Редакция в пожарной
Редакция газеты находилась в исторической пожарке, располагавшейся на улице Джамбула (на пересечении с улицей Карла Маркса). Эта пожарная часть, которая и ныне находится на том же месте (на фото — современный вид), многими сетевыми специалистами по городской истории воспринимается чуть ли не наследием Верного. Однако у меня есть данные, что еще в 30-е годы на этом месте красовалась глубоченная яма, в которой любили играть окрестные ребятишки, — следы катастрофического селя 1921 года. Правда, наличие каланчи все же указывает на солидный возраст строения, явно появившегося еще до эры всеобщей телефонизации в городе, значительная часть которого хорошо просматривалась с высоты третьего этажа.
Что лично до меня, то мне эта пожарка была знакома сызмальства. Мы частенько приходили сюда с бабушкой посмотреть на завораживающе красивые пожарные машины, понаблюдать за тренировками пожарных расчетов, которые лихо штурмовали три этажа деревянного тренажера и «на время» разворачивали на плацу перед гаражами брезентовые кишки брандспойтов. Бабушку особенно забавляли ряды грубых штанов, которые огнеборцы развешивали сушить на заборе. Меня же более влекли машины, загадочно поблескивающие в глубинах боксов в постоянной готовности.
И вот спустя много лет, ощущая себя уже достаточно бывалым журналистом, я прошел через вахту и поднялся на второй этаж. В редакцию многотиражной газеты «На страже». Совершенно не помню, что и как меня вообще туда занесло, но, думаю, меня послали какие-то доброхоты. Их вокруг наблюдалось немало, и все они хотели принять участие в судьбе молодого коллеги.
Газета, которую не видели посторонние
Редактором газеты являлся настоящий майор (а может, даже и подполковник) Захаров (возможно, Захарченко). Честно говоря, ничего более о нем в памяти не отложилось. Он, хотя и принял душевно, мало представлял, куда меня девать. Материалами газету вполне обеспечивали письма сотрудников органов с мест. В основном эдакие бравурные отчеты о том, как все хорошо на фронте борьбы со всякой преступностью, и про то, как славно трудятся дружные подразделения в разных частях Советского Казахстана. Руководство МВД такая беспроблемность, наверное, устраивала, так что менять никто ничего не собирался.
Самым ярким пятном в редакции был не майор (подполковник) Захаров (Захарченко), а единственный штатный сотрудник Лида Астанина. С Лидой мы позже пересеклись в газете «Азия», и она, могу сказать точно, умела писать. Тут же, «На страже», она просто радовала взор своим шоколадным загаром, привезенным с какого-то южного курорта, и запомнилась не яркими материалами, а какими-то необыкновенно глубокомысленными затяжками сигарет, с которыми не расставалась.
Что до газетных материалов, то казус в следующем. Я не могу привести ни одного опуса со страниц той милицейской многотиражки, потому что ни один номер в моем архиве не сохранился. А ни один номер не сохранился потому, что газета с грифом «для служебного пользования» не должна была покидать пределов редакции. Можно было, конечно, вынести пару-тройку номеров втихаря, но... Тогда я почему-то об этом не подумал.
Что из написанного мной было опубликовано в 1983 году, я уже не помню. Но зато в памяти отложилось несколько «рабочих моментов», характерных для нравов той эпохи, еще не разрушенной гласностью, но уже подернувшейся плесенью.
Неразорвавшаяся бомба
Запомнился, например, анализ писем в редакцию от «сотрудников». Письма эти обреченно валялись в шкафу на нескольких полках. Их-то разборку редактор и поручил неожиданно подвернувшемуся внештатному сотруднику. На предмет того, чтобы написать по результатам какой-нибудь забойный материальчик на свое усмотрение.
Несколько дней я корпел над откровениями отправителей. Благо это были не врачи, а милиционеры, ясный почерк которых, отточенный на ежедневных протоколах, в большинстве своем мог считаться образцовым примером каллиграфии. А некоторые послания вообще отстукивались на пишущих машинках, как раз входящих в обиход милицейской практики.
Мир милицейских писем, в который я погрузился с обреченным интересом, вскоре вывел меня на тему, обещавшую стать бомбой ближайшего номера. Потому как ничего подобного лично я в газетах того времени не читал. Неужели коллеги прошляпили такую тему? Это было настоящее открытие.
И вот, уложившись в срок (укладываться в срок я научился именно тогда, на заре своей журналистской карьеры, и до сих пор считаю это качество первым признаком любого профессионала, работающего в периодике), я, внутренне торжествуя, выложил перед редактором «тикающую бомбу» на нескольких листах. Редактор с напускным равнодушием (читать принесенные автором «заметки» с непроницаемо равнодушным лицом — качество каждого уважающего себя редактора!) приступил к чтению. Но чем дальше он читал, тем кислее становилась его физиономия. Наконец, выразительно цокнув языком и выдержав паузу, он вынес вердикт:
— Это не пойдет... — ???
— Это мы не печатаем. Этого у нас быть не должно.
Да, речь в моем опусе шла о повсеместной наркомании, криминальных посевах конопли и мака, складывавшейся системе распространения и нависшей над подрастающими поколениями опасности — об этом кричали с мест авторы многих корреспонденций.
Наркомания считалась исключительным злом Запада. Наркомании в СССР «не было»...
— А так, хорошо написано! — подсластил пилюлю редактор, отправляя выстраданную рукопись в корзину.
Век криминалистики
Криминалистика была хорошо знакома читающей стране. Жанр детективного романа вообще всегда лежал в приоритете массового читателя. До дыр зачитывались тома не только Эдгара По, Артура Конан Дойла, Агаты Кристи и Жоржа Сименона. Одной из читаемых книг в СССР оставался и переводной «Век криминалистики» Торвальда.
Большими тиражами издавались и произведения советских авторов. Более того, существовали книжные серии и альманахи, заточенные именно на криминальный жанр. «Библиотека приключений», «Библиотека приключений и научной фантастики», «Искатель», журналы «Вокруг света» и «Смена». Я по традиции книжных магазинов не пропускал, но начал активно покупать любимые с детства книги этих серий только в 90-е, когда их обладатели начали стремительно распродавать былые ценности букинистам.
Телевидение, все больше заменявшее гражданам СССР книги, также поддерживало реноме криминалистики. Фильмы вроде «Петровки, 38», сериалы наподобие «Следствие ведут знатоки» всегда опустошали улицы городов и сел. Всесилие подкрепленной научными методами правоохранительной системы порождало иллюзию неизбежности раскрытия любого преступления и неотвратимости наказания каждого преступника.
Для меня криминалистика также была чем-то магическим, сродственным алхимии. А потому я, пользуясь возможностью и не откладывая в долгий ящик, проник в стены Института криминалистики и судебной экспертизы (что располагался напротив химфака КазГУ возле Никольского базара), поболтался по лабораториям, ознакомился с передовыми методами и даже имел беседу с замом по науке (увы, фамилию не сохранил). Что удачно, от тех бесед сохранились
записки в блокноте журналиста. Вот о чем мне тогда поведали криминалисты (далее — конспект).
«О фальшивомонетчиках.
Подделывать крупные монеты легче, чем мелочь, у которой есть насечки на ребрах. В кассах стали ставить мраморные «пепельницы». Фальшивую монету легко распознать «на звук».
Мужик, работяга, подделывал железные рубли и реализовывал в ближайшей пивной. С помощью формы было изготовлено 480 рублей. Дали вышку.
3, 5, 10, 25 рублей более защищены от пр-ва, чем 50, 100, на которых есть только барельеф вождя.
Мужик из Минска в типографии сделал три фотоклише на купюры в 50 рублей. Барельеф делался элементарным тиснением. Его взяли в магазине при реализации первой пятидесятки — из-за нервозности, что нет сдачи, устроил дебош и попал в милицию, где у него нашли остальные 15 000 рублей. Не отпираясь, все рассказал. Комиссия из госбанка из пяти купюр признала фальшивыми две настоящие. Дали 12 лет (в оккупацию изготовлял марки), а рубли не успел реализовать.
Много дает голографирование. Можно «увидеть» любой след на ковре.
Изнасилование двух девочек (шести и девяти лет) имело место в 1977 году.
У нас запрещен посев технической конопли. Но имеются дикие конопляники. Мы ввозим джут из Индии, но наркомания не уменьшается.
Грамм опия на рынке стоит 10 рублей.
В аэропорту у мужика при досмотре обнаружили 30 килограммов опия.
Раскрываемость преступлений: тяжких — 97 процентов, карманных краж — 3 процента, квартирных — 30 процентов.
Начало 70-х — масса авиакатастроф в связи со старением самолетов.
1980 год — ТУ-154 был прижат к земле ветром. Приборы показывали взлет, а он катился по пшеничному полю.
1977 год — ТУ-104 шел из Н-ска на одном двигателе, который не выдержал.
Пожар в Геологическом институте. Самовоспламенение реактивов — замыкание — несовершенство системы вентиляции.
Пожар на фарфоровом заводе. Воспламенение от сварки сушильной печи — возгорание крыши (полистирол плюс битум) — высокая температура (плавка конструкций). Сгорел за 40 минут.
Наезд грека на велосипедиста в ТалдыКургане.
Подделка лотерейных таблиц в Чу».
Что было написано по результатам визита в институт криминалистики и что напечатано — старожилы не помят...
(Продолжение следует.)
