В поисках собратьев (и сосестер)
Но остается вопрос, а какая нелегкая меня вообще-то туда занесла? Явно ведь, что не стремление к славе и не размеры гонораров. А что тогда?
Не что, а кто. В «Учителе Казахстана» работал Виктор Медведев. Может быть, не все читатели ведают о ком речь? Так я поведаю. Тем более что я и сам толком не знал о нем почти ничего, переступая порог его кабинета. Мне было ведомо лишь то, что «Медведев пишет неплохие стихи». Это и стало поводом для знакомства. Я ведь сам свято верил в то, что тоже «пишу неплохие стихи». А так как в те годы (конкретнее — речь о 1993-м) меня мучила невыносимая жажда повстречать хоть одного достойного собрата по перу (и судьбе), я искал таковых везде, где мог.
Правда, для начала я попытался триумфально вторгнуться в святые стены Союза писателей (СП) Казахстана, что таился в похожем на кронштадтский форт здании на Коммунистическом проспекте. Но тамошняя оборона даже не дрогнула от нахального донкихотского наскока свежевылупившегося гения. И тогда я начал поиски себе подобных гениев-стихотворцев, которые, такие же неприкаянные и непринятые, также обреченно маячили у неприступных бастионов СП.
Алма-Ата ведь не какой-то там Урюпинск. У нас сама природа как нигде располагает к массовому рождению поэтов. А все поэты (кроме тех, что держат оборону за крепкими стенами Союза писателей), они ведь братья (или, в крайнем случае, сестры!). Отыскать их и объединить своим прекрасным союзом — такова и была магистральная идея, которая захватывала мою деятельную натуру в то далекое время. Эта-то чувственная идея, обреченная на материализацию, и вывела меня на Виктора Медведева.
Фоновая личность эпохи
Но о поэзии — чуть позже. А пока — проза. Суровая.
Суровая, как сам Медведев, в облике которого не оказалось ничего поэтичного. Он скорее напоминал грубо отделанную гранитную глыбу, сработанную апологетом пролетарского монументализма, нежели изнеженную псевдоантичную статую мраморного Мусагета, до лоска вылизанную каким-нибудь салонным Кановой. Не зная, какая тонкая и восприимчивая (и ироничная) душа скрывается в этом суровом груборубленом обличье, можно было, повстречав его в темном месте, обоснованно шарахнуться в сторону. И зря.
Настороженность улетучилась тотчас после того, как наша беседа, начавшаяся напряженно и вязко (оно и не случайно, я потревожил мирный труд Медведева в его кабинете безо всякого предупреждения), растворилась в общем потоке и плавно перетекла... В приятельские отношения, которые сохранились между нами и доныне.
Теперь, когда между нами столько прожитых десятилетий, могу охарактеризовать Медведева как фоновую личность, которая не только живописует, но и поддерживает (аки атлант) свою эпоху. Такие всегда идут в ногу со временем, но своим выверенным шагом.
Подобных неизнеженного обличия ребят «от сохи» или «от станка» в те годы массово порождала советская система. Становясь вполне рафинированными горожанами, пытаясь подражать новым соседям, они все равно никогда не избавлялись от той вживленной сызмальства мужицкой «жилы», которая не позволяла относиться ко всему, как принято, а выравнивала все так, как заповедано.
Медведев родился и вырос в родной «Пятилетке», пригородном колхозе, который раскинулся меж набегающих с одной стороны окраин Алма-Аты и горных «прилавков» Заилийского Алатау с другой. То десятилетие, которое разделяет нас, настраивает на мысль, что детство его не было столь же безалаберным и безоблачным, как мое. Не случайно в памяти его, к примеру, сохранились пленные японцы, которые строили каскад ГЭС в ущелье Большой Алматинки.
Медведев мог бы легко затеряться среди своих сверстников, так и оставшихся колхозниками, коротая жизнь между пахотой и пьянством, но было в нем нечто, что не позволило удовлетвориться такой типовой судьбой. Что-то было в нем такое, что неодолимо тянуло его к другой биографии, и не только неодолимо влекло к высокому, но и позволяло улавливать то, чем истинное отличается от эрзаца и халтуры. Не случайно после школы он поступил на истфак КазГУ. А после учительствовал.
Как и многие ему подобные, он чувствовал поэзию во всем, а потому не ограничивался стихами. А еще и писал прозу, картины — акварелью и маслом, страстно увлекался Востоком, самозабвенно любил женщин. Как истинный поэт он любил всех окружающих его женщин, но как человек принципов считал обязанным жениться на всех, кого любил. Дилемма был трудноразрешимой. А еще он имел дар не только слагать, но и читать книги глубоко и вдумчиво. Впрочем, эта воодушевленная любовь к чтению была в крови у всех тех, кто чувствовал и пестовал свой литературный дар в те невозвратные времена. Позже, когда наше братство сложилось и мы начали регулярно и нервно потчевать друг друга своими свеженапекаемыми шедеврами, именно Витя слушал других с наибольшими стоицизмом и вниманием. И не из вежливости, из интереса.
Про прозу. Наивно полагая, что работа в газете — это своего рода деятельность литературная, учитель Медведев и добился места в «Учителе Казахстана». О том, что «писательская проза» там никому на дух не нужна, он понял почти сразу. Однако капитальный характер не позволил ему сразу же громко чихнуть и хлопнуть дверью — в «Учителе» он скрепя сердце (и скрипя зубами) проработал несколько лет.
Правила советского каратэ
Медведев ненавязчиво удивлял окружающих не только разнообразием своих талантов, которые особо не выпячивал. Он культивировал в себе загадочную личность, обладавшую набором неких тайных знаний и скрытых умений. И поддерживать такое реноме ему удавалось вполне.
Он стоял у истоков занятием каратэ в Казахстане. А это по тем временам было и лихо, и круто.
«Советское каратэ», как и «советская йога» (и «советская парапсихология», «советский культуризм» и т. д.) — любопытнейшие проявления массовой культуры в СССР времен развитого социализма. Все это зиждилось на патологической жажде личного самосовершенствования, столь характерной для передовых представителей послевоенных поколений, и было замешано на сотворении из себя грешного существа того фантастически светлого будущего, которым грезила прогрессивная часть общества во времена «строительства коммунизма» и «развитого социализма».
Вот и каратэ в СССР появились на волне воодушевления буквально из ничего, опирались более на наитие и весьма отрывочные знания, почерпнутые из самых невероятных источников, передаваемых друг другу в виде потертых и практически нечитаемых препринтов, снятых с каких-то неиздаваемых в Союзе западных книжиц. «Советское ушу», кстати, возникло уже позже с явлением первых видеомагнитофонов и мутных гонконгских боевиков «а ля Пьяный мастер», которые предприимчивые люди крутили, собирая толпы поклонников в темных квартирах (по 10 рублей со зрителя). Миф о всесилии восточных боевых искусств усиливался невнятным отношение государства, которое то разрешало, то запрещало каратэ, а еще — множеством новоявленных «сенсеев», которые непременно вели свою родословную от каких-то легендарных учителей, обучавшихся в «самой Японии», и навешивали на себя пояса любых цветов.
Но, так или иначе, в Союзе появилась не только своя школа каратэ, но и замелькали весьма продвинутые спортсмены (большая часть которых, увы, нашла практическое применение своим талантам в 90-е годы вовсе не в строительстве коммунизм). Среди продвинутых был и Виктор Медведев.
На мое естественное желание «учиться каратэ» он ответил, что сами они уже занимаются «другими вещами», а потому направил меня к младшему сенсею Андрею Андрееву, который как раз тренировал начинающих. Это как раз было время запрета, а потому наши тренировки проходили в самых неожиданных местах, в основном в спортзалах разных школ в позднее время.
Сам Медведев уже позже дал мне несколько уроков по «работе с посохом», и эффектно покрутить палку я могу и сегодня.
Вечное древо
Интересный сдвиг в биографии моего сегодняшнего героя произошел в лихие 90-е, когда все то, чем жила и чему радовалась страна еще несколько лет назад, оказалось поломанным, похеренным, покраденным и спешно похороненным. Знаменательно, что Медведев, как-то легко порвав с коммунистическим прошлым (шагая в ногу с эпохой), стал одним из первых в Казахстане «кооператоров». Именно из «кооперативов», кто уже не помнит, выпестовалось наше замечательное рыночное бытие. Большинство кооператоров сразу же застолбили за собой коммерческие ларьки и начали заниматься тем, что приносило наиболее осязаемые преференции, — коммерцией (то бишь спекуляцией).
Но Медведев посчитал, что это занятие унизительно для «нормального человека» и решил вложиться (силами, умом и долгами) в производство. Поначалу его кооператив «Керамик» выпускал всякий ширпотреб из глины, но очень скоро переключился на столярный профиль. Процветал ли он? Позволю себе усомниться — потому, как мне кажется, что Виктор с самого начала не совсем правильно воспринял тезисы о «честной конкуренции» и «законах свободного рынка». Слишком буквально. Какое-то время он держался на своей мужицкой упертости. Но закончил плачевно. Перетаскивая в одиночку дубовые брусья со склада, дабы избежать конфискации добра, в которое и был вложен капитал. Добро спас, но тут же рухнул на руки врачей с обширным инфарктом...
...Коммерческий провал и обширный инфаркт вырвали упорно заблуждавшегося Виктора Николаевича Медведева из мира иллюзий и вернули в лоно тех ценностей, где он действительно способен был проявлять свои чуть было не запроданные лукавому супостату таланты. Характер не позволил ему потеряться в безвременье, подобно многим. Он вновь начал творить. Так что в его активе появилась пара персональных выставок художественных работ в Центральном выставочном зале. Очень достойный стихотворный сборник «Вечное древо», вышедший в Москве в прошлом году. Победы в нескольких литературных конкурсах. Прозаический цикл литературных мемуаров, первая книга которого уже издана, а остальные, уверен, появятся следом...
(Продолжение следует.)
