В 1987 году в Алма-Ате прошел весьма знаменательный для начинающих стихоскладцев форум — XIV Всесоюзный фестиваль молодых поэтов, собравший юные (и не очень уж юные, «молодыми» в те годы ходили до 40 лет) дарования со всех просторов «Родины великой». Возможно, это был последний подобный сбор, так как страна стремительно ломалась и без жалости крушила свои традиции.
Во всяком случае, по обыкновению распахивая душу собратьям (и сосестрам) по цеху, съехавшимся в Алма-Ату со всего СССР, я часто наталкивался на ответный... холод? Нет, еще пока холодок.
Но вспоминать то собрание все равно приятно. И, дабы не перегружать свою память тем, что было (и чего не было), в этой части я буду опираться на два источника. Во-первых, на поэтический сборник «Парус времени», выпущенный издательством «Жалын» в 1988 году. В него вошли стихи большинства участников. А во-вторых, на сведения из интернета, которые, признаюсь, я использую в своих работах крайне редко и крайне неохотно. Но тут куда деться?..
Моквала и Оксана
Пленарные заседания проходили в Союзе писателей Казахстана и не отличались особой раскованностью. Все были напряжены и сосредоточены, зависая в сравнении себя с другими. За некоторым исключением. Помню чрезвычайно активную и энергичную грузинскую девушку, которая писала совершенно откровенно (так, по крайней мере, звучало в переводах на русский).
Змея один очества грудь холодит. Может быть, это иллюзия, простительная всякому начинающему ветерану, но мне упорно мнится, что страсть к поэзии, присутствовавшая у поколений, завершавших недолгую историю СССР, вряд ли когда-нибудь станет такой всеохватывающей и всепожирающей. А потому, осознавая, что отдаляюсь от магистральной темы, продолжу рассказ о поэтических нравах середины 1980-х.
Жжет спину плеть сплетен. Сидишь над
тетрадкой...
В руках ураган, точно в ветках, гудит -
Ломают публично, а плачешь украдкой.
Или:
Ты пригвоздил меня к земле,
и мне осталось лишь примириться со своей судьбой.
Врата небес закрылись... Но казалось,
Но почему мне все-таки казалось,
Что я могу быть счастлива с тобой?!
Моквала Гонашвили в следующем веке станет одной из самых известных грузинских поэтесс и даже возглавит Союз писателей Грузии...
Или вот еще одна запомнившаяся тонко-поэтичная натура с Украины.
Ты ощущаешь не сразу —
ощутишь, когда отхлынет лето
(Закрываются летние кафе, и с террас снимают столики):
Из двадцатого века, словно из мяча,
уже со свистом выходит воздух;
И неслышно набухает следующий век
— но уже не для нас, не про нас...
Киевлянка Оксана Забужко вряд ли думала о том, что в скором времени порвет со своим партийным прошлым, а в «следующем веке» прославится романом «Полевые исследования украинского секса» и получит в 2023 году орден Почетного легиона.
Надежда и опора
Привлекали к себе внимание и бородатые ребята-прибалты, у которых я даже бывал на каком-то междусобойчике в номере (гости жили в той гостинице на Коммунистическом проспекте, которая так удачно «сгорела» в новое время). Айдас Марченас вскоре будет объявлен «надеждой литовской поэзии». На его стихи уже в этом тысячелетии я как-то наткнулся в «Дружбе народов». А что он писал тогда?
думает в море рыбак
небо в глазах любимой
думает он только так
отражается видит
небо в любимых глазах
Или Аадо Линтроп, который позже станет известным исследователем эстонского фольклора.
Снежный сумрак в себе
Ты носишь
До тех пор, пока все
Не бросишь.
А еще были скромные снаружи, но страстные внутри стихотворцы из Средней Азии. Аскар Махкамов, который в будущем переведет на узбекский «Авесту», тогда слагал томно-классичные восточные строфы.
На тропах тех — ведущих на курганы —
Печально-тонко женщина поет...
Или Низом Косим, уже в тот год ставший членом Союза писателей СССР (круто!), а позже (в 2015-м) возглавивший Союз писателей Таджикистана, выпустивший полтора десятка сборников и кучу переводов мировых классиков. Тогда он рассуждал в стихах.
Так он всю жизнь глава — обманом.
А шляпа, что с нее возьмешь?
Лишь документы по карманам
Все выдают за правду ложь.
Не остались в стороне и россияне. Мурманчанин Николай Колычев привлекал такими привлекательными для каждого русского «есененско-рубцовскими» строчками.
Дремлет мой дворик заснеженный,
Тихо луна улыбается.
Хочется петь что-то нежное,
Хочется плакать и каяться.
И он вовсе не затеряется в грядущем, будет издаваем, читаем и до конца останется верным родному Северу.
А Артур Доля хотя и представлял Москву, но был в Казахстане дома — родился в Целинограде. Позже окончил знаменитый Литинститут — Литературный институт имени А.М. Горького. Тогдашние его вирши не возбуждали моего воображения, но, судя по всему, он до сих пор интересен своему читателю.
Наше слово
Надо сказать, что на общесоюзном фоне не бледнели и наши, казахстанцы. Взять хотя бы запоминающихся казахов, писавших порусски. Думаю, их имена что-то да скажут всякому культурному пользователю РК.
Ермек Турсунов, хотя имя его связано более с кино, в те годы засветился как начинающий журналист и весьма оригинальный поэт с образным языком. Вот одно из его тогдашнего.
Океан каждое утро просыпается великим,
Но не знает об этом,
А смотрит в небо голубыми глазами:
Там тоже вода?..
Тоже синяя, дельфины белые и киты.
Или небезынтересный Мурат Телибеков, прославившийся эпатажем, своеобразным отношением к исламу и попытками баллотироваться в президенты Казахстана. Вот что волновало его тогда.
Маленькая девочка с черными косами
Несет в футляре музыкальный инструмент
Так бережно, словно бесценную скрипку
Страдивари...
А в нем всего лишь старая домбра.
Маленькая девочка с черными косами
Молчаливо смотрит на мир.
Когда-нибудь в будущем женщина, мать
Вот так же бережно понесет на руках ребенка...
Ну а как же члены того поэтического клуба, который собирался в кумысхане на улице Куляш Байсеитовой, и благодаря которому мы с вами и забрались в самые дебри такой высокой поэзии? На фестивале мы вовсе не затерялись среди прочих талантов. Однако, как я ни старался рассказать о нашем участии (а заодно и нашей поэзии), втиснуть всех в одну полосу не удалось. Есть сомнение, что краткость — сестра моего мемуарного таланта. Потому продолжу тему в следующий раз.
Тонкости перевода
На фестивале звучали стихи на разных языках, никакого насилия и ограничения в этом вопросе не существовало. И переводы вирш участников были сделаны как на русский, так и на казахский. Так что вместе со сборником «Парус времени», выпущенным по следам фестиваля в следующем году, вышел и полноценный казахский аналог. Хотя и с совершенно другим содержанием, и даже авторами, чьи стихи не вошли в русскую книжицу. Кстати, похвастаюсь, что в нем было напечатано и мое стихотворение, которое называлось «Ереван» (отзвук путешествия по Кавказу) и на русском никогда не публиковалось, переведенное Нуркенже Хасеновым (за что ему моя запоздалая благодарность, которую, увы, он уже не сможет получить).
К сожалению, я не могу похвастаться знанием молодой казахской поэзии тех лет. Но, зная поэтичную страсть степного народа, уверен, что ее уровень ничем не уступал всем прочим. Во всяком случае, имена Жумаша Кенебаева, Тортая Садуокасава, Гульнар Салыкбаевой, Байботы Серикбаева должны быть хорошо известны почитателям казахского стихотворчества.
Пишу, а в голове мелькает лукавая мысль: вот бы снова собрать сегодня воедино в нашем городе всех участников того поэтического фестиваля, кто дожил до этого времени. Любопытнейшая была бы встреча. Не уверен, что все захотели бы подать друг другу руки и сесть рядом, смогли бы отыскать основания для общего разговора. Время, истекшее с 1987 года, развело то поэтическое братство на такие невообразимые расстояния, что представить себе прежнее, пускай уже и немножко нервное, но все же единение братьев и сестер по цеху, сегодня вряд ли мыслимо. Ну разве что после испития ведерной винной чаши. Хотя, если честно, мне бы было крайне любопытно пообщаться с некоторыми из тех, с кем мы беседовали, спорили и обменивались стихами тогда в Алма-Ате.
(Продолжение следует.)
