрович. Тот самый Валерий Петрович Огнев, бывший ответсек «Ленсмены», под заботливым призрением которого я делал свои первые шаги в журналистике. Звонок был неожиданным, так как мы никогда не перезванивались.
— Слушай, ты не хочешь поработать? — Так я ж вроде как работаю...
— В «Обувщике» что ли? Что ты там забыл? Я предлагаю тебе место редактора. — Редактора!? Какого редактора? Главного?
— Старшего. Старшего редактора.
И тут мне вдруг вспомнился услышанный незадолго до того «еврейский анекдот».
«— Мама, а тетя Ханна кем работает?
— Экономистом.
— Это что ли, как Карл Маркс?
— Что ты, дочка, тетя Ханна — старший экономист!»
— Это, как Карл Маркс, что ли? — спросил я Петровича.
— Примерно... — Петрович анекдот слышал и шутку оценил.
— А делать-то что будем?
— Книжки выпускать.
Вот так я и оказался вновь там, куда опять же не чаял попасть совершенно. В издательство «Онер» («Искусство»).
Честно говоря, недоискушенное воображение рисовало мне чудную близость книгоиздательства и книгописательства. А выпустить книгу, на обложке которой скромно красовалась бы моя фамилия, являло, наверное, мою самую заветную мечту того времени. Ведь тот книжный культ, который существовал в СССР, по накалу страстей можно сравнить разве что с фетишизацией гаджетов во времена, грянувшие ныне. А когда все вокруг тебя читатели, каково это, сами подумайте, занять даже самое скромное место в замкнутой когорте писателей?.. А тем более когда голова трещит от планов, замыслов и фабул. Неизданных, да и ненаписанных шедевров, коими я мог бы осчастливить читающее человечество.
В общем, я согласился, особо не раздумывая. Но...
Эти глаза напротив
Но... Глаза Светланы Литвиновой...
Однако Света, на то она и Света (луч света!), чтобы понять и простить неблагодарного свиненыша. Хотя разговор тогда случился непростой, но где-то в глубине души она была готова к подобному. К счастью, наша дружба одолела и это испытание и продлилась еще долго. Что в журналистике, где искренность чувств чаще определяется прозаичным количеством совместно выпитого, а не вкупе пройденного, а улыбка в глаза с легкостью обращается в поток злословия, стоит тебе только с глаз скрыться, дорогого стоит.
Так что, когда спустя пару лет мне понадобилась рекомендация для вступления в Союз журналистов СССР (с какой-то радости я решил, что мне туда надо), первой откликнулась на просьбу о таковой именно Светлана Литвинова. Вот ее оценка, которую мне так приятно читать и перечитывать даже сейчас, оглядываясь на то прошлое, когда жизнь впереди казалась такой бесконечной: «Широк круг его интересов, но здесь важно то, что, работая над темой, А. Михайлов старается быть профессионалом, дотошен и точен в изучении фактов. Каждое следующее выступление А. Михайлова в печати — это может быть небольшой, но видимый, заметный шаг к журналистскому мастерству...»
И это все обо мне! Сию все более желтеющую бумагу со все сильнее выцветающими строчками я храню в своем архиве с благодарностью и аккуратностью. В тот союз я так и не вступил, собрал все бумаги и... раздумал. Благодаря чему и сохранил эту оценку, оставшуюся от самого близкого мне человека во всей журналистской среде, светоносной Светланы Литвиновой, роковое отсутствие которой так явно и неизменно ощущается после ее невосполнимого ухода...
Ода бумаге и место Казахстана в истинной истории книгоиздания
Итак, я, новоявленный старший редактор по «серийной и массовой литературе» издательства «Онер», занял новый кабинет на 5-м этаже Дома издательств, расположенного на проспекте Абая на пересечении с проспектом Гагарина. Повышение ощущалось явно и зримо (5-й этаж!).
Но, прежде чем продолжить повествование о своем неоценимом (но неплохо оплачиваемом) вкладе в книгоиздательское дело Казахстана, хочу сказать несколько слов о самом этом деле.
Любопытно, что по большому счету именно благодаря одному событию, которое случилось на территории Казахстана, у Европы и всего западного мира и появилась сама возможность печатать и тиражировать книги, газеты и манифесты, массово размножая ряды грамотеев. Как читателей, так и писателей, в том числе журналистов. Вся мировая журналистика по большому счету зачалась именно здесь, под Таразом, и то, что наши патриоты до сих пор не обратили на это наше внимание, говорит лишь о том, что они думают не о том.
О чем я? О бумаге!
Никто не спорит, что одним из величайших изобретений человечества стала бумага. Точнее, изобретением не всего человечества, а его китайской составляющей. Неудивительно, что в те времена, когда полудикие европейцы еще не знали ничего, кроме дорогостоящего пергамента и экзотического папируса (а писали там лишь избранные носители всяких тайных знаний и истин для отдельных читателей), в Китае весь средний класс поголовно владел грамотой и обменивался письмами, записками и расписками.
Поворотным моментом в деле распространения бумаги по Земле и считается «битва народов», которая случилась в 751 году в районе Тараза. Баталия, в которой арабы одолели китайцев, принесла богатую военную добычу, в числе которой оказалось несколько бумажных дел мастеров. Вскоре через Самарканд, Багдад и Дамаск бумага распространилась на весь арабский мир, который тянулся в те времена от Персии до Испании. Оттуда бумажное производство проникло в Италию, Германию, Англию и Россию.
Впрочем, процесс распространения технологии был очень неспешным — Туманный Альбион зашуршал бумажками лишь в конце XV века, а Россия — на полстолетия позже. Как и ныне, тогдашняя Европа, пользуясь чем-то китайским, относилась к нему с подозрением. Отцы церкви пытались даже представить бумагу как сатанинское изобретение. Впрочем, очень скоро зачинатель западного книгопечатания И. Гутенберг доказал, что дьявол живет вовсе не в бумаге, а в типографской краске.
По заветам Октября
Но вернемся в Казахстан. По иронии судьбы первая книга на казахском языке была напечатана лишь в 1807 году в Казани («Сейфуль-Малик»). В целом в досоветские времена на казахском было издано всего 700 названий книг. Правда, в областных центрах (в Верном первая типография появилась в 1869 году) существовало уже довольно много мелких издательских заведений, печатавших в основном объявления, указы, брошюры и местные газеты.
Все кардинально поменялось с победой Октября и появления навязчивой идеи большевиков построить общество всеобщей грамотности. В том числе с помощью массового книгопечатания.
В Оренбурге, тогдашней столице Казахской автономии, 3 ноября 1920 года появился «Киргосиздат» (в последующем — «Казгосиздат»), который начал печатать солидными тиражами не только переводы классиков марксизма-ленинизма, но и произведения Сейфуллина, Майлина, Джансугурова, Ауэзова, Муканова.
Большие перемены основ казахского книгоиздания, оптимизировавшие процесс, были связаны с переходом печатного языка сначала на латиницу (в 1928-м), а потом на русскую графику (в 1940-м).
В 1929-м в связи с очередной передислокацией столицы Казгосиздат переводится в Алма-Ату. А к 80-м годам в городе существует уже восемь специализированных издательств системы Госкомиздата КазССР. «Казахстан» (общественно-политическая и производственно-техническая литература), «Жазуши» (художественная), «Мектеп» (учебно-педагогическая), «Жалын» (детско-юношеская), «Кайнар» (сельскохозяйственная и о природе вообще), «Наука» (находившаяся в ведении Академии наук), издательство Казахской энциклопедии и... «Онер», в тихом кабинете которого я притирался мягкой частью тела к мягкой поверхности стула ранней весной 1987 года.
И хотя качество издаваемых в те времена книг может и не поразить воображение современного читателя, но количество... В 1985 году, к примеру, издательства Казахстана (считай — Алма-Аты) выпустили 2345 названий книг и брошюр общим тиражом 35 миллионов экземпляров!
(Продолжение следует.)