Недавно бывший одноклубник альпиниста Александр Валитов передал мне пачку писем, которые адресовались ему и американке Линде Уайли. Письма Валитов сохранил, а письма к подруге не были отправлены. Анатолий написал их незадолго до своей кончины 25 декабря 1997 года. Вместе с письмами он отдал мне несколько пожелтевших от времени листов бумаги, в которых Букреев описал свое видение истории роковой экспедиции на Эверест 1996 года, куда он был нанят американцем Скоттом Фишером. Эти записи предназначались для American Alpin jornal.
Статья начинается так: «Весной 1996 года я прибыл в Катманду для работы в качестве высотного гида на Эверест в экспедиции «Маунтен Маднесс», руководимой Скоттом Фишером. В базовом лагере был уже 30 марта, где возглавил его подготовку перед прибытием туда всех членов экспедиции. Все участники 8 апреля прибыли в базовый лагерь на высоту 5300. После получения медленной акклиматизации со всеми участниками нашей экспедиции для высоты 6800 я вышел вперед и несколько дней работал на обработке пути подъема на Южный перевал и провешивании перильных веревок до его высоты 7900».
Переплетенье троп и судеб
Недавно в Москве вышла книга Роберта Биркби «Горное безумие» — биография Скотта Фишера в переводе Сергея Бойко. На обложку вынесены ключевые слова: «Что предшествовало трагедии на Эвересте в 1996 году». Автор пишет про Пола Петцольда — основателя «Национальной школы лидерства». В 20-30 годах ХХ века он работал гидом в одном из национальных парков США и обучал клиентов правилам выживания в дикой природе. Позже Петцольд организовал курсы для подростков, которых отправлял в глушь, «где они решали задачи на пределе возможностей». Узнав о школе выживания, сильный, энергичный и непоседливый Скотт рвался испытать себя. Он стал хорошим скалолазом, совершал восхождения, путешествовал и однажды вместе с женой Джинни, которая летала на грузовых самолетах, переехал в Сиэтл. Там тоже были и вершины, и аэродромы. Когда дела пошли в гору, они купили дом. «Подвал дома стал офисом, складом и местом встречи сотрудников «Горного безумия» — компании по организации приключений и путешествий в любой точке мира, которую Скотт основал с несколькими друзьями».
Весной 1996 года клиенты опытнейшего альпиниста Фишера уже спускались с вершины Эвереста. «Поднимаясь по предвершинному гребню, Скотт увидел выше остальную часть своей команды вместе с Робом Холлом, клиенткой Роба Ясуко Намбой и несколькими шерпами из «Консультантов по приключениям» (компания новозеландца Роба Холла. — Прим. авт.). Скоро к нему приблизились товарищи по команде. Нил вел Сэнди, Лин, Шарлотту и Тима. «Мы со Скоттом протягивали руки, касались рукавицами, приветствуя друг друга, — вспоминал Нил. — Перебросились несколькими словами. Мои мысли были такими: «Поторопись, доберись до вершины, развернись». Было 3.30 пополудни — очень поздно для того, кто находится так высоко на Эвересте».
Во время спуска с вершины шерпа Лопсанг заметил, что Фишер выглядит плохо. У него давно опустел баллон, и он испытывал кислородное голодание. Букреев работал без кислорода. Он был первым на вершине и покинул ее раньше, безрезультатно прождав клиентов на высоте 8848 метров около 60 минут. Обсудил с поднимающимся наверх Скоттом свое намерение «быстро спуститься в лагерь 4, отдохнуть и быть готовым идти наверх, если потребуется помощь клиентам».
Но к вечеру резко испортилась погода, разразился шторм, стемнело. Скотт с Лопсангом пытались пробиться вниз, и Фишер просил шерпу вызвать Анатолия. Автор книги полагает, что у него развивался отек мозга. Пишут, что Скотт был очень сильным и здоровым, но он много работал и на нем лежала вся ответственность за людей. Можно с легкостью предположить, что он «перепахал» и поднялся на высоту выжатым, как лимон.
Часть клиентов из разных коммерческих экспедиций успела спуститься в лагерь на седловине до начала бури. Часть оказалась отрезана пургой, и Анатолий выходил на поиски ночью. Он пишет в своей статье: «Около 12 — 12.30 к палаткам кто-то подошел, и я поспешил им навстречу. Помог снять кошки, рюкзаки и залезть в палатку Лин Гаммельгард и Клеву Шонингу, которым дал оставшиеся в своем рюкзаке два баллона кислорода. Замерзшему, окоченевшему и не способному говорить Нилу Бейдлману помог залезть в соседнюю палатку. Также нашел кислородный баллон и подключил его к маске. Из неясных объяснений Лин и Клева понял, что где-то в конце перевала группа из пяти человек отрезана пургой и нуждается в помощи. Возможно, что Сэнди я уже не найду в живых. Слышались, как эхо, в голове слова Лин. В своем лагере я не видел никого, кто мог бы выйти со мной на поиски замерзающих. Пошел к палаткам Роба Холла и обратился за помощью, открывая и крича в каждую из них. Ответом была тишина. Не отозвался никто и из тайваньской экспедиции».
Букреев спас троих из команды Фишера. Ясуко Намба была уже не здесь, но ни кислорода, ни сил у Букреева больше не было. Он писал: «Вернулся в свой лагерь, залез в палатку шерпов, во второй раз снял с кого-то маску и забрал неполный баллон. Отправился к Сэнди Питтман, Тиму Мадсену и замерзающей японке. Бека Уэзерса, как и в первый раз, я не увидел. Горячее питье и кислород помогли Тиму и Сэнди побороть желание уснуть навсегда, вмерзнув в лед перевала этой великой горы рядом с маленькой японкой, лежавшей у их ног. Ясуко Намба в себя не приходила и не произносила ни слова. Вероятно, той помощи, что я дал в первую очередь Сэнди и Тиму, ей как раз и не хватило, и она погрузилась в сон, сливаясь с холодом горы, уже ничего не чувствуя и не слыша наших разговоров. Потом после всего пережитого, перед самым спуском с перевала, мне захотелось вернуться к ней. Осознать свою слабость, что не уделил ей внимания и помощи, и молча попросить прощения. Запаса сил, чтобы ей помочь, равно как и лишнего баллона кислорода, у меня не было. Я отдавал свои последние силы, помогая Сэнди продвигаться к спасительному теплу. Тим воспользовался принесенным мной баллоном и был в состоянии двигаться самостоятельно. Спасибо ему за это, иначе я бы просто замерз где-то на полпути».
Известно, что американский журналист Джон Кракаруэр был клиентом Роба Холла, тоже не вернувшегося с горы. Тогда шторм и высота убили восемь человек, и я видела под Эверестом ступу, где на табличке выгравированы имена всех погибших в ту майскую ночь. Кракауэр написал об этой трагедии книгу и истолковал спуск Букреева с вершины как бегство. Вернувшись домой, Толя рассказал альпинисту Ринату Хайбуллину и тренеру Ерванду Ильинскому, что в его обязанности входила обработка маршрута и он был помощником гида. Известно также, что Скотт Фишер заплатил ему 25 000 долларов, а это намного превышало гонорары других гидов.
— Но у американского и у советского альпинистов могли быть разные понятия об обязанностях гида. По мнению Ильинского, у нас это были инструкторы, а у них такого слова просто не существовало. А, по сути, разница была в том, — шутит Ильинский, — что гид подает клиентам чай, а с инструкторами дело обстоит с точностью до наоборот.
Продюсер Александр Севернюк, который снял фильм о Букрееве, написал в социальных сетях: «Ехал как высотный гид. Когда согласовывал с Фишером условия оплаты и гонорар, Фишеру показалось, что сумма несколько завышена Анатолием. Скотт задал вопрос, сколько у Букреева восхождений на восьмитысячники. «19», — ответил Букреев. «А попыток?» — уточнил Скотт? «Тоже 19». То есть все попытки были результативными, и претензии к гонорару были исчерпаны. Букреев получил место высотного гида».
Он втягивал друзей в свою орбиту
Анатолий долгое время жил в поселке Горный садовод близ Алматы. В комнате стояла палатка. Никто не понимал зачем, да и мало кто бывал в этом доме. Одну стену барака он заколотил старыми лыжами и существовал в этом жилище обособленно. Был центром собственной вселенной, и лишь немногие могли назвать себя его друзьями. Одним из таких людей был выпускник МВТУ Александр Валитов. Они вместе тренировались в СКА. Когда Толя приходил домой к Валитову, то брал в одну руку большую кружку с чаем, а в другую — литровую банку варенья, выпивал и съедал равное количество чая и сладкого.
Александр бывал у Толика в поселке и не переставал удивляться, насколько тот был погружен в себя. Букреев не признавал авторитетов, не был пластичным, гибким и текучим. Зато знал, чего хочет. В письмах к немногочисленным друзьям просил разместить в СМИ его фотографии с флагом Казахстана на вершине Эвереста, передать кому-то слайды и записи, чтобы ему помогли найти средства для участия в зимней экспедиции на Аннапурну. По аналогии с поговоркой, что вилкой мы роем себе могилу, можно сказать, что своими действиями Букреев продвигался к краю пропасти. В 96-м, во время восхождения на Шишапангму, он едва убежал от лавины. Его судьба словно предупредила. Валитов вспоминал: Анатолий всегда поступал так, как считал нужным. Несмотря на то, что тренировался в клубе армии, где царила дисциплина и многое решали отцы-командиры.
Александра и Анатолия объединяла еще и любовь к бардовской песне. Букреев часто исполнял песню Виктора Луферова:
«Не плачь, дядя, не ты один сиротка.
Не ты, не ты последний, кому пришлось уйти.
Да брось ты эти розы, отдай вон той красотке,
Раз той, кого ты любишь, с тобой не по пути.
Она была прекрасней, чем все розы мая,
Ты ей готов был сердце свое и впрямь отдать.
Одним любовь — забава, а ты, я понимаю,
Ведь ты ее полжизни будешь вспоминать...»
Он часто пел песню Виктора Луферова и, похоже, вспоминал женщину, оставившую для него два письма у Александра Валитова. Они были написаны в декабре 1997 года, когда Анатолий Букреев, итальянец Симонэ Моро, альпинист и оператор Дмитрий Соболев находились под Аннапурной. В католическое Рождество 25 декабря всех троих накрыла лавина, и выжил только католик Моро. Анатолию Букрееву не суждено было вернуться и прочитать ее письма. Пусть они покоятся в своих конвертах.
