История 1: о джигитах Емельяна Пугачева
В советской историографии Пугачевский бунт рассматривался как предвестник восстания декабристов. (Которые, в свою очередь, «разбудили Герцена». А дальше... Пошло-поехало!). Ныне же одно из самых масштабных социальных потрясений XVIII века вообще не пользуется популярностью у историков и публицистов. А вместе с тем для казахстанцев этот «русский бунт» является предметом не таким уж посторонним и не таким уж русским. Ведь именно на территории современного Казахстана 16 сентября 1773 года на яицком хуторе Толкачеве 80 крестьян и казаков впервые присягнули «государю Петру III». Уже на следующий день восставшие осадили Яицкий городок (нынешний Уральск), а 20 сентября появился первый манифест Пугачева, обращенный к казахам, в котором он приглашал их под свои знамена, обещая взамен обычный набор из земли и воли.
Известно, что в те два года, пока Пугачев «гулял» между Яиком и Волгой, он встречался и переписывался с ханами Нуралы и Аблаем, султанами Досалы и Айчуваком. Но хотя в осаде Оренбурга, по некоторым данным, участвовало до 6000 казахских джигитов, в целом казахи заняли выжидательную позицию, считая «крестьянскую войну» внутренним делом русских. При этом не упуская своих выгод — перегоняя на «внутреннюю» сторону правобережного Яика стада (в мирное время это запрещалось), мстя своим исконным врагам — местным казакам Яицкого войска, захватывая под шумок скот, добычу и рабов. Смута — она ведь и есть смута.
И когда самозванец был давно четвертован в Москве, а захваченный регулярными войсками Яик умиротворен и переименован в Урал, волны Пугачевского бунта долго еще не утихали в необозримых просторах Великой Степи.
История 2: кто такой Сиверс, открывший науке наши яблони
Знаменитая дикая яблоня, благодаря которой позже прославилось на весь мир предгорное местечко Алматы, была открыта в 1793 году в Тарбагатае Иоганном Сиверсом. Потому в науке она широко известна именно как яблоня Сиверса.
Гораздо хуже известен сам Иоганн Сиверс — загадочная личность, сведений о которой не находится даже в самых подробных справочниках по истории исследований Казахстана. А был он одним из тех патриотичных немцев, которые в XVIII столетии охотно переселялись в Россию, приезжая за открывающимися возможностями (а заодно — за славой и деньгами). В источниках Сиверса называют то аптекарем, то ботаником. Не сохранилось даже его портретов.
Известно, что в начале 90-х годов XVIII века Сиверс предпринял длительное путешествие по Сибири, на последней стадии которого посетил территорию современного Казахстана и добрался до Тарбагатая. Здесь-то он и нашел заветное яблочко, распространению которого в этих северных краях придал большое значение.
Вот выдержка из его «Писем из Сибири», опубликованных уже после смерти автора его ученым другом и соплеменником Петром Палласом: «...Богиня флора обрадовала меня лесом прекраснейших карликовых яблонь, которые тут у Урджара растут на обеих берегах в диком виде. Я забыл усталость, жару, камнепад и все прочее и въехал в яблони как леший и принялся кормиться. Простите мне эту резвость, вы же знаете, я рожден в краю яблок. За 4 года пребывания в Сибири я не пробовал других фруктов, кроме растущих по ту сторону Байкала диких груш, которые там едят вместо конфет на десерт с толченым сахаром. Но сейчас найденные были хорошим виннокислым фруктом, правда, здесь они из-за своего дикого состояния измельчали до размера пчелиного яйца и имеют красные и желтые щеки. По-киргизски их называют алма. Трое сибирских крестьян, что были при мне, удивлялись еще больше...»
Вернувшись из Сибири, Сиверс был избран членкором Императорской академии, высочайше обласкан, подготовлен и собран для отправки в другую интереснейшую поездку в Бухару и Тибет, но... Никуда не поехал, покончив жизнь самоубийством (эта информация, правда, на совести интернета).
Судьба его ботанических сборов также туманна — большая часть привезенного гербария исчезла бесследно. Но что-то все же сохранилось. Например, сборы по дикой яблоне, которой в систематике присвоили имя открывателя.
История 3: сколько хлеба ели в Семиречье в начале прошлого века?
В 1907 году считалось, что в Семиречье «для прокормления в год одного человека нужно 17 пудов пшеницы» (почти 280 килограммов). Время, если верить учебникам истории, было не очень сытное. Но с голода не пухли. Более того — заветными 17 пудами себя обеспечивали.
Так, у оседлого населения этот среднестатистический показатель обеспеченности на душу составлял 39,8 пуда зерна, а у кочевого, главным продуктом которого в то время оставались продукты традиционного животноводства, показатель достигал 22,6.
Кстати, кочевники Семиреченской области (казахи и киргизы) в то время уже сами возделывали собственные нивы, высеивая большое количество пшеницы, ржи и проса. И хотя урожайность на полях этих новых земледельцев оставляла простор для агротехнического совершенствования, даже и вовсе не выращивая хлеба, они не оставались без него.
Пуд зерна на Верненском базаре в октябре-ноябре колебался от 55 до 65 копеек, а цена барана на степных ярмарках держалась в 4 рубля 50 копеек. Таким образом, за одного барашка можно было выручить почти центнер пшеничной муки.
История 4: Калинин из бывшего колхоза Калинина. Какую бумагу он передал крестьянам?
Еще недавно на историческом месте у обочины старого Талгарского тракта (на восьмом километре от города) можно было обнаружить скромный бюст с надписью: «Здесь 26 октября 1935 года М.И. Калинин вручил колхозу имени Калинина акт на вечное пользование землей».
Михаил Иванович действительно побывал тут в дни празднования 15-летия Казахстана. Тогда и выдал простодушным селянам заветную бумагу, юридически подтверждавшую состоятельность главного обещания большевиков «Земля крестьянам!».
Растроганные воплощением в жизнь заветной мечты поколений селяне-артельщики в ответ от души отблагодарили всесоюзного старосту. Нет, они не подарили ему праздничный чапан. Они единогласно приняли его в свою сельхозартель «Социалды».
Позже артель превратилась в колхоз имени Калинина. Память увековечили бюстом. Поставленным на «том самом месте», где когда-то стоял сам Михал Иваныч. Что сталось с колхозом после развала СССР, рассказывать не нужно. Однако памятник еще долго ветшал у дороги. Все как-то руки не доходили. Но — дошли. Ныне на его месте стела, более приличествующая новой историографии РК.
Сохранилось, правда, высказывание самого старосты, растиражированное на следующий день после исторического «акта» «Казправдой» (воистину рукописи в отличие от памятников — материя более долговечная): «Мне хотелось, чтобы в тот момент, когда я вручу председателю вашего колхоза акт на вечное пользование землей, каждый из вас думал о тех больших задачах, которые стоят перед вами, что ваш колхоз покажет всему миру, как казахи умеют работать на земле».
Кто ныне владеет той сакральной землей — вопрос праздный. Ясно одно — сам Калинин новому владельцу не нужен. Хотя еще совсем недавно «акт Калинина» вдохновлял на творчество не только селян, но и поэтов, и живописцев. И, вполне возможно, пращуры нынешних владельцев с венками и речами отмечались у его памятника регулярно.
Однако не стоит думать, что Калинин облагодетельствовал в тот приезд в Казахстан одних лишь крестьян, а для горожан не сделал ничего. В архивах сохранилось постановление ВЦИК от 27 августа 1933 года о новом административно-территориальном делении республики, напрямую касающемся и Алма-Аты. Здесь за подписью все того же М.И. был прописан особый статус столицы советского Казахстана. «Гор. Алма-Ату в Алма-Атинской области сохранить в качестве самостоятельной единицы...»
Жизнь Калинина, столько времени умудрявшегося сохранять себя на вершине властного олимпа в СССР, вряд ли может считаться счастливой. Человек жил в перманентном состоянии ожидания немилости и всего далее истекающего. Он ценился и держался так высоко и так долго лишь благодаря полному отсутствию собственных властных амбиций.
Но считать его откровенно «пустым местом» вряд ли справедливо. Миллионы писем приходили в приемную всесоюзного старосты со всех концов страны. И, осознавая свои истинные возможности и свою ограниченность, «второй человек СССР» где только мог помочь — помогал. В том числе и жителям Казахстана.
Однако и тут не стоит слишком переоценивать его гуманность и человечность. Не того масштаба была фигура.
