История 1: про то, как китайцы потеряли Восточный Казахстан
После избиения джунгар Цинское государство всерьез рассчитывало на то, что все бывшие земли Джунгарского ханства отныне должны по праву принадлежать ему. Однако при этом они не учитывали экспансионистских устремлений и возможностей соседней империи — Российской.
Так что, едва спустившись по Иртышу ниже Зайсан-нора (где-то примерно в 1760 году), китайцы с удивлением обнаружили, что по Бухтарме, Нарыму и Калбинскому хребту уже строятся укрепления и функционируют пикеты соседей. Ощущая реальную расстановку сил в регионе, подданные богдыхана сочли за лучшее остановиться там, где их остановили.
Чувствуя слабость Китая, простые жители вообще не признавали никаких границ: русские крестьяне запросто строили свои села на территории, номинально принадлежащей Китаю, а кочевники-казахи, не думая о каких-то пограничных нарушениях, с таким же равнодушием гоняли скот туда-сюда. Китаю в те годы было не до этого, над ним вообще нависла угроза распада и утраты всего Западного края.
Так что Россия осознавала свои геополитические преимущества как на уровне властей, так и на бытовом уровне. Власти империи лишь ждали поводов для дальнейшего движения. И поводы таки периодически возникали. Китай, повторю, был слаб и не имел возможности решительно отстаивать свои притязания на Верхнее Прииртышье.
Действуя не силой военных, а хитростью дипломатов, Россия по Пекинскому трактату 1860 года оттяпала у незадачливого соседа озеро Зайсан и большую часть хребта Тарбагатай, а по Петербургскому договору 1881 года отодвинула границу еще дальше по долине Черного Иртыша.
Таким образом, здесь и возникла окончательная государственная граница Российской империи, Советского Союза и суверенного Казахстана. Так, собственно говоря, и возникают границы.
История 2: как ценнейшие саукеле оказались в российских музеях
Еще сто лет назад одним из самых архаичных и заметных элементов в традиционном костюме казашек был весьма заметный головной убор — саукеле. В этой конусообразной подвенечной шапке казахской невесты при желании можно отыскать следы саков-острошапошников, живших в евразийских степях более 2000 лет назад.
Молодая надевала саукеле перед отъездом из родного аула в семью жениха. Заодно на голову накидывалось еще и специальное покрывало — желек. Если учесть особую незащищенность невесты в этот переходный момент с точки зрения магии, то можно предположить, что когда-то такой изощренный «боевой» убор молодухи мог быть не простым украшением, а нести защитные функции, предохраняя от всевозможных дурных влияний, порч и сглазов.
Нервный XX век с его бесконечными переделами и переоценками привел практически к полной утере и утрате «исторических» саукеле, наиболее интересные из которых, по мнению специалистов, хранятся ныне за рубежами Казахстана. В частности, в собраниях Санкт-Петербурга — этого крупнейшего музейного центра планеты.
Особенно ценными экземплярами располагает знаменитая Кунсткамера — Музей антропологии и этнографии (МАЭ) и Российский этнографический музей (РЭА), который в советские времена назывался Музеем этнографии народов СССР (ГМЭ).
Вот компетентное мнение Алькея Маргулана, относящееся к 80-м годам прошлого столетия: «В настоящее время около 15 саукеле находится в ГМЭ, шесть — в МАЭ. Богатую коллекцию саукеле имеет Центральный музей Татарской АССР (Казань). Интересные саукеле хранятся в музеях Омска, Петропавловска, а также Алма-Аты и Ташкента».
Как видно, уже тогда казахстанским музеям отводилось довольно скромное место в деле сбережения этих примечательных предметов наследия казахской этнографии. И это неслучайно.
Массовый вывоз саукеле из Казахстана начался еще во второй половине XIX века. Стараниями казахских султанов, таких как Чингис Валиханов, Мейрам Джанайдаров, Сандыбай Чапанов, прекрасные экземпляры попали на знаменитую выставку Третьего конгресса ориенталистов в Санкт-Петербурге 1876 года. И это, надо понимать, не были ординарные шапочки. «Саукеле Чапанова», к примеру, оценивалось в 600 рублей и было украшено «30 нитками кораллов, 15 нитками жемчуга, вышито красным шелком и обшито бахромой из золотых нитей».
Не менее ценные экспонаты украшали и Нижегородскую выставку в 1893 году, и вновь экспонировались в 1903-м на международной выставке в столице империи. По мнению Маргулана, именно экземпляры этой последней выставки и составили основу коллекции ГМЭ.
«Казахская коллекция» Российского этнографического музея, которую начали собирать еще до революции, вообще славится обилием подлинных раритетов. Весь фонд Средней Азии и Казахстана насчитывает 40 000 единиц хранения, что делает это собрание величайшим в мире.
Напрасно думать, что все эти богатства пылятся где-то в запасниках и недоступны посетителям. Многие на виду и отнюдь не обделены вниманием. Тем более что музей давно входит в число объектов посещения школьников в рамках весьма злободневной для современного общества темы — «уроков толерантности». Напомню, что среди 146,5 миллиона жителей России числятся 547 тысяч казахов.
Что до значения настоящих саукеле, то оно, похоже, осталось в истории. Хотя временами на современных свадьбах и мелькают бутафорские поделки (часто весьма дорогие), нынешние казахские невесты, даже самые богатые, предпочитают другие украшения и подарки.
История 3: о том, чем кроме кумыса утоляли жажду степняки старого времени
Какими напитками утоляли жажду (и не только ее) казахи в старые времена? Конечно же, кумысом. А кроме него? Чаем. А еще?
Вот несколько цитат из источников XVIII-XIX веков, которые могут ответить на вопрос.
«В летнее время даже и богатый киргиз питается почти исключительно молочными продуктами, потому что летом он убивает животных своих стад только в праздники и в случае особенно важных событий», — так писал Альфред Брем в путевом очерке «Степные кочевники и их стада».
«Ко всякому жиру они великие охотники, масло коровье (сарымай — kirg.) одно без хлеба едят большими кусками. …Когда мясо съедят, то потом в чашки тоже разливают похлебку, которую они пьют, прихлебывая, как мы чай; похлебку называют они сорпа. И сие кушанье у них бывает вообще по утрам и вечерам всякого дня. …По утрам у них пьют многие, ежели случится, гретое молоко, вместо чаю, коровье, а другие, будучи предуверены, что козье умножает похоть, пьют оное», — это еще раньше сообщал Христофор Барданес («Киргизская или казацкая хорография», 1770-е годы.)
А вот что утверждал Василий Радлов (Aus Sibirien («Из Сибири»), Лейпциг, 1884): «После мяса пускают по кругу деревянную миску с уваренным бульоном (сорпа), и каждый из присутствующих отпивает по нескольку глотков. Говядины богатый киргиз не ест никогда, да и бедный ест ее весьма неохотно. Киргизы считают, что говядина трудно переваривается и поэтому она — очень нездоровая еда, вызывающая несварение желудка и боли сердца».
Следующее наблюдение принадлежит острому женскому взгляду Люси Аткинсон («Воспоминания о степях Татарии и их обитателях», Лондон, 1863): «Ты бы удивилась, увидев мальчиков 10-11 лет, сосущих своих матерей. Когда я увидела это, то была удивлена, но никогда не видела, чтобы этим занимались девочки».
История 4: про «японский след» в строительстве каскада ГЭС на Большой Алматинке
Мифы про японских военнопленных, которые строили буквально все и вся в послевоенной Алма-Ате, с каждым годом охватывают большее и большее пространство на пользовательской карте города. Я, конечно, понимаю прилежное старание тех, кто кинулся усиленно искать всюду созидательные следы наших повергнутых врагов. Это и модно, а в некоторых случаях даже и выгодно. Тем более что к услугам современных исследователей истории всезнающий интернет, куда одни кладут аргументы, а другие берут (а потом наоборот) и обильно цитируют.
Между тем с японцами в Алма-Ате все не так просто. Взять хотя бы «построенный ими» каскад ГЭС на Большой Алматинке.
Мало кому интересно, что этот объект был местами закончен еще до того, как СССР вступил в войну с Японией, а проект строительства каскада появился еще в 1928 году.
Однако самые масштабные работы, в которых, кстати, принимали участие многие горожане, в том числе подростки и школьники (на субботниках!), начались в 1942-м, когда эвакуированные в Алма-Ату предприятия затребовали соответствующей своим аппетитам энергии. Первая ГЭС была сдана в 1944 году. И если уж вспоминать про японцев, то сперва надо помянуть тех «спецпереселенцев» с Северного Кавказа, «524 семьи» которых (2043 человека) трудились в том же 44-м на строительстве этих алма-атинских ГЭС.
