История 1: о том, для чего монголы считали своих пленников
Знаменитый посланник папы Иннокентия IV к монголам (в 1245 — 1247 годы) Плано Карпини, повествуя о татаро-монгольских нравах, рассказывает про любопытный обычай, которым обычно сопровождалось взятие неприятельского города. После сдачи победители выводили побежденных из города, говоря при этом, что хотят сосчитать всех по существующему обычаю.
«...А когда те выйдут к ним, то татары спрашивают, кто из них ремесленники и оставляют их, а других, исключая тех, кого захотят иметь рабами, убивают топором».
Главной целью монгольских «нашествий», что бы там ни говорили продвинутые современные историки, был банальный грабеж стран и народов. Производящие материальные ценности ремесленники, таким образом, сами подпадали в разряд ценностей. Недаром ставки всех монгольских правителей были переполнены мастерами, взятыми в полон в самых разных частях света. Характерно свидетельство Рашид-эд-Дина о покоренном после семимесячной осады Хорезме. Откуда монголы «выгнали жителей разом в поле, отделили 100 000 человек из ремесленников и искусников и отправили в восточные страны».
История 2: про то, существовало ли у казахов массажное искусство
В великолепно изданной еще в советские времена книге Узбекали Джанибекова «Эхо...» мое внимание привлекла фотография (привожу ее здесь), подпись к которой гласила, что изображенный на снимке «лекарь-массажист — тауп» делает пациенту массаж.
Признаться, мне не попадалось в этнографической литературе сведений о какихто особых проявлениях массажного искусства у казахов. Хотя традиционные способы лечения в Степи отличались изрядным разнообразием приемов и методов. Об этом говорит перечень «узких специалистов». Среди которых отмечались такие, как терапевты — «дерігер», хирурги — «отаншы», костоправы — «сыныкшы». Что до названия «тауп», то словом «тауіп» (от арабского «табиб») обозначали вовсе не каких-то массажистов, а знахарей вообще.
Что до приведенного фото, то на нем скорее всего изображен не «массажист», а костоправ (на это косвенно указывает и искаженное от боли лицо пациента). Про этих специалистов сведений как раз предостаточно. В Степи с ее травмоопасными средствами передвижения работы им хватало всегда! Что-что, а вправить незадачливому наезднику случайный вывих (используя элементы массажа) считалось банальной процедурой, которая была под силу любому «таупу».
Хотя, конечно, близость Китая с его тысячелетней системой лечебного массажа могла приводить и к появлению в Степи отдельных лекарей «с иностранными дипломами».
Судя по всему, следующим в этом печальном списке должно было обозначиться имя молодого русского натуралиста Николая Северцова. Сразу за Адольфом Шлагинтвейтом. Это был очень яркий эпизод, выдающееся «приключение» века «Большой географии». Иллюстрация того, как закрашивались белые пятна в Глубинной Азии (частью которой до поры были и земли Казахстана). Так что остановлюсь на этом эпизоде чуть подробнее.
История 3: как великий русский исследователь оказался в плену у кокандцев (эпизод открытия Центральной Азии)
Николай Северцов 26 апреля 1958 года вместе с препаратором и небольшим конвоем из троих казаков в сопровождении двух казахов-проводников охотился в сырдарьинских тугаях. И это, разумеется, была не простая добыча дичи, а часть все той же Туркестанской ученой экспедиции. В первую-то очередь Северцов считался зоологом.
Вот тут-то маленький отряд и столкнулся с кокандским разъездом, состоявшим из 15 человек. Если бы Северцов был военным, то все возможно бы и обошлось. Численный перевес был не столь критичен.
«Но я не привык командовать; прежде, в степи, я поручал это офицерам, начальствовавшим конвоем экспедиции. И тут вместо решительной команды, не допускающей возражений и заставляющей наших солдат и казаков побеждать или умирать, я высказал только свое мнение...»
Так или иначе, столкновения избежать не удалось. Препаратор был ранен первым, но успел спрятаться в тугаях. Затем та же участь постигла одного из казаков. Сопровождавшие Северцова казахи-проводники умчались за подмогой к располагавшемуся неподалеку русскому отряду. Невразумительное начало маленькой битвы привело к самому неудачному исходу — беспорядочному отступлению, более похожему на бегство. Беглецов разбросало в разные стороны, и вскоре путешественник остался один. Будучи не из робкого десятка, он встретил врага лицом к лицу, хотя к тому мгновению уже и получил одно легкое ранение пикой.
«Я не надеялся спастись и, решившись не достаться им даром, метко, расчетливо прицелился в ранившего меня кокандца, пустил в него правильно досланную пулю, и его лошадь поскакала без седока, а он лег мертвым на дороге с простреленной навылет головой».
Блеснувшая было надежда на спасение осклабилась во весь рот. Но рот этот оказался неприлично беззубым. Конь путешественника споткнулся. В этот момент его настигли. Вторая пуля вместо того, чтобы повторить путь первой разорвала ружье. И тут же пронзившая грудь пика выбила наездника из седла. Северцов оказался один, раненый, без оружия, в окружении возбужденных местью противников.
«Кокандец ударил меня шашкой по носу и рассек только кожу; второй удар по виску, расколовший скуловую кость, сбил меня с ног, и он стал отсекать мне голову, нанес еще несколько ударов, глубоко разрубил шею, расколол череп...»
Что и говорить — отрубить человеку голову непросто. Если, конечно, ты не обладаешь навыками заправского палача, которые, кстати, весьма ценились правителями этих мест. Случай с Северцовым показателен и относительно того заблуждения, что ратники прошлого могли рубить головы направо и налево одним движением. Были, конечно, и такие рубаки, но в массе они вряд ли преобладали.
После первой неудачи подуставшие и поостывшие кокандцы решили, что легче и лучше будет не добивать этого живучего русского, а взять его в заложники. В конце концов, деньги не пахнут, а за живого и важного пленника с врагов можно было получить куда более солидный куш, чем дадут за его мертвую голову свои. Северцова посадили на лошадь, привязали его ноги к стременам и повезли вспять тому направлению, куда в тот момент двигались все его мечты и чаяния. В Туркестан.
«Месяц плена у кокандцев», который Северцов пробыл в Туркестане, находясь между жизнью и смертью, достоен отдельного рассказа.
История 4: про неполиткорректного верблюда, который чуть не растоптал американскую журналистку
По заверению озадаченных туристической раскруткой Казахстана чиновников иностранцы, несмотря ни на что, так и прут к нам с разных сторон, выстраиваясь в длинные очереди по границам. Для чего? А хотя бы для того, чтобы сделать завораживающее селфи рядом с настоящим верблюдом. В этой верблюдофилии иностранцев нет, впрочем, ничего нового.
«На полустанке, где поезд случайно задержался, по меньшей мере двадцать фотоаппаратов нацелились на верблюжью морду. Началась экзотика, корабли пустыни, вольнолюбивые сыны степей и прочее романтическое тягло...
Американка из старинной семьи вышла из вагона в круглых очках с темными стеклами... Сначала она стояла рядом с верблюдом, потом впереди него и, наконец, на нем, уместившись между кочками...
— Вы за ней присматривайте, а то она случайно застрянет на станции, и опять будет сенсация в американской прессе: «Отважная корреспондентка в лапах обезумевшего верблюда».
Проницательный читатель, конечно же, узнал непревзойденную иронию Ильфа и Петрова и сочные строки из «Золотого теленка».
С тех пор как крестные отцы О.И. Бендера напитались казахстанской экзотики вместе с прочими пассажирами «литерного поезда», отправленного из Москвы на «смычку Турксиба», минуло уже почти сто лет. Но отношение иностранцев к нашим верблюдам поменялось мало. Стоит им только завидеть очередного горбоносца, бегут со всех ног, роняя смартфоны.
Интуристы были бы очень разочарованы, если бы заранее узнали, что и большинство самих казахстанцев ныне знакомо с этими достопримечательностями своей страны только по праздничным шествиям на Наурыз, зоопаркам да заученным (правда, лишь самыми продвинутыми интеллектуалами зрелого возраста) строчкам Владимира Маяковского (про «лошадь-ублюдка»).
Сохранился, правда, еще типовой набор неких публичных знаний о том, что верблюд с удовольствием пожирает колючки, а после благодаря горбам неделями может вообще ни есть, ни пить (не курить и не материться!). А еще, что он — прирожденный «корабль пустыни», а потому плевать на всех хотел. Что и делает весьма охотно и безо всякого повода. (В связи с чем от него вообще-то лучше держаться подальше!)
