История 1: о том, каким увидел Верный Семенов-Тян-Шанский в 1856 году
Наиболее известной и масштабной личностью, промелькнувшей в Верном в самые первые годы существования поселения, несомненно, следует считать Петра Петровича Семенова (в те годы еще далеко не Тян-Шанского), побывавшего у нас в 1856 и 1857 годах в ходе своего знаменитого путешествия на Тянь-Шань. Потому-то, как мне кажется, его сведения о том «темном периоде» интересны для всех патриотов нашего города и любителей истории.
Что увидел у нас отец русской географии? Об этом — чуть ниже. А для начала некоторые сведения о фигуре гостя.
Петр Петрович Семенов-Тян-Шанский (1827-1914) происходил из дворян Рязанской губернии. После окончания Школы гвардейских подпрапорщиков (Николаевское кавалерийское училище) учился в Петербургском, а затем — Берлинском университетах. Проникновение в Тянь-Шань — апофеоз Семенова-путешественника. Именно за это предприятие в 1906 году (спустя 50 лет) императорским указом ему и был присвоен титул Тян-Шанского. А вскоре ему вручили и величайшую награду империи — орден Андрея Первозванного.
Блестящий интеллектуал и последовательный государственник. Так можно охарактеризовать Семенова одной фразой. За что бы он ни брался, всюду оставлял свой яркий след. А брался он за многое. На время фактического руководства Семеновым выпал самый блестящий период деятельности Русского императорского географического общества. Он принимал деятельное участие и в подготовке «крестьянской реформы» 1861 года. Под его началом появилась российская статистика. Коллекция фламандской и голландской живописи Семенова (ныне хранится в Эрмитаже) относилась к величайшим собраниям мира.
Сенатор, член Государственного совета (его среди прочих можно видеть на знаменитом полотне Репина), академик Академии наук, действительный член Академии художеств, организатор русской части Всемирной выставки в Париже, вдохновитель и автор таких уникальных и до сих пор непревзойденных изданий, как многотомная «Живописная Россия» и «Россия. Полное географическое описание нашего Отечества» (один из томов которой почти целиком, а еще один частично посвящены территории современного Казахстана). Для нас небезынтересно участие Семенова и в судьбе Чокана Валиханова, которого он знал лично и в продвижении которого принимал самое деятельное участие. Знаменитая «экспедиция в Кашгар» была инициирована именно Петром Петровичем.
Впервые Семенов увидел Верное в самом конце лета 1856 года. А вернее — не увидел. Потому что длинный путь аж от Чингильдинского пикета с переправой через Или позволил добраться до места лишь в темноте.
«Когда мы стали подъезжать к Верному, наступила темная ночь. Тем эффектнее представились мне совершенно неожиданно на всем широком пространстве только что основанного укрепления веселые разноцветные огни зажженной в этот день иллюминации, которая представила мне Верное в совершенно феерическом виде. Я знал, что домов в Верном, кроме наскоро выстроенного домика пристава Большой орды, еще не существует, а между тем блестящие разноцветные шкалики обозначали красивые фасады этих несуществующих домов.
Когда же я проснулся на другой день в приготовленной мне просторной юрте и вышел из нее, то никаких домов и домовых фасадов не оказалось. Обнаружилось, что вечером от хитроумно придуманной иллюминации произошла полная иллюзия».
Так позднее вспоминал сам Семенов эту первую встречу с Верным. Приставом Большой орды состоял в те годы «образованный полковник Хоментовский» — знакомый Семенова по военной юности. Приятный собеседник и умный человек, полковник, правда, страдал от «недостатка, который парализовал столь многих из наших лучших в то время окраинных деятелей, — алкоголизма».
Может быть, из-за этого уже через два дня трезвенник Семенов, долго не задерживаясь, выехал в сопровождении 10 казаков, двух киргизов (казахов) и своего слуги в свою первую «рекогносцировку» к Иссык-Кулю.
«При выезде из Верного встретили веселый хоровод русских переселенцев из крестьян, только что прибывших в Верное».
В 1856 году в Верное прибыли 1464 переселенца (против сотни заехавших в 1855м). В основном крестьяне. Так что к моменту появления тут Петра Петровича в укреплении было уже довольно людно.
История 2: что писал Валиханов о китайском языке
«Китайский язык состоит из односложных звуков у, ау, дау, хау, мау, зау и пр. Каждый из этих звуков имеет несколько значений. Есть слова, имеющие 500 значений. Китайская грамота и язык — вещи отдельные, без той связи, как у нас. Каждое значение, а не звук имеет свое письмо. Звук хой имеет 214 разных письмен, обуславливающих 214 его значений. Посему можно читать китайские книги, не зная языка... Китайцы никак не могут говорить на иностранных языках. Буквы «н» и «р» непостижимы для китайца».
История 3: о том, как «корабль пустыни» стал ее пахарем
Сегодня это уже капитально подзабылось, но еще 100 лет назад верблюд в степи выполнял ту же функцию, что лошадь на русских и европейских полях и бык на нивах южных стран. На верблюдах пахали.
Кто первый попытался использовать верблюда для пахоты — вряд ли когда-нибудь доподлинно выяснится. Но где — предположить можно. Как известно, в Средней Азии с ее земельным дефицитом поля возделывали в основном ручным способом с помощью мотыги и кетменя. Потому появление запряженного в плуг верблюда следует соотнести с вводом в севооборот больших участков безлесого Казахстана и связать с «оседанием» кочевников в эпоху постепенного сокращения степной вольности.
Не просмотрели «тракторные» способности верблюда и русские крестьяне пограничных степных областей. Мой дед Федор Кузьмич Михайлов, а он прошел весь XX век в едином ритме со страной, вспоминал, как еще в 20-е годы прошлого столетия ему приходилось пахать на верблюде в Поволжье. Так что по большому счету, если уж говорить о верблюде, то не следует сужать его роль. Верблюд — это отнюдь не только «корабль пустыни». В пустыни это все!
История 4: о том, как река Или чуть было не потекла в Аральское море
В 1950-е годы в поле зрения советских преобразователей природы попала река Или. Обсуждался и проект, автором которого был инженер П.С. Колачев.
Согласно его планам, после строительства Капчагайского водохранилища ниже по течению предполагалось перегородить реку еще одной плотиной в Кулан-Басском створе и создать второе рукотворное море. От него протянуть широкий Или-Чуйский канал в сторону реки Чу и далее на орошение Бетпак-Далы и до самой Сырдарьи.
На пути следования илийской воды должен был появиться целый каскад новых ГЭС со своими водохранилищами. А весь водный путь сулил еще и транспортную связь Алма-Аты с Южным Казахстаном и даже с Аральским морем посредством водного транспорта.
Вот что писал по поводу проекта Калачева академик-энергетик Ш.Ч. Чокин: «Строительство Или-Чуйского канала позволит вовлечь в сельскохозяйственное использование около 3,5 миллиона гектаров земель, расположенных в юго-западной части пустыни Бетпак-Далы, получить свыше 2 миллиардов кВт.ч в год электроэнергии от трех ГЭС (Койжарылганской, Андасайской и Уланбельской)...»
Но у проекта были и противники. Ведь на другой стороне весов лежала судьба Балхаша, который при таком раскладе неминуемо превратился бы в «несколько небольших разобщенных между собой водоемов» и стал источником пыльных бурь.
Последовательный неприятель, казахстанский геолог Т.Н. Джуркашев излагал свои аргументы: «Проект Н.С. Калачева таит опасность многих осложнений. Прежде всего ставятся под угрозу ондатровое хозяйство в дельте Или и рыбные промыслы на озере. Кроме того, крупнейшие промышленные центры Балхашский медеплавильный комбинат и Саякский рудник лишатся источника воды для технических нужд».
Проект положили «под сукно», и про него забыли. И слава Богу!
