В самом деле, кичащийся своей исключительной привлекательностью Запад серьезно считает, что мы тут все поголовно ныне только и мечтаем о том, как бы закатиться на просторы Евросоюза и раствориться там навсегда.
Во времена моей студенческой юности, в конце 1970-х, все было не столь однозначно. В Западную Европу в те годы могли попасть только самые избранные и проверенные люди. О ней хотя и грезили, но шибко по ней не страдали. Увидеть Париж и умереть?
Это была шутка.
В Среднюю Европу — нашу, социалистическую, к друзьям-товарищам-братьям из стран народной демократии теоретически мог съездить любой: колхозник, пролетарий и даже простой инженер. При условии выполнения плана, победы в соцсоревновании и наличии турпутевки.
Зато в самую Восточную Европу и Прибалтику легко проникал всяк желающий! Например, студиозус из Казахстана, обучавшийся в каком-нибудь «питерском» альма-матер. Очарованный каким-нибудь Таллином.
Датский город на берегу Финского залива
Таллин был самым европейским городом СССР. Уже позже я понял, что в самой Европе таких «европейских городов» не так и много. И причины тому самые простые.
В 1219 году на землю древних эстов высадилось с кораблей большое войско датского короля Вальдемара II. Покорив туземное население, вальдемаровцы заложили во вновь приобретенной стране город. Так и появился Таллинн (Taani — датский, linn — город).
Однако мне больше нравится другая, легендарная, история — о появлении города на могильной насыпи великана Калева, которую соорудила верная жена героя Линда. На этом-то холме-акрополе (Вышгороде) и возник позже замок Тоомпеа.
В 1343 году Дания продает Таллин, а заодно и всю Северную Эстонию, Тевтонскому рыцарскому ордену, который вскоре перепродает его своим коллегам из Ливонского ордена.
В 1561 году хозяевами датского города становятся шведы.
Ну а после победы России в Северной войне в 1713 году он вошел в состав империи Петра. И лишь в 1918 году город впервые выступил на сцену истории в качестве столицы суверенного государства. Так что Таллин может с полным правом уважать событие, сделавшее это возможным, — октябрьский большевистский переворот в Петрограде. Тот суверенный период продлился 22 года.
Зачем студенту «смотреть в кухню»
Билет от Ленинграда до Таллина стоил три-четыре рубля, поезд шел часов пятьшесть. Таким образом, коль только приспичивало, всяк мог без церемоний взять да и смотаться из города на Неве в столицу Эстонской ССР. В ту самую Европу. На выходной. После занятий.
Для чего?
Погулять по средневековому Старому городу, заглянуть на звуки органа в один из храмов, поглазеть на ганзейское обрамление Ратушной площади, подмигнуть по-свойски Старому Томасу на флюгере шпиля, влезть на башню со смешным названием «Смотри в кухню», посетить загородный дворец, построенный Петром I, или облазать четкие руины монастыря Святой Бригитты, известного каждому по культовому фильму советских пацанов тех времен «Последняя реликвия» (лидеру проката 1971 года!).
А после отобедать в каком-нибудь уютном заведеньице местного общепита, столь непохожем на все прочие заведения такого профиля на просторах СССР. Или сходить на концерт в местный оперный театр «Эстония». И, наслонявшись вдоволь «по Европам», вечером опять сесть на поезд и к утру понедельника, словно из другого мира, вернуться на занятия в Питер.
Примерно так.
Возвращение в прошлое
Я отведал Таллин именно таким — в бытность его столицей Советской Эстонии. Отведал — и возлюбил.
В те годы мне очень нравилось наезжать туда из Ленинграда, именно вот так, на денек — просто пошататься по загадочным средневековым улочкам, «других» посмотреть да подышать неповторимой атмосферой древнего города, в котором домашний печной дух так причудливо мешался с вольными солено-шпротными сквозняками Балтики.
Обычно поезд прибывал на городской вокзал ранним утром, в осенне-зимнее время еще затемно. Выходя вместе с толпой сонных пассажиров из душного вагона, ты тут же попадал в промозглый мрак безлюдного парка, кольцом окружавшего весь Старый город.
Этот парк пересекался как самое время — справа смутно маячил в вышине загадочный замок Тоомпеа, слева — городская стена с молчаливыми башнями охраняла чегото такое, чего на самом деле уже давно не существовало.
Входя в широкий стенной пролом, тут же оказывался в лабиринте мощеных улочек непроснувшегося еще толком, а оттого словно лишенного своих обитателей города.
По закоулкам памяти
Почему-то таким он мне больше всего и запомнился: мокрым, гулким, неясным, пустынным и недосказанным. Старый Таллин. Город без людей.
Во все мои приезды туда я не помню, чтобы с кем-то даже просто разговаривал на улицах. Все, что мне было нужно, я отыскивал без посторонней помощи, пользуясь одними лишь путеводителями и советами друзей.
Быть может, тому способствовал и подспудный страх оказаться в том дурацком положении, в котором оказывались некоторые мои знакомые — спрашивали о чем-нибудь таллинчан (по-русски), а вместо ответа получали лишь презрительное молчание (по-эстонски).
Может быть, оттого я так хорошо изучил все закоулочки Старого Таллина (что помню их до сих пор!) и постепенно выработал «свой» типовой маршрут посещения.
Традиционный променад всегда начинался в Нижнем городе, где более всего влекла меня не знаменитая ратуша со Старым Томасом на флюгере, а взметнувшаяся в небо заиндевелая стрела готического собора Олевисте, подъявшая крест аж на 125 метров над мостовой. Храм всегда был действующим, и в нем можно было застать утреннюю службу — чуждое и сдержанное богослужение, в сонную гармонию которой вдруг ни с того ни с сего изливался мощный водопад средневековых гармоний, извергаемых старинным органом.
Внутри храма царила такая же пустота, как снаружи — паствы в те годы безбожия и тут, в Прибалтике, наблюдалось не больше, чем в остальных храмах Союза. И это создавало атмосферу особой интимности — полутемный объем гигантского нефа, переполненный загадочными тенями и таинственным шепотом, таил тайну чего-то, что оставалось заведомо непостижимым для понимания советского студента-атеиста. Но это неизменно волновало душу какими-то неясными переживаниями. Ощущением соприкосновения с чем-то заповеданным, сопричастности необъяснимому. Короткому контакту с высшим.
Вкус респекта
К обеду, когда весь Нижний город был исхожен вдоль и поперек, перед восхождением на Вышгород полагалось перекусить и расслабиться.
Я предпочитал делать это с помощью чашечки кофе и парочки пирожных в крошечной кофейне «Пикк Ялг» или на одном из ярусов заведения, расположившегося в старинной Девичьей башне, или... В любом другом из десятков таллинских кафе, где неизменно царила удивительно непринужденная атмосфера полного релакса. И готовился такой ароматный и крепкий кофе! И выпекались такие чудные и вкусные пирожные, каких больше не встречалось нигде в Союзе!
Везде, безо всякой очереди, можно было отдохнуть, дабы подкрепить себя перед второй частью «своего» маршрута. Под неторопливые убаюкивающие беседы за соседним столиком на непонятном и степенном языке.
Зачарованный странник
После обеда — Вышгород.
И ни с чем не сравнимая панорама средневекового города внизу: с узкими уличками-канавами, черепичными крышами, серыми башнями, позеленевшими шпилями соборов, вертлявыми архаичными флюгерами, разбрасывающими во все стороны сиреневые дымки старинными трубами... Видение!
Видение постоянно возвращало к подспудной мысли о том, что здесь, в Старом Таллине, прошлое куда ближе и осязаемее, нежели повсюду. Маячащее невдалеке, за городом, за мачтами кораблей и лесом портальных кранов, море, серое и лишенное линии горизонта, усиливало чувство соприкосновения с вечностью.
Пробродив весь день по Таллину (впрочем, он неизменно сводился для меня к старинной его части, заложенному Петром Великим парку Кадриорг и развалинам монастыря Святой Бригитты — современные кварталы рядом с этим казались безликими и неинтересными), глубоким вечером на последнем издыхании я добирался до того же вокзала. И садился на ночной ленинградский поезд.
Чтобы спустя какое-то время вновь вернуться в привычной предрассветной темноте в мой Таллин.
Билет в один конец
Но как-то раз я сел в поезд вечером и покинул Таллин навсегда...
Нынешний город — столица вполне себе суверенного государства, попасть в которое из стран нашего «ближнего зарубежья» сегодня, быть может, посложнее, нежели в такие форпосты свободы и демократии, как США или Канаду. Он там, в гордой Европе, за надежной загородкой.
Жить без границ, занавесей, завес, заборов, оград и прочих достижений человеческая цивилизация так и не научилась. И мне остается лишь возрадоваться тому, что я успел. Успел узнать и полюбить еще одно место на этой непутевой планете до того, как очередная дверь с треском захлопнулась перед моим носом...
