История 1: Марко Поло и Поло Никколо — кто из них проходил по территории нынешнего Казахстана?
Многие думают, что самый знаменитый путешественник средневековой Европы ходил по территории нынешнего Казахстана. Однако это не совсем истинно. Марко Поло двигался в Китай южнее. Через Мавераннахр и Восточный Туркестан. Но это не означает, что фамилия Поло никак не засветилась на степных просторах к северу. Засветилась. Правда, в лице старших Поло: отца Никколо с братом Маттео (Маффео). Они первыми отправились в дальний путь в 1260 году и прошли в Китай ко двору Хубилая. Без малого Марко.
Старшие Поло побывали на Устюрте, в долине Сырдарьи (в том числе в Отраре), прошли вдоль северного подножия Тянь-Шаня, через долину Или — до Алаколя и Джунгарских ворот. Как они вернулись обратно в родную Венецию в 1269 году, никто доподлинно не знает. И это уж позже, прихватив с собой подросшего Марко (ему было тогда всего 17 лет), они в 1271 году отправились в знаменитое «Путешествие Марко Поло», снова вернувшись в родную Италию лишь 1295-м.
По большому счету именно Никколо и Маттео должны получить лавры великих путешественников. То, что почетное звание досталось Марко, — игра случая, который привел его в плен к генуэзцам и посадил в одну камеру с грамотным и пытливым Рустичано из Пизы. Благодаря пизанцу, записавшему воспоминания Марко, они и остались в истории. Надиктовывая свои воспоминания, Поло, как признают исследователи, не гнушался обильно сдабривать их сюжетами, позаимствованными из рассказов отца и дяди.
История 2: как в Семипалатинске появился знаменитый снимок двух великих
Первая встреча Федора Достоевского и Чокана Валиханова произошла в Омске в тот короткий период, когда отправленный в ссылку Федор Михайлович был выпущен из острога («Мертвого дома»), но еще не услан в Семипалатинск. А Чокан Валиханов был выпущен из Омского кадетского корпуса и наслаждался всеми радостями жизни молодого офицера, состоявшего в свите генерал-губернатора Гасфорта.
Взаимная симпатия разгорелась с первого взгляда. Симптоматично, что при этом Достоевский и Валиханов были по существу людьми разных поколений. Валиханову едва минуло 18, а Достоевскому перевалило за 32.
Дальнейшее укрепление дружеских отношений двух великих проистекало на фоне их случайных встреч в Семипалатинске, где Валиханов бывал эпизодически по делам службы, а Достоевский жил постоянно. Немного служил, немного писал, немного хандрил и, в конце концов... Был произведен в прапорщики и женился на молодой вдове Марии Исаевой.
Как писал Алкей Маргулан: «Семипалатинску повезло, что его история связана с именами выдающихся личностей. Такие гении, как Достоевский и Чокан Валиханов, на протяжении столетия рождаются один раз».
Чувства, которые питал Федор Михайлович к своему молодому другу, он выразил в своем знаменитом письме, написанном в те годы (14 декабря 1856 года): «Вы пишете мне, что любите меня. А я вам объявляю без церемоний, что и я в вас влюбился. Я никогда и ни к кому, даже и не исключая родного брата, не чувствовал такого влечения, как к вам, и бог знает, как это сделалось».
Сохранилось и письмо самого Чокана (от 5 декабря из Омска), которое так растравило душу Достоевского: «Мне так приятны эти немногие дни, проведенные с Вами в Семипалатинске, что теперь только о том и думаю, как бы еще побывать у Вас. Я не мастер писать о чувствах и расположении, но думаю, что это ни к чему. Вы, конечно, знаете, как я к Вам привязан и как я Вас люблю».
Знаменитая парная фотография друзей, без которой не обходится ни одно издание о Валиханове или Достоевском, которая занимает важные места в экспозициях всех причастных музеев (будь то мемориальный музей-квартира Достоевского в Санкт-Петербурге или музей Валиханова в Шанханае), была снята в семипалатинской фотографии весной 1859 года. Чокан, только что завершивший свою «кашгарскую миссию», не спеша возвращался в Омск и уже по традиции задержался в Семипалатинске, где часто бывал у Федора Михайловича, который готовился навсегда покинуть эти места.
Биограф Валиханова Ирина Стрелкова в книге из серии ЖЗЛ так рассуждает по поводу фото: «В один из майских дней Достоевский и Валиханов сфотографировались вдвоем... У Чокана на фотографии погасшие глаза, набрякшие веки, замкнутое лицо, заострившиеся скулы, свисшие вниз усы. Он еще не отошел от пережитого, не сбросил маску Алимбая, у него что-то запеклось внутри — навсегда. В свои 23 года вчерашний денди выглядит ровесником прошедшего каторгу и солдатчину Достоевского».
Так или иначе, та фотография давно переросла значение простого снимка на память и превратилась в неофициальный символ дружбы не только двух величайших личностей двух народов, но и в знак дружбы самих народов. И даже трансформировалась в монументальный памятник — возле мемориального дома-музея Достоевского в Семипалатинске.
История 3: про девушку, которая не желала становиться актрисой
Нынче, в эпоху гламурности и публичности, нет такой девушки, которая не мечтала бы показать себя на съемочной площадке, сцене или подиуме. В крайнем случае — засветить себя в Сети. Там — что девушки... За бабушками не угнаться! Но с тех пор, когда все было вовсе не таким, не прошло и века.
В одном из наших архивов хранится прелюбопытный документ 1921 года, который называется «Заявление жительницы Алма-Аты Савирнисы Мирзиятовой в женотдел при алма-атинском Угоркоме партии о ее нежелании быть артисткой». Если кратко, суть этой шекспировской драмы такова. Теплым мартовским днем во двор Мирзиятовых вошли нежданные гости — некие непростые граждане Икрамутдинов и Абдуллин, которые имели приказ привлечь Савирнису «в качестве артистки». Услышав страшное слово «артистка», девушка заперла дверь, заявив, что она неграмотная «и не привыкла общаться с мужчинами». Гости ушли.
Но ненадолго. Уже на следующее утро они вновь приступили к идеологическому штурму сердца темной девушки. На этот раз для пущей важности к делу вовлечения юной мусульманки в культурную жизнь они привлекли и местного милиционера. Но Сарвиниса оказалась крепким орешком — дверь снова не открыла. Однако на сей раз ее пришельцам удалось-таки напугать бедняжку еще более страшными словами «мобилизация», «политод», подкрепленными угрозой забрать в актрисы насильно.
Тогда-то она и написала свое заявление.
«Прошу женотдел разобрать мое дело, могут ли меня, неопытную 15-летнюю девушку, закрытую сартянку, в настоящее время мобилизовать, врываться во двор с милицией и испугать меня до такой степени, что я лежу теперь больная и боюсь каждую минуту, что за мной опять придут милиция и начальник мобилизации Икрамутдинов». О том, удалось ли Савирнисе откосить от театральных подмостков, история умалчивает.
История 4: что делал на Турксибе главный коммунист Японии
Почти 100 лет назад произошло событие, которое, несмотря на очевидную знаковость, исчезло из зоны внимания современных казахстанцев. В самом конце апреля 1930 года на станции Айнабулак был забит «золотой костыль», ознаменовавший завершение строительства Турксиба — железнодорожной магистрали, изменившей не только экономические связи, но и психологию огромной массы людей. Да и весь геополитический расклад во всей Центральной Азии.
На Смычку, так сочно описанную Ильфом и Петровым в путевых очерках (а позже — в «Золотом теленке»), съехалось великое множество разного люда. Среди собравшихся были и местные кочевники, которых Турксиб в перспективе возводил в ранг железнодорожных пассажиров, и строители, собранные со всех краев СССР, партийные и советские иерархи. Вдобавок — и зарубежные гости, в глазах которых этот регион стоял тогда в одном ряду с дикими прериями Северной Америки. Тридцать иностранных журналистов, освещавших событие, на многие десятилетия вперед поставили рекорд своей численности в Казахстане.
Среди почетных гостей, которым доверили честь ударить молотом по «золотому костылю», был и «вождь японской коммунистической партии» Сен Катаяма. История, правда, умалчивает, насколько успешна была его миссия. Известно, что многие VIP-персоны толком так и не сумели попасть кувалдой куда нужно. Неизвестно насколько японские трудящиеся вообще знали своего «вождя», который еще в 1921 году перебрался на ПМЖ в Москву, где, кстати, его пепел и нашел свое вечное пристанище в Кремлевской стене в 1933-м.
