Когти зверя словно указывают направление движения, а изображенные мастером на больших валунах бурые медведи напоминают нам, кто в доме хозяин. Потом на солнечных полянках в горах появились козлики, лиса, рысь, кабан. В лесной чаще на скале притаился острожный снежный барс, к ручью, чтобы напиться ледяной воды, нагнулась грациозная косуля, а рядом художник перекинул через речушку бревенчатый березовый мостик. Он обустроил из камней живописные заводи, собственноручно очистил родники и русла ручьев, приезжая в горы с мешками и перчатками.
Я выразила опасение, что вандалы могут разрушить хрупкую идиллию, но Санжар Жубанов верит, что красота спасет мир. Возвышенная душа! Как-то раз, прогуливаясь по тропе, которую теперь можно рассматривать как арт-объект на территории парка «ИлеАлатау», увидела изображение рыси, обведенное и забрызганное из баллончика оранжевой краской. Санжар приехал по первому звонку и вернул прежний рисунок. Однако надо понимать, что краску с камня не смыть, и ему приходится выдалбливать хвойный лес там, где незадачливые уличные «художники» бездумно ляпают разноцветные кляксы.
Одно лето Жубанов простоял в высоких резиновых сапогах в русле реки Аюсай, где выкладывал заводи в японском, как мне казалось, стиле, а на крутом скальном выступе он выбил сцену охоты. На одном вертикально стоящем камне художник изобразил всех животных и птиц, обитающих в Заилийском Алатау, на валунах оставил сложный казахский орнамент.
Сегодня стилизованные изображения животных на камнях, созданные Санжаром Жубановым, можно увидеть в креативных компаниях и местах, которые посещают туристы.
— Первой бумагой для человека были глина, кость и камень, — говорит художник. — Меня интересует древнее искусство на камне, есть неподдельный интерес к петроглифам, также мне довелось посещать археологические экспедиции. Живя в доме, где располагается Институт археологии, я записался в библиотеку и прочитал практически все существующие книги о петроглифах.
Свои работы Жубанов несколько раз выставлял в Европе. Изучив наскальные изображения, сохранившиеся в разных частях света, он перенес их из Грота-де-Комбарель во Франции на свои холсты и камни. Это бык, дикие лошади, леопард, горные козлики. В его работах встречаются фрагменты «Томской Писаницы» и другие элементы наскальной живописи. На какие-то полотна вписаны изображения животных, обитавших в наших краях.
— В свое время я поступил на географический факультет университета, — вспоминает Санжар. — Мне казалось, это сулит путешествия и приключения. Ошибся. И через полгода ушел. Мне хотелось научиться рисовать, и отец предложил пойти в художественное училище, которым он руководил, на подкурсы. Я проводил там целые дни, занимаясь в классе у учителя-скульптора.
Погружение в боевое искусство
Это было в середине 80-х, а за шесть лет до того он сломал руку. Старший брат Санжара говорил, что есть новое, неизведанное для нас боевое искусство, где люди в белых одеждах подолгу двигают руками-ногами, отрабатывая удары, и так можно разработать больную руку.
— Я прислушался к старшему брату и начал заниматься карате в 13 лет, — рассказывает Санжар. — Моим тренером был Александр Афанасьевич Гендриксон, ныне заслуженный тренер России. У карате есть замечательное свойство — при глубоком погружении многое в тебе меняется, и это зависит от того, насколько ты увлечен, насколько широк твой кругозор, какие ставишь перед собой задачи. Карате сопровождало меня 43 года, на этом пути были этапы: начальный, когда ты еще мальчик и стоишь перед большой горой, потом ты достигаешь середины пути, потом приближаешься к моменту истины, когда кажется, что вершина духа уже рядом. Есть даже этап размеренного спуска с горы. Принципы, которые я усвоил в боевом искусстве, продолжают двигать меня вперед.
Ветвь могучего рода
Дед Санжара Жубанова — Кудайберген Куанович Жубанов — был первым казахским профессором казахского языка. Он преподавал в Ленинградском институте живых восточных языков на отделении тюркологии и был приглашен в Алматы, где в КазПИ открывался первый факультет казахского языка.
— В 37 году его обвинили в якобы подрывной деятельности, арестовали, а в 38-м жизнь деда трагически оборвала советская пуля, и его тело было сброшено в братскую могилу, — рассказывает художник. — Мой десятилетний папа остался старшим сыном в семье, где было шестеро детей, и самому младшему тогда исполнилось десять дней от роду. Пошла охота за бабушкой, ее собирались отправить в АЛЖИР — Акмолинский лагерь жен изменников родины. Это значило, что детей отдали бы в детские дома, и на этом история семьи закончилась бы. Мой дядя Ахмет Жубанов — казахский композитор, создатель оркестра Курмангазы, автор оперы «Абай», ректор консерватории — поспособствовал тому, чтобы семья из Алматы уехала в аул и скрылась там.
В ауле тоже не все было гладко: клеймо «враг народа» преследовало повсюду. Но время шло, в сельской местности были нужны специалисты, и в какой-то момент молодым людям предложили поехать в Алматы учиться.
— Мой папа поднял руку. Так Акрап Жубанов оказался в городе, где ему представился выбор — либо бухгалтерские курсы, либо художественное училище. Он выбрал второе. Когда закончилась война, юный учитель рисования и черчения по распределению уехал в Петропавловск и перевез туда всю семью.
Санжар Жубанов рассказал, что до 1953 года его родичи жили с клеймом, потом началась реабилитация. Этот отпечаток сформировал характер его отца, который всем своим существом противился несправедливости.
— Он вел себя так, чтобы никто не мог подумать, что он сын врага народа. Выковал характер — тихий, молчаливый, сдержанный, и вся плеяда художников, соратников и учеников его очень уважала. Многие казахские художники были его друзьями. Например, Молдахмет Кенбаев, которого алматинцы знают по мозаике на «Медеу». Отец окончил художественное училище прикладного рисования барона Штиглица в Ленинграде, которое в советское время называлась «Мухинкой», и тридцать лет возглавлял Алматинское художественное училище, а при Союзе это было единственное художественное учебное заведение в Казахстане.
Когда закрываются одни двери — открываются другие
В Западном Казахстане, откуда происходит отцовская линия, у Жубановых есть родовое захоронение. Там стоит камень с выбитой на нем тамгой. Однажды Санжар узнал, что камень треснул, а вместе с ним треснул родовой фамильный знак.
— Наш род — большое племенное образование, и тамга идет сквозь тысячелетия. У нас она связана с созвездием Кассиопея, — говорит художник. — Мой дедушка выбил на камне тамгу и поставил этот камень в память о своих дедах. Наша тамга — это тюльпан, стрела и тетива лука. Возможно, в камень попала молния, и я понимал, что мне нужно научиться выбивать изображения на камне, приехать в Западный Казахстан, поставить другой камень и восстановить родовую тамгу. Я чувствовал, что принимаю эстафету, беру из рук в руки флаг. Нашел камень. Не имея какой-либо подготовки и знаний, взял кувалду и неподходящее для такой работы зубило. Через три часа закончил, и мне очень понравилось то, что я сделал: рисунок один в один совпадал с созданным сто лет назад моим дедушкой. Я почувствовал: пока выбивал его на камне, находился в каком-то другом мире, в своем внутреннем тонком мире, где ты одинок и сам себе хозяин. Это состояние мне понравилось, и я решил найти ключи для входа в этот мир.
В 2009-2011 годах я делал рисунки в виде дневника, некие дневниковые изобразительные отчеты. Складывал рисунки стопкой, их становилось все больше, и я чувствовал, что вместе с их накоплением шел в гору мой внутренний рост. Когда рисуешь или выбиваешь рисунок, от внутренней тишины и сосредоточения входишь в этот особый мир. Выключается все окружающее, приходят слова. Я не исключал возможности их записывать. Это до сих пор у меня самого вызывает удивление, потому что я никогда не писал стихов, но в то же время набралось много речитативов. Они о мире, природе, горах, реке, Вселенной. Это может звучать, к примеру, так: «Твой свет невероятно стремителен, но тьма глубин моих бесконечна».
Однажды Санжар Жубанов сделал выставку в визит-центре «Алтын-Эмель», на территории одноименного национального парка. Разложил по кругу камни, под ними уложил стихотворные строки, и посетители немедленно входили вслед за ним в его волшебную страну. Художник читал в книгах Карлоса Кастанеды, как учитель дон Хуан Матус убеждал: «Мы живем в магическом мире, и важнейшим из достижений древних магов было обнаруженное ими умение воспринимать энергетическую сущность предметов, существ и явлений. Все есть энергия. Вся Вселенная — это энергия». Теперь он имел ключи к этой двери и вел за собой тех, кто погружался в его замыслы и рожденные спонтанно строки.
Точки на холстах — как звезды в ночном небе
На столе в маленькой галерее лежат гелевые ручки всех цветов. На стенах — холсты, от небольших и до таких, что во всю высоту стен. Они загрунтованы гуашью, но ни одного мазка кисти, а лишь едва различимые точки. Их миллионы, из них складываются миры и пространства. Как из тех изобразительных дневников, которые вели его на стезю художника.
Дочь Санжара Жубанова — 32-летняя Жанель — художник. Она с детства обучалась живописи, закончила Академию художеств и магистратуру по художественному текстилю, куда относится и войлок. На одном из войлочных изделий вышита родовая тамга, но в зеркальном отображении.
— Мы сделали с ней выставку, и все ее ковры были посвящены наскальным рисункам, — говорит Жубанов. — В этот момент у нее внутри рождалась новая жизнь, и она создала девять ковров.
Первая выставка Санжара Жубанова в Европе, в Париже, прошла в 2019 году. Art Paris — это международная выставка современного искусства. Он побывал со своими камнями и картинами в Амстердаме и в Берне, а потом снова в Париже, где состоялась совместная выставка с двумя японскими художниками. Она называлась «Космос» и была посвящена синтоистской религии, синтоистскому мировоззрению японцев, которые поклоняются ками: божествам, душам умерших, природным объектам.
— Это связано с идеей вечного неба Тенгри, — отмечает мастер. — Франческа Маракони, исследователь японской культуры, знающая японский язык и традиции, увидела мои работы и поняла, что у нас есть точки соприкосновения.
Недавно Санжар Жубанов вернулся из Франции, но на этот раз ездил не с выставкой, а повидать новорожденную внучку, которую назвали Жулдуз (звездочка).
