История 1: как романтичные казахи украшали юрты живыми цветами
Несмотря на то, что романтически настроенные русские путешественники XIX века называли казахов «французами Западной Азии», отношение степняков к цветам нечасто встречается в географических описаниях и этнографических очерках. Оно и понятно — постоянным спутником кочевников был травоядный скот, что делало почти невозможным разведение роз и гладиолусов на приусадебных участках.
Впрочем, цветов в степи, особенно весной, было предостаточно. Вспомним, что тюльпаны, драгоценные луковицы которых когда-то шли в Европе и Турции на вес золота, издревле покрывали предгорные степи нашего юга сплошными коврами. Так что при желании влюбленный джигит всегда мог собрать два букета: один — для любимой девушки, второй — для ее коня.
Но тем не менее эстетическое отношение казахов к цветам имело место, и у нас есть тому свидетельства.
Так, один из самых тонких наблюдателей степной жизни позапрошлого столетия Адольф Янушкевич, описывая одну богатую юрту, сообщал: «Посреди юрты рядом с другими цветами поднимались еще не смятые мальвы». В другом месте чиновный путешественник говорит о некоем Юсуфе, сыне Нуралы, который специально ставил юрту над «цветущими лужками или красивым деревом».
Действительно, для чего было ломать во время кочевок горшки, если можно поставить свое жилище прямо над клумбой?
История 2: как торговали фирмы Семиречья
Сегодня фирмами называются предприятия, в которых все руководство и все работники исчисляются одним человеком. В короткий мирный момент начала прошлого века, в благодатную для экономики межвоенную и межреволюционную пору, «фирмами» могли называться лишь торговые заведения I разряда с оборотами в сотни тысяч рублей. Таковых в Семиреченской области было пять, и все они располагались в столичном Верном. Это отделение Русско-Китайского банка, мануфактурная торговля купцов Михайлова и Малышева, Дерова, Габдулвалиева и чайная торговля купца Лушникова.
О том, насколько успешно эта торговля проистекала, красноречиво говорят цифры. Оборот фирмы Михайлова и Малышева за 1908 год увеличился на 124 000 рублей и составил 424 000. У фирмы Дерова подобные показатели выросли с 200 000 до 420 000. А у знаменитого Габдулвалиева — с 330 000 до 700 000 полновесных царских рублей!
Киты бизнеса, понятно, сами по лавкам не сидели, а сбывали товар оптом — более мелочным коллегам. Причисленные к торговым заведениям II, III и IV разрядов, эти более мелкие рыбы местной коммерции и составляли основную массу торгующих.
Чтобы составить представление об их месте в картинке тогдашнего рынка, посмотрим, как торговалось в одном лишь Верненском уезде. Ко II разряду здесь относилось 122 заведения, а годовой их оборот составил 3 050 000 рублей. Шестьсот восемьдесят торговцев III разряда расторговались на 2 040 000 рублей, а 601 четвероразрядник перекачал через свои руки товаров на 360 000. Такова была сила среднего и мелкого бизнеса в том же 1908 году.
Нужно учесть, что подавляющее большинство местных жителей не только области, но и города кормилось в те годы сельским хозяйством, а потому торговать мясом или молоком мог позволить себе только имеющий свою клиентуру. Потому-то основная часть внутренней торговли приходилась на мануфактуру, галантерею и, конечно же, водку.
Напомню, что в состав Семиреченской области в начале прошлого века входили земли нынешней Алматинской области Казахстана, а также соседней Киргизии без ее Ферганских и Памирских районов. А на снимке — торговый дом купцов Габдулвалиевых в Верном.
История 3: Николай Вавилов. Что великий ученый делал в Алма-Ате
Уникальность диких горных яблочников близ яблочного города выходит за рамки местечковой географии. Сады эти знаменательны в планетарном масштабе. И это сразу понял лучший ценитель и специалист в своей области, великий собиратель семян и плодов Николай Иванович Вавилов, прибывший в Алма-Ату 1 сентября 1929 года.
В город в это время как раз пришел Турксиб, а по нему переехало из Кзыл-Орды казахстанское правительство. Алма-Ата стала столицей Советского Казахстана.
Но Вавилов прибыл не по железной дороге, а на лошади через горы. С Иссык-Куля. Возвращаясь из очередной своей грандиозной мегаэкспедиции, устремленной на поиски природных очагов культурных растений. На сей раз — из Западного Китая.
Дорога была трудной, и отряд потерял на горных перевалах двух коней. Потому уютный город запланированно понравился Николаю Ивановичу своими неразрушенной еще патриархальностью и изобилием осенних базаров.
Но особенно поразили его местные яблоки. Слава о которых хотя и доходила до столиц и даже распространялась дальше (когда-то наш апорт блистал на Парижской выставке), действительностью превзошла самые смелые ожидания.
Вот что пишет сам академик-мученик в своей путевой книге «Пять континентов»: «Алма-Ата в переводе буквально — «дед яблок». Вокруг города на большом расстоянии по склонам гор тянутся заросли диких яблонь, составляющих здесь целые лесные массивы. В отличие от мелких кавказских диких яблонь казахстанская дикая яблоня преимущественно представлена крупноплодными разновидностями, мало отличающимися от культурных сортов.
Было 1 сентября, время созревания яблок. Можно было воочию убедиться в том, что здесь мы находимся в замечательном очаге происхождения культурной яблони, где незаметно культурные формы смыкаются с дикими, где трудно отличить культурную яблоню от дикой. Некоторые формы в лесу настолько хороши по качеству и размеру плода, что они могут быть просто перенесены в сад. В культурных садах здесь можно видеть лучший европейский ассортимент, начиная со знаменитого апорта».
...Неистовая жизнь великого подвижника раздражала многих пустопорожних обитателей удобных кабинетов. И конец его был трагичным и нелепым. Арестованный в 1940 году по ложному доносу (а какие они еще бывают?!), выдающийся ученый был осужден в 1941-м (по статьям 58-1, 58-6, 58-11 — «Вредительство», «Помощь буржуазным организациям», «Подготовка или недонесение о готовящихся преступлениях») и приговорен к расстрелу. И хотя высшая мера была «гуманно» смягчена 20-летним сроком, это не спасло Николая Ивановича. На свободу он уже не вышел, умер в тюрьме от истощения 26 января 1943 года...
История 4: об Алма-Атинском ТЮЗе, построенном Наталией Сац и уничтоженном застройщиками нового Алматы
Нет, пожалуй, в Казахстане театра, который бы столь часто менял свои адреса, как наш старый ТЮЗ. Появившийся в самом конце войны усилиями эвакуированных в Алма-Ату театральных деятелей во главе с Наталией Ильиничной Сац (недавний юбилей которой не был замолчан в Казахстане) и Виктором Розовым, детский театр начал свой первый сезон 1945-го легендарной «Красной шапочкой» Шварца. А спустя три года «Золотым ключиком» Толстого отметила свое рождение и казахская труппа, ныне ставшая самостоятельным театром.
Архинасущной проблемой для театральной жизни, как обычно, стало театральное помещение. Ее решили в духе эпохи, отдав детям здание центрального кинотеатра, построенного еще в 1936 году на пересечении проспектов Калинина и Сталина в самом престижном районе города.
Чтобы превратить бывший кинотеатр в театр, не пожалели денег. Пригласили маститого архитектора Простакова, и он так отделал фасад, что даже в комплементарное советское время писали: «Автор без особого разбора применял архитектурные средства».
Действительно, причудливый портик с капителями, украшенными счастливыми херувимчиками, сочетался с казахскими ковровыми орнаментами, фигурами Пушкина и Джамбула по бокам и иконописным медальоном со Сталиным и девочкой (сильно смахивающим по стилистике на одну из Богородиц). Вскоре горожане привыкли к этому чуду архитектуры. В его уютном зале приобщались к театральному искусству по крайней мере два поколения юных зрителей Алма-Аты. Что, однако, не уберегло его от «реставрации» и последующего «пожара». Он стал одним из первых в типовом списке утраченных городских памятников, занимавших слишком лакомые куски в центре. Город равнодушно лишился старого ТЮЗа еще в мутные годы перестройки.
