— Венера Махмудовна, как вы познакомились с Талгатом?
— 1978 год... Мы с девчонками сидели в фойе гостиницы «Киргизстан», когда я увидела, как к нам стремительной походкой приближается мужчина, одетый в белые джинсы и умопомрачительную рубашку, с перекинутой через плечо спортивной сумкой. Волосы почти до плеч, ослепительная белозубая улыбка... Он прилетел из Москвы, где закончил двухгодичные курсы режиссеров и сценаристов в мастерской В. Жалакявичуса. Кто-то шепнул: «Это Нигматулин». Мы дружно фыркнули: «Пижон!». Но когда Талгат подошел и начал что-то говорить, шутить, мы все оказались втянуты в его ауру. Во Фрунзе я приехала на кинопробы. Никогда не мечтала стать актрисой, только врачом, только хирургом. После восьмого класса, когда мы с семьей были проездом в Москве, меня прямо на улице пригласил на главную роль в своем фильме Мелис Убукеев, режиссер киностудии «Киргизфильм». Моему отцу это не понравилось. Однако Мелис Убукеев, который собирался снимать «Провинциальный роман», меня всетаки нашел и вызвал на пробы.
...Меня назвали в честь моей бабушки — актрисы, певицы, танцовщицы, она рано умерла. И мы с мамой решили, что это возможность почтить ее память.
С самого первого дня Талгат всегда был рядом. Думала, это в порядке вещей, ведь партнеры должны общаться. После проб мы разъехались. Впереди брезжило окончание школы и поступление в мединститут, так что, когда меня утвердили, я от роли все-таки отказалась. Но все решил оператор-постановщик. Он не церемонился: «Ты чего выпендриваешься? Что о себе возомнила?». Все во мне взыграло: неужели они думают, что набиваю себе цену? Необходимо поехать и объясниться! Но едва вновь увидела Талгата, словно другой мир открылся — судьба моя была решена. Начались съемки и наше тесное общение. Талгат ухаживал очень деликатно: действуй он с натиском, я бы наверняка испугалась, но его искреннюю дружбу принимала с открытым сердцем. Им невозможно было не восхищаться. Как раз вышел фильм «Пираты ХХ века», и на Талгата обрушился шквал зрительской любви. Да я сама посмотрела этот фильм раз двадцать.
— Его преследовали поклонницы?
— Частенько нам срывали съемки: восторженная толпа поднимала любимого артиста на руки и с возгласом «Салех!» уносила со съемочной площадки. Он к этим проявлениям популярности относился с благодарностью, был открыт и внимателен к людям. Таким оставался до конца жизни.
Все развивалось стремительно. К слову, многие его поклонницы ездили вместе с нами на съемки, жили в тех же гостиницах. Но я не ревновала. Все внимание Талгата было обращено только на меня: иных слов, чем «любимая», «золотце», «сердце мое», я от него не слышала. Ни разу не ранил меня подозрениями в изменах. Он писал мне потрясающие письма, его телеграммами восторгались почтальоны, часто звонил, и мы говорили, говорили. Мы снимались в разных уголках Союза, и бывало, что встречались только в аэропорту.
— Когда он сделал вам предложение руки и сердца?
— После съемок «Провинциального романа» я приехала на «Узбекфильм», где начались съемки картины «Чужая пятерка». Мы с Талгатом виделись каждый день. Из гостиницы с жуткими условиями он переселил меня в респектабельную гостиницу «Узбекистан», устраивал мне экскурсии по Ташкенту, приглашал в театры, знакомил со своими друзьями. Талгат приехал на съемки заключительнного эпизода, и как только прозвучала команда «Стоп! Снято!», схватил меня в охапку и повлек за собой. На улице я увидела старенький «Москвич-412», его салон утопал в цветах. Я села в этот букет, и он привез меня в ЗАГС. Это был понедельник, ЗАГС в тот день не работал, но Талгат договорился, чтобы нас расписали без лишних глаз. Свидетелем с моей стороны стала директор ЗАГСа, со стороны жениха — водитель. Там Талгат умоляюще посмотрел на меня: «Золотце, прошу тебя, возьми мою фамилию. Мне так хочется, чтобы ты носила мою фамилию. Хочу, чтобы мы были неразделимы». Вечером я заказала телефонный разговор с Алма-Атой и шокировала родителей известием о своем замужестве.
Талгат привел меня к себе в дом, где жил со своей мамой Мединой Галиевной. Через несколько дней он улетел в Таджикистан на съемки фильма «Время зимних туманов»... Известный актер, которого все вокруг обожали, жил совсем не богато. В детстве, чтобы дать сыну образование, мать даже была вынуждена отправить его в интернат. Талгат рассказывал, что походил тогда на волчонка. Он страдал рахитом, все над ним смеялись, оттого решил стать сильным и начал заниматься спортом. Потом работал на заводе, поступил в цирковое училище в Москве. Сыграл первую роль в кино — белогвардейского поручика и отъявленного мерзавца в фильме «Баллада о комиссаре» режиссера Александра Сурина. Затем поступил во ВГИК, в мастерскую Сергея Герасимова и Тамары Макаровой.
— Какие традиции сложились в вашей актерской семье?
— Хотя я выросла в обеспеченной семье, меня не страшили бытовые трудности. Я шила мужу рубашки и брюки, вязала свитера. Ему это нравилось, хвастался: «Это сшила Венера!». Одно время даже строчила платья, которые свекровь продавала на вещевом рынке. Муж редко подпускал меня к плите. Говорил, что огонь и пища — это мужское занятие! Стиркой тоже сам занимался, а я его в это время развлекала, рассказывая последние новости, или пела, что очень злило мою свекровь.
— Бывал ли у вас в гостях его друг Николай Еременко?
— Часто бывал, как и другие его знаменитые сокурсники. Они с Еременко всегда подшучивали друг над другом, но их связывала крепкая дружба. Как-то раз Талгат занялся приготовлением своего фирменного плова, а Николай заявил, что приготовит свое коронное блюдо — драники. Как «слуга двух господ», я носилась между ними, помогая то одному, то второму. Сколько интересных историй я услышала о кино, съемках, разных событиях. Однажды, во время работы над «Пиратами ХХ века», в Крыму на площадку приехали военные и остановили съемку. Сказали, что обнаружили мину и продолжать работу опасно. Снимали эпизод с подводными минами, и оказалось, что шторм сорвал с каната игровую мину и ее вынесло в море. Там ее заметили и объявили тревогу. Когда все выяснилось, все очень веселились. Пока Талгат и Николай вспоминали эту историю, драники превратились в угольки, но мы со смехом мужественно сжевали эти черные «мины».
Талгат возглавлял секцию восточных единоборств. Несмотря на огромную загруженность, зачастую в нескольких фильмах одновременно, уделял много времени своим ученикам. Стал и моим тренером по карате. Когда по линии Бюро кинопропаганды Талгат поехал в Джамбул, вдруг вызвал и меня. Он решил, что на встрече со зрителями мы должны быть вдвоем, чтобы продемонстрировать несколько ката — показательных выступлений по карате и кунгфу. Бесконечно благодарна Талгату за ту уверенность, которую он в меня вселял, за бесценный жизненный и профессиональный опыт.
Талгат приносил домой все записки от зрителей. Женщины часто писали с упреком: «Вы так много говорите со сцены о своей жене, не оставляете нам никакого шанса!». Конечно, мне это было очень приятно. Письма от поклонников со всех концов страны, телеграммы собирались мешками на студии. Я не удивлялась, если на пороге квартиры встречала незнакомых людей, которые приехали увидеть своего кумира. Привычно накрывала на стол, а Талгат никому не отказывал в беседе. Мы жили в малюсенькой квартирке, но у нас всегда находилось место для гостей.
Талгат стал мне не только мужем. Он стал моим наставником, отцом, братом, другом, подругой... Моим миром! Меня растили в убеждении, что главное — это материальный достаток. Говорю это не в упрек родне, так считали все вокруг. А Талгат объяснил, что есть ценности куда более важные.
Родители были атеистами, а он говорил со мной о Боге, о душе и духовных ценностях. Талгат будто раздвинул шоры на моих глазах и открывал мне мир во всей красоте и многогранности. Уложив спать дочь, мы долго беседовали обо всем... Муж мечтал попробовать себя в качестве режиссера, писал сценарии для фильмов, мультфильмов, пьесы, тексты для песен. Например, текст для песни «Русские березы». Музыку написал его друг, композитор Евгений Ширяев. Певец Мансур Ташматов в 1978 году представлял СССР на конкурсе «Золотой Орфей» и удостоился награды за исполнение песни Талгата. Одна из пьес написана им специально для Владимира Высоцкого. Прочитав пьесу, Высоцкий согласился играть главного персонажа, но... наступил 1980 год.
Я становилась первым зрителем, слушателем, цензором. Это было лестно. У меня не было сомнений, что он талантлив во всем.
— Вместе вы снимались на «Киргизфильме» в нашумевшем фильме «Волчья яма». Расскажите о нем!
— Мне было все равно, кого играть, главное — работать вместе с мужем. Попав в кино со школьной скамьи, я была еще совсем неопытна, и Талгат помогал вживаться в образ, становился требовательным и жестким. На «Провинциальном романе» в одной из сцен я должна была заплакать, что никак не получалось. После нескольких дублей Талгат, обняв меня в кадре, схватил своими железными пальцами кожу на моей спине и провернул. От боли у меня из глаз брызнули искры и слезы. После я рыдала, а он обнимал, утешал, извинялся и улыбался. Сцена-то получилась!
Во время съемок второй серии фильма «Волчья яма» я забеременела. Режиссер отреагировал бурно: «Вы с ума сошли?!». Талгат пожал плечами, мол, это жизнь... В одной из сцен моя героиня, увидев убитого мужа, сходит с ума. По сценарию я хватала за грудки Талгата, который играл брата моей героини. Он меня отшвыривал, и я падала на землю. Это на пятом-то месяце беременности. Талгат сильно переживал. Бросит на землю, а сам шепчет: «Ты не могла бы падать не на бок, а на спину?».
После каждого дубля подбегал и прижимался к животу, как будто боялся услышать плач ребенка. Когда режиссера все устроило, схватил меня в охапку и ощупал, все ли на месте. Не зря наша дочь Линда шутит, что начала сниматься в виде эмбриона.
Талгат очень любил детей, никогда не забывал двух старших, заботился о них, а Линду просто обожал. Говорил: «В школу не отдам, буду учить сам. Увезу в горы и дам духовное воспитание». На вопрос, кем бы он хотел видеть дочку, когда та вырастет, Талгат ответил: «Да пусть станет хоть сапожником. Главное, чтобы была профессионалом своего дела. А еще важнее, чтобы стала человеком».
Наша дочь Линда родилась 14 мая 1983 года в Алма-Ате. Вечером он ушел на встречу в Дом кино, скомандовав: «Без меня не рожать!». Но начались схватки, и меня увезли в роддом. Когда дочка родилась, мне ее даже не показали. Я запаниковала: «Куда вы понесли моего ребенка?». Мне ответили: «Показать папаше. Вон он висит на дереве за окном...».
— Как именитый актер увлекся духовными практиками, приведшими к опасному знакомству?
— Талгат усердно работал над собой. Занятия восточными единоборствами тренировали не только тело, но и дух. Он много читал, размышлял... В те времена знания, выходящие за рамки советской идеологии, приходилось собирать буквально по крупицам. Слово «медитация» было в новинку, а суфизм находился вне закона. Мы от руки переписывали книги мистика Раджниша, древнеегипетскую «Книгу мертвых», «Розу мира» Даниила Андреева и много других материалов. С трудом добывали самиздатовские книги, которые дарили возможность расширить знания в царящей вокруг несвободе. Он стремился к осознанной жизни, к пониманию и реализации своего предназначения. Говорил, что его миссия в этой жизни — проводник. Показать людям, что есть путь, ведущий к знанию истиной жизни. Для меня и для многих людей Талгат стал учителем, сам того не осознавая. А он искал своего учителя!
Долгое время не могла смотреть его фильмы: внутри все сжималось. Боль не прошла, но пришли мудрость и осознание, что смерти нет, есть переход в вечность. Благодарю судьбу, что в моей жизни есть Талгат!
