Новая кровь театра «Бата»
За основу спектакля взят оригинальный текст пьесы российского драматурга Лидии Головановой. Адаптировал его и добавил в него вторую часть другой российский молодой режиссер Дмитрий Гомзяков. В качестве постановщиков выступили также Александр Андрияшкин, Александра Черезова, Вячеслав Евстафьев. Роли исполняют Юлия Шабайкина, Ирина Хольцман, Мадина Беспаева, Нургуль Алпысбаева, Карина Султан. Продюсером проекта стала основательница театра «Бата», актриса, педагог и режиссер Вероника Насальская.
— Мне хотелось, чтобы в театр «Бата» пришла новая режиссерская кровь. Концептуальная, профессиональная, проявилась бы новая тенденция, которая под другим углом вошла в рефлексию о привычных для нас вопросах, а может быть, подняла иные темы, — размышляет она. — Наше сотрудничество с Димой Гомзяковым и Сашей Андрияшкиным началось еще со спектакля «Холивар», где они примкнули к постановочной группе проекта, и следующим этапом возник «Плотник», для создания которого им был дан полный карт-бланш. Я совершенно не вмешивалась в эту постановку, была в стороне от художественных решений и только занималась административно-финансовой частью. Как продюсер поддерживала проект, сопровождала его своими текущими функциями. Получается, все, что происходит и есть на площадке, и эти вещи созданы новой генерацией команды театра «Бата». Мне очень понравился результат, потому что все, над чем работают Саша и Дима, и вместе и по отдельности — это очень небанальные, очень небуквальные, а с хорошим театральным вкусом сделанные театральные вещи. Также они очень прогрессивны с точки зрения языка изложения, глубокие по мысли, и мне радостно предоставить для ребят рабочую территорию. Этот проект оказался темой и местом притяжения, магнитом для новых интересных и талантливых исполнителей, которые, как мне кажется и как надеюсь, останутся в нашем театре. Какие-то актрисы уже работали в нашем пространстве, а кто-то пришел в «Бата» впервые, хотя известен на театральном алматинском небосклоне. Для меня состоявшийся проект действительно стал большой радостью и мостиком для нашей дальнейшей совместной работы.
Есть в этом спектакле и интересное творение Славы Евстафьева — нашего второго художественного руководителя и директора театра и по совместительству саунд-продюсера, музыканта, композитора. Он выступил в этом проекте в функции композитора и саундартиста, создавшего непосредственно в процессе спектакля музыкальную ткань саундарта. И это тоже очень необычная тема, так как музыкальное, звуковое, атмосферное сопровождение спектакля — тема отдельного исследования.
Кто же «Плотник»?
С самого начала этот вопрос задает себе зритель, и, конечно же, первая мысль отсылает нас к временам библейским. «Иосиф Обручник (Иосиф Плотник), согласно Новому Завету (Мф. 1:18 и след.) — обрученный муж Пресвятой Богородицы». Также слово «плотник» многими переводчиками, исследователями Библии трактуется как «тектон», то есть человек, умеющий работать с деревом, камнем, металлом. Но получается, что и со словом, и со зрителем, и с памятью, и над собой, как показал нам спектакль «Плотник».
«А ты знаешь, что он был плотником? В тех древних книгах идет упоминание, и он называется тектон, то есть ремесленник, или человек, который работает с деревом, или плотник. Я вот не знала», — пишет автор пьесы Лидия Голованова.
«Он умер до моего рождения. Был водителем Катюши. После этого работал на металлургическом заводе. Курил. В квартире, которую ему выделил металлургический завод, я нашла трубку, разломанную на две части — чашу в виде головы льва и мундштук. В общем, это то, что я знаю, и еще, что он построил этот шалаш. Я приезжаю сюда каждое лето, и этот шалаш стоит здесь, в саду. Обычно меня он почти не интересует, но бывает, мне кажется бывает, что-то происходит с равновесным состоянием и тебя начинают интересовать некоторые вещи, которые раньше не интересовали. Этим летом меня интересует шалаш».
Шалаш связывает нас с прошлым
В канву пьесы добавляются реальные воспоминания алматинских девушек о своем дедушке. Они повторяются, синхронизируются. Из их воспоминаний выстраивается сам шалаш, или куб, или дом, или Кааба, если хотите, или все же сам символ и сама память.
— В этот проект меня в качестве хореографа или консультанта по телу с оговоркой, как сопостановщика и как соавтора, пригласил Дмитрий Гомзяков, — поясняет Александр Андрияшкин. — С одной стороны, это была и артпрактика, и телесная. Для меня было важным найти точность формы, и тогда я предложил актрисам, которые работают перед четырьмя гранями куба, не видя друг друга, взаимодействовать синхронно. Также для меня как для художника была важна тема работы с памятью, нахождения такой формы, которая бы раскрывала тему.
То есть вопрос не в том, насколько виртуозно или любопытно все происходит, например, существование актрис как таковых и насколько их присутствие среди зрителей является метафорой, а в том, чтобы одна часть постановки была решена и понятна через застывания, когда одна актриса в своем монологе, звучащем как слепок памяти, аудиодокумент, остается в неподвижности. Для меня такая форма представляет собой слепок времени, который уже застыл и никуда не движется. Но существует и бесконечное интерпретирование этого слепка. Вторая же часть, когда идет некая лекция и четыре актрисы существуют также по четырем граням, есть спектакулярный момент, и в нем персонажи уже полностью воссоздают и дублируют друг друга и одно и то же событие. Мне кажется, что виртуозность темы — тоже важная составляющая для театра. И опять же, когда я говорил про некий метафоризм, то не каждый считывает, что есть определенное событие и рассказывающие о нем факты точны, но есть и некоторые расхождения, потому как невозможно запомнить такое количество движений и материала. В этом спектакле проявлено воплощение идеи памяти, и даже если повесить четыре циферблата часов рядом, запустить механизмы на одно и то же время, то они в какой-то момент станут отражать его по-разному.
Александр говорит, что в этой постановке есть событие, есть память о нем и есть свое представление у каждого об этом. Мы видим все в реальном времени, процессуально наблюдаем, как актрисы рассказывают о своем воспоминании, стараются не расходиться, быть точными на каком-то одном месте. К слову, концепция спектакля такова, что зритель не сидит на месте, а может свободно перемещаться по залу, слушая и наблюдая за текстами и движениями актрис, тем самым возвращаясь к каким-то эпизодам из своей памяти, выстраивая свои домик, укрытие, шалаш, куб.
Каждый из нас плотник
Первоначально идею постановки необычного спектакля предложил режиссер Дмитрий Гомзяков:
— Пьеса Лиды Голованой «Плотник» со мной давно, и сегодня существует несколько соавторов и спектаклей по ней. Первым импульсом для меня было желание поставить спектакль непосредственно по тексту Лиды. И начиналось все в «Бата» с постановки при участии одного музыканта и одной актрисы. А потом все разрослось. У всех ребят появилось желание расширить поле происходящего. Так у нас увеличилось и количество артисток, и так наросла более многосложная аллегория про историю, память, устройство шалаша. Мы провели абсолютно лабораторную перформативную работу над спектаклем, понимая, что размышляем на тему памяти, поиска своего и своих в ней. Важно знать, что такое корни, как работать с ними, как смотреть в будущее, что такое семья, что такое мое или не мое, что такое гены и как они нам передаются, все ли обусловлено этими генами, как работать с этим. Мне самому важно понять свои корни, мой род, который всегда со мной.
Мы много размышляли, пробовали разные арт-практики, сужая пространство смыслов, затем появилась идея, как выстроить шалаш на сцене таким, каким он был в тексте автора. Но затем стали возникать темы пути, поиски места памяти. Кто-то из нас эмигрант, кто-то приехал из другой страны, кто-то — из другого города, и многие сейчас в Алматы в поиске своего места, и мы начали менять форму спектакля. Мы буквально по навигаторам пошли искать места памяти. Девочки многое рассказывали о себе. Мы находили людей, которые также делились своими воспоминаниями. В итоге поняли, что личный контекст в постановке тоже важен. И так мы добрались до куба, написали дополнительно свой текст, сложив спектакль из нескольких частей, где стал важен не только художественный текст, но и документальный. И потом выстроился такой жанр, как «мокьюментари», внутри которого работают и реальность, и вымысел. И если говорить про память, то она так и работает — и коллективная, и семейная, и индивидуальная.
Есть у меня такая мысль в тексте, что мы живем сегодня во время информационных войн. Нам говорят, что мы живем в глобально историческое время. Однако мой личный нарратив состоит в том, что есть большая история, но есть и моя личная. Мне хочется на эту идею большой и великой истории наложить свою маленькую личную, в том числе такую, что касается моего рода. Я — есть одно звено большой корневой системы, являюсь эгрегором своей нации и, если могу сопротивляться чему-то, не соглашаться с чем-то, все равно от этого не перестану быть частью своего рода, своей страны. Не перестану быть человеком. И это уже моя собственная история в коллективной.
Очищение
«Я выношу инструменты, табуретки, куски разных материалов, выношу свой рюкзак цвета морской волны, где лежат разные мелкие детали. Убираю мусор, кидаю удлинитель и подключаю пылесос. Шалаш пустой и чистый. Он пахнет деревом сосны. Его построил мой дед много лет назад. А теперь я отремонтировала его внутри.
Мое тело покрылось ссадинами и синяками, стружкой и пылью и загорело от работы на солнце. Сегодня снова жарко.
Я еду на пруд. Вокруг никого нет. Я скидываю с себя всю одежду и погружаюсь с головой в прохладную воду».
Как книги нас очищают и делают сильнее духом, так и спектакли, созданные в разной форме, не позволяют нам останавливаться на чем-то достигнутом. «Плотника» в данном театре необъяснимо приятно слушать и слышать. В сентябре такая возможность представится всем, для кого идея своей идентичности и памяти небезразлична.
