Страна одноразовых партий
Итак, парламентские выборы прошли в этой стране 4 октября. По предварительным данным, в законодательный орган прошли проправительственные партии «Биримдик» и «Мекеним Кыргызстан», а также центристские «Кыргызстан» и «Бутун Кыргызстан». Остальные не преодолели семипроцентный барьер и заявили о многочисленных нарушениях.
Сторонники проигравших партий вышли на улицы. В ночь на 6 октября активисты ворвались в здание Белого дома. Затем они освободили экс-президента Атамбаева из СИЗО в Госкомитете Нацбезопасности. В результате столкновений, по данным Минздрава, пострадали уже 1200 человек, один погиб. ЦИК Кыргызстана 6 октября на фоне протестов признал итоги проведенных накануне парламентских выборов недействительными.
Таково начало этой новой революционной истории, которая, повторимся, продолжается. Но, чтобы понять суть происходящего, заметим, что партии в Кыргызстане в привычном понимании таковыми не являются. Это даже не лоббистские структуры, как, например, в России. Скорее это клубы представителей местной элиты, которые делятся по региональному и отраслевому принципам. Они реализуют свой потенциал в кратковременный отрезок времени, а потом, выполнив свою функцию, исчезают или замораживаются до следующего электорального цикла.
Есть некоторые исключения, например, объединение Омурбека Текебаева «Ата Мекен». Оно тоже заявило о своем участии в выборах. Но и «Ата Мекен» не является полноценной партией, хотя и обладает рядом признаков, к примеру, региональными отделениями, политической историей. Но опять же, в Кыргызстане понимают, что вся «партия» держится на своем лидере — Текебаеве. А это другой принцип организации. В целом строительство партий вокруг политических фигур — это норма местной политической практики.
Кроме того, характерной особенностью политических проектов в Кыргызстане остается их короткий временной период. Никто уже не вспомнит партии, которые были при Акаеве или Бакиеве. Они выполнили свои функции и растворились в прошлом. Однако это отнюдь не соответствует весьма распространенному мнению, что партии, даже временные, формируют киргизские кланы или их лидеры. Это не совсем верно.
Куда важнее фактор не родовой, а региональный. Особенно он важен в кадровых назначениях и принятии важных решений, чтобы при этом были представлены как север, так и юг страны. И еще больше учитывается происхождение того или иного лидера или чиновника, а не конкретное место его рождения. Эти факторы наглядно были подтверждены во время госпереворотов 2005 и 2010 годов.
Если учесть, что власть до 2005 года была у президента-северянина Аскара Акаева, то среди его приближенных были также и южане, а в оппозиции к нему — представители севера Роза Отунбаева и Алмазбек Атамбаев. А в 2010 году против президента-южанина Курманбека Бакиева выступал другой южанин Омурбек Текебаев.
Так что однозначно утверждать, будто северян поддерживает только север, а южан — юг страны, нельзя. Все зависит от развития политической ситуации. Например, на парламентских выборах 2010 года партия «Ата Журт», состоявшая в основном из южан, получила больше поддержки на севере страны по сравнению с партиями, в которых лидерами были северяне.
Пандемия плюс коррупция
Сами киргизские аналитики и наблюдатели подчеркивают, что главными факторами нынешних волнений стали коронавирус и коррупция. Забавное, на первый взгляд, сочетание. Но только на первый.
Еще при Аскаре Акаеве в стране расцвел непотизм, должности покупали и продавали. В определенных структурах, к примеру, в таможне, собиралось что-то вроде налога с доходов от серых схем, который шел наверх. Такие же «налоги» собирали и с контрабанды, и с наркотрафика. И эта система, о которой в стране говорили и ранее, сохранялась вплоть до самого последнего времени.
Однако если, к примеру, причиной основных проблем в стране к 2005 году киргизы считали правление Президента Акаева и его семейное окружение, то сегодня вспышка коронавируса и последовавший карантин стали факторами, когда почти все население вновь ощутило на себе отношение со стороны коррумпированных властных структур. Они оказались просто неспособны должным образом реагировать на создавшуюся ситуацию. Коррупция теперь воспринимается как всеобщее явление, а не характеристика каких-то отдельных политиков.
Даже Совет безопасности Кыргызстана накануне выборов вынужден был начать расследование о неготовности госорганов и организаций здравоохранения к оказанию скорой медицинской помощи населению. Финансовая полиция начала свое расследование «по фактам халатности членов Республиканского штаба по борьбе с коронавирусом и Министерства здравоохранения, коррупции и лоббирования интересов фармацевтических компаний, с которыми были заключены заведомо невыгодные для государства контракты».
И, наконец, тема борьбы с коррупцией на нынешних выборах звучала в заявлениях всех партий. Причем саму эту борьбу кыргызстанские партии видят по-разному. Если часть партий, которых большинство, уповает на сильное лидерство во главе страны, то меньшая часть предлагает опять изменить законы и провести очередные реформы. Кстати, реформы предлагается провести по примеру сингапурского Президента Ли Куан Ю или Грузии времен Саакашвили.
Так что глубинные причины протестов видятся в оторванности всех ветвей государственной власти в стране от реального решения проблем народа, что особенно ярко проявилось в период пандемии. А нарушения на выборах стали последней каплей, которая заставила киргизов вновь подняться и свергнуть эту власть.
Но, конечно же, помимо экономических и политических факторов есть и такие, как местный очень своеобразный менталитет, а также обычаи. Здесь сложно говорить о законопослушности. Пять тысяч человек вышли на площадь, можно сказать, моментально, как только наиболее активные протестанты к этому призвали. А призвали потому, что, по их мнению, власть опять оказалась чудовищно несправедливой, обманом изменив итоги выборов и лишив их всех надежд на перемены.
И протестанты не задумывались о последствиях своих действий, шли до конца, то есть к свержению власти, понимая, что могут оказаться либо в тюрьме, либо погибнуть от пуль полиции. Речь не шла о компромиссе или о каком-то ином, кроме бунта, формате действий уличной оппозиции — либо они уходят, либо мы их сами убираем.
Фактически восстание началось в интернете, когда люди без лозунгов и без лидеров побежали и мгновенно смели все, что можно. На этот раз можно говорить о некой цифровой революции, а не о цветной.
Нет у революции конца?
Ну и, наконец, пресловутый внешний фактор влияния. Играл ли он какую-либо роль в произошедшем? Поразительно то, что почти все наблюдатели и аналитики нынешних киргизских событий, которых мы опросили, не придали этому фактору особенного значения.
И это несмотря на то, что правительство Кыргызстана получает иностранные гранты, в стране действует несколько сотен некоммерческих организаций, сфера деятельности которых охватывает практически все стороны жизни страны — от политики и безопасности до сельского хозяйства, от культуры и религии до разработки методик «по семейной жизни и сексуальной свободе».
Любопытно: Бишкек неоднократно пытался все изменить и инициировал проведение через парламент закона об «иностранных агентах», стремясь ограничить влияние зарубежных спонсоров на жизнь в стране. Но политические партии и их представители в законодательном органе каждый раз препятствовали его принятию. Объясняется это тем, что и сами партии финансируют из-за рубежа...
Но вот сказать, что очередная смена руководства как-то кардинально влияет на изменение внутренней или внешней политики, нельзя. Нет в Кыргызстане ни откровенно прозападных или откровенно пророссийских партий. И ставить на какую-либо из них весьма сложно. Да и сами партии, как мы сказали выше, — это проекты сугубо временные, исчезающие после реализации чьих-то интересов. К тому же постоянно присутствует та же коррупция, которая просто не позволяет контролировать, куда же пошли деньги на ту или иную политическую группировку.
Можно сказать, что основной причиной недовольства и волнений (а этой причиной, безусловно, воспользовались некоторые персонажи как из среды криминала, так и чиновники или силовики) стала причина социальная.
Источником недовольства многих людей стал тяжелейший экономический кризис, который Кыргызстан переживает из-за пандемии. В результате сокращения налоговых поступлений во время затяжного карантина бюджет потерял пятую часть доходов. В стране зафиксирован один из самых высоких показателей смертности от коронавируса на количество населения в мире, больницы были переполнены, не хватало лекарств и медиков.
При этом еще в 2019 году, согласно официальным данным, пятая часть населения жила за чертой бедности, то есть доход около 1,3 миллиона кыргызстанцев составлял менее чем 1,5 доллара в день. А почти миллион граждан страны живут и работают в России, поскольку не могут найти достойной работы дома.
Так что революции в Кыргызстане — это не очередные клановые разбирательства, а в первую очередь социально-экономические протесты и только затем умение некоторых оппозиционных лидеров возглавить эту волну. Подтверждением этому служат нынешние октябрьские митинги, где известные политики, не занимающие никаких постов, не смогли возглавить и объединить всех протестующих.
С каждым государственным переворотом более четко формировалось понимание проблемы: сначала «виноват Акаев», затем «виноват институт президентства» и, наконец, «виновата коррупция как явление». После революций вводились законы, инициировались новые программы и менялись некоторые политики. Эти изменения лишь частично отвечали потребностям населения, касающимся соблюдения законов и создания рабочих мест, что снова становилось поводом для выхода на площадь.
И опасность постоянных переворотов на фоне тяжелой экономической ситуации будет, судя по всему, сохраняться.
