История 1: куда подевались исторические елки с верхушки Кок-Тюбе?
Не знаю, насколько зеленым был тот Алматы, которому перевалило за «тысячу лет», — патриарха жителям так и не представили, а таинственные монеты, которыми азартно трясут инициаторы славной даты, про то настырно умалчивают. Но в том, что никаких деревьев к началу строительства Верного на этом месте не существовало, сомнений нет. Об этом свидетельствует единственный достоверный рисунок, «снятый» художником Павлом Михайловичем Кошаровым в 1857 году. То же подтверждает и Петр Петрович Семенов (которому Кошаров сопутствовал), увидавший юное поселение годом ранее. Оно предстало перед глазами географа в виде строящихся домиков в зоне «необыкновенно сухого предгорья, где в то время не росло еще ни одного дерева».
Но домики недолго торчали на выжженных солнцем пустырях. Процесс усиленного озеленения начался вместе со строительством, немедленно, о чем свидетельствует отрывок из воспоминаний того же СеменоваТян-Шанского, относящихся уже к его вторичному посещению Верного, через год: «Верное, к моему крайнему удовольствию, представилось мне уже в более приглядном виде, чем в 1856 году. Все домики были более или менее отстроены, а около домика пристава Большой орды был уже посажен молодой садик; это были первые деревья, посаженные на подгорье, на котором ныне цветущий город Верный утопает в зелени садов».
Про «утопающий в зелени» город Семенов дописал уже полвека спустя, готовя к изданию свои воспоминания.
Павел Кошаров, спутник Петра Семенова, оставивший нам самое первое изображение Верного, вместе с ним задал краеведам волнительную загадку. Один из ближайших к поселению горных гребней, изображенный на его рисунке, сплошь «порос» еловым лесом.
Увлеченный советский краевед Николай Петрович Ивлев решил даже, что этот лес действительно поднимался в те времена над вершиной Веригиной горы (Кок-Тобе). Хотя это несомненный ботанический нонсенс! Потому что нигде в Заилийском Алатау реликтовый еловый лес из тянь-шаньских елей не опускается так низко, жестко подчиняясь законам «высотной поясности», который установила тут сама природа (и первым рассмотрел его сам Семенов).
Дело в том, что абсолютная высота возвышающейся над городом Кок-Тобе — 1070 метров, в то время как самые низкие места произрастания тянь-шаньских елей отмечены на высотах не менее чем 1200 метров над уровнем моря. Речь об отдельных экземплярах. На нижних пригорках местные елки не произрастают в принципе! Тут этим реликтам холодных эпох очень жарко и сухо. К тому же все авторы и источники акцентируют, что в первые годы строевой лес вывозили именно из «ущелий», и никто не упоминает лесоповала на вершинах ближайших «прилавков».
В чем же дело? Если только отбросить полубредовое предположение о том, что Кошаров, имея в виду предписание властей о некоей секретности военного поселения, сознательно исказил облик его окрестностей, то остается уверовать, что произошла банальная путаница, связанная с правом художника на некоторые вольности. По мнению некоторых исследователей, Кошаров вообще-то не все рисовал с натуры, не успевал, а многое дорабатывал уже позже, по памяти, основываясь на своих путевых набросках.
История 2: про то, как Турксиб не только возил, но поил, кормил и одевал
На рубеже 20-х — 30-х годов прошлого века в СССР наступил товарный голод. Деньги зарабатывались легче, чем тратились. А все из-за того, что тратить их особо было не на что. В стране ощущался дефицит всего.
Для того чтобы как-то обуздать спекуляцию, наряду с репрессивными методами рабоче-крестьянское правительство вынуждено было ввести распределительную систему снабжения продуктами первой необходимости. Трудовой элемент получил на руки заборные книжки, по которым и получал скудные пайки (нетрудовой получал фигу с маслом).
Однако были места, где снабжение сильно отличалось от общепринятого. В первую очередь это касалось «ударных строек пятилетки», таких как Турксиб. На всем протяжении строящейся трассы была принята следующая норма снабжения для строителей: хлеб печеный — один килограмм в день, мясо — восемь килограммов в месяц, чай — 100 граммов в месяц, сахар — три килограмма в месяц; обувь: сапоги рабочие — одна пара, ботинки — также одна пара в год; мануфактура — на 9-10 рублей в месяц.
История 3: о несоответствии отношения Брежнева к Казахстану и Казахстана к Брежневу
Упреки в том, что Брежнев, дескать, пришлый варяг, случайно занявший высший партийный пост республики, но абсолютно не знавший чаяний и проблем Казахстана, вряд ли справедливы. Да, правила игры в СССР не благоприятствовали созданию монолитных национальных элит. Партийные функционеры непрестанно тасовались и перераспределялись с места на место. Засиживаться не давали. Но это вовсе не значит, что все они были бездушными идиотами и равнодушными карьеристами. И Брежнев, особенно в пору своей государственной спелости, считался отнюдь не самым худшим вариантом среди руководителей Казахстана.
Вот авторитетное мнение Димаша Ахмедовича Кунаева, который именно при Брежневе был возвращен из почетной ссылки в Академию наук и вновь возглавил Совет министров республики: «С Брежневым работать было легко, он обладал особой целеустремленностью и большими организаторскими способностями. Будучи по специальности техником-землеустроителем, инженером-металлургом, он детально разбирался в промышленном производстве и в сельскохозяйственных делах. Прекрасно ориентировался и в сельскохозяйственном производстве. У него был ровный, спокойный характер, он по-доброму относился к товарищам. Я всегда работал с ним в полном контакте».
Стоит добавить, что эта характеристика была дана Кунаевым уже в те времена, когда сам он был давно на пенсии, а Брежнев находился не в Кремле, а рядом — у Кремлевской стены...
Главной задачей, которую решал Леонид Ильич в Казахстане, являлась, конечно, целина. Когда Брежнев (уже в пору зрелости) в конце 1970-х решил стать великим писателем (что ему удалось: его произведения тут же вошли в школьную программу по литературе и получили Ленинскую премию), то одна из частей его знаменитой (недолго, правда) биографической трилогии, получившая название «Целина», была целиком посвящена Казахстану.
Здесь, если вчитаться, можно найти и такие строчки, которые являются своеобразным признанием в любви к казахам: «Я полюбил казахов еще на фронте. Это были обстоятельные, скромные люди, исполнительные и отважные бойцы и командиры. В минуты передышек они очень тосковали по своей родине, ковыльным степям».
Однако вопреки ожиданиям мы напрасно станем искать имя Брежнева на карте современного Казахстана и на улицах Алматы. Почему? А потому что современная историография делает вид, что «его здесь не стояло». Отношение странное, но... Не удивляющее.
Переименованная вскоре после кончины генсека главная площадь тогдашней столицы республики так же быстро это имя утратила. А взамен ничего «брежневского» в городской топонимике так и не появилось. Годы его жизни в Алма-Ате не отмечены ни одной мемориальной дощечкой, хотя наш город увешан таковыми, как Лувр картинами.
Характерно, что на доме, где Леонид Ильич жил в последний период своего пребывания в Алма-Ате (особнячок купца Головизина на углу нынешних улиц Назарбаева и Курмангазы), красуется памятная доска с именем другого партийного иерарха, занимавшего точно такую же должность ранее. Если это и есть «историческая справедливость», то какая-то она у нас уж очень избирательная. Ведь если даже пропустить мимо ушей все, что было сказано про отношение Брежнева и его вклад в Казахстан и Алма-Ату, исторически сама по себе личность Леонида Брежнева — фигура такого масштаба, с которой в 1970-е годы прошлого века стояли рядом очень немногие на этой планете. Как к нему ни относись...
История 4: про то, как Казахстан осчастливил филателистов
Как известно, особую ценность у филателистов имеют марки с какими-то ляпами. В этом отношении Казахстан, едва приступив к выпуску собственных почтовых символов, уважил коллекционеров. Выпустив уникальную марку (на фото) с изображением «Золотого воина» из кургана Иссык. И не с одной, а целыми двумя ошибками! А было это на заре независимости, в 1992 году.
Правда, первый промах неосознанный, да и распознать его могут разве что знатоки археологии и древней истории. «С правой стороны костяка вдоль костей правой ноги лежали остатки железного меча и ножен... Слева между костями левой руки и туловища находился сильно коррозированный железный кинжал». Это из протокола археологов, вскрывавших курган Иссык в конце 1960-х.
Теперь посмотрим на рисунок. Кинжал и меч тут поменялись местами. Ну это ладно, эта оплошность дизайнеров просто перекочевала из первоисточника — книги археолога Кималя Акишева «Курган Иссык», выпущенной в Москве в 1978 году.
Зато второй ляпсус — искаженное латинское название Казахстана — легко читается любым учеником начальной школы! Марка сразу стала филателистической редкостью. Знай наших!
