Музыка, которая всегда с тобой

Целый пласт советской массовой культуры, оказавшийся как-то благодушно и незаметно утраченным за несколько десятилетий — домашнее (в молодежном варианте — уличное) музицирование. Еще пару поколений назад «играть на чем-нибудь» считалось нормой. В каждой школе, каждом вузе, на каждой фабрике, при каждом колхозном клубе, да что там — в любой подворотне и на любой завалинке обязательно в каком-то виде присутствовал свой музыкальный коллектив.

Музыка, которая всегда с тобой

Живая музыка, льющаяся из всех окон и щелей по любому поводу и совершенно без такового, может считаться не только нормой жизни, но и характерным признаком послевоенного бытия Советского Союза.

Оркестр в каждом доме

Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что Великая Отечественная война сообщила этому музыкальному выплеску свой дополнительный импульс. Страна в одночасье наполнилась трофейными инструментами, собранными со всей Европы, и страстными музыкантами-любителями, вернувшимися домой с этими инструментами. Может показаться, что война — не лучшее время и место для музыкального образования, но именно она разбудила огромное число тех искренних ценителей живого звучания, которые не только переняли представление о принципах практического звукоизвлечения от сослуживцев, но и смогли передать свою любовь дальше по эстафете. Поколению детей и внуков.

Впрочем, не нужно умалять и того, что уже было наработано в стране, в которой «повышение культурного уровня граждан» было положено в основу идеологии. Задача воспитания решалась во многом с помощью того, к чему всегда тянулась любая молодая душа, — музыки. Во всяком случае, уже в 30-е годы страна была пронизана и насыщена густой сетью всяких музыкальных школ, кружков и самодеятельных коллективов, без которых трудно себе представить нормальную жизнь тех людей.

«Волга-Волга»? Кому-то может показаться, что культовый фильм Александрова, столь любимый в СССР, несет в себе больше пропаганды, нежели правды. Позволю усомниться. Потому что перед глазами у меня были люди высочайшей музыкальной культуры, почерпнувшие свою любовь и навыки из юности. Мои родители и их друзья.

Мама, Людмила Ильинична Михайлова, пела всю жизнь. Можно сказать, что мы с сестрой выросли под ее пение. В ее репертуаре были не только колыбельные и «песни советских композиторов», но и классические романсы, проникновенные украинские песни (мама закончила школу на Украине), а позже — произведения Окуджавы (люди собирались и слушали их у владельцев первых магнитофонов, с голоса переписывая слова в тетрадки). Не проходили мимо мамы и новинки советской эстрады, шлягеры из кинофильмов. Никакого музыкального образования она, правда, не имела, но это не мешало ей петь со сцены при всяком удобном случае. А таких тогда выпадало немало.

А вот отец, Вячеслав Федорович Михайлов, в своем детстве закончил несколько классов музыкальной школы по классу скрипки в Семипалатинске. Он был из тех классических слушателей, которые приходили на оперные спектакли с партитурой в руках — во время войны в Алма-Ате именно таким манером папа (с товарищами по техникуму) постигал с галерки прелесть постановок в новом театре оперы и балета. А позже (уже обучаясь в Институте связи) он участвовал в музыкальном смотре вузов Москвы в составе струнного ансамбля (где играл уже на мандолине). Но в моем детстве папа больше музицировал на гитаре или фортепиано. Запомнилось, как вместе с другими «отцами» они вечерами после работы частенько репетировали «ансамблями» — летом в саду на свежем воздухе. Так что всегда могли сопроводить и домашние спевки, и официальные праздники, а также капустники или танцы в Доме ученых казахстанских физиков в поселке Алатау, где проживали. У папы был не только абсолютный слух, но и хороший лирический голос, и соответствующий голосу богатый репертуар.

Трубач выдувает медь

Ныне духовые оркестры превратились в элемент музыкальной архаики. Услышать их можно только на концертах в филармонии или изредка на армейском плацу.

А вот те же послевоенные годы могут считаться эпохой подлинной всенародности и истинного апофеоза «меди», без которой не обходилось тогда ни одно заметное мероприятие. Духовые оркестры и оркестрики звучали повсюду. И исполняли все. Будь то многократный туш при награждении победителей соцсоревнований, бодрый марш на параде физкультурников, праздничный муз-кураж в ведомственных колоннах на первомайских демонстрациях, танцевальный шарж на свадьбах!

И еще одним непременным элементом их присутствия может считаться надрывающее душу завывание на похоронах, которые в идеале еще в 80-е годы никогда не обходились без участия духового оркестра. Что характерно, хотя звучание духовой музыки было, безусловно, массовым, полноценные коллективы все же считались штучными. Так что часто случалось, что одни и те же «лабухи Иерихона» могли утром приветствовать стахановцев, к обеду поспевали проводить кого-нибудь в последний путь, а вечером отыграть на танцах.

Впрочем, таковым положение дел стало позже, когда под натиском новых музыкальных веяний (эстрадных оркестров и ВИА) духовики стали стремительно сдавать сценические пространства. О том, что они знавали лучшие времена, свидетельствует приведенное тут фото (середины 1950-х), которое отыскалось в моем архиве. Все молодые исполнители, запечатленные на нем, — студенты Талгарского сельхозтехникума (а один из них, кстати, мой родной дядька Владимир Ильич Рыгалов).

Однако не оркестранты духовых коллективов были истинными королями самодеятельной музыки и подлинными властителями дум массовых меломанов.

Аполлон и музы. Советский вариант

Деды-морозы на новогодние праздники в детские сады и школы еще в 70-е годы являлись с неизменными гармошками-баянами-аккордеонами. Прочувствованные переливы этих инструментов оставались в те времена весьма обычными и привычными: уроки пения в школах тоже сплошь и рядом проводили те же баянисты-аккордеонисты. Они же создавали музыкальное сопровождение в пионерских лагерях. И всегда оставались рядом с более солидными отдыхающими: на курортах и в домах отдыха обязательно присутствовал такой музыкант, под аккомпанемент которого каждое утро проходили физкультурные занятия, а каждый вечер — танцы.

Мне посчастливилось зацепить ту пору, когда гармонисты были неотделимы от нашей обыденности. Характерные звуки, рвавшиеся на волю из растянутых мехов, тут и там раздавались на вечерних улицах городов и весей. Типические картинки томно прогуливающихся по пустынным улочкам типических парочек, трио и квартетов навсегда увязли в памяти.

Преисполненный величием и захваченный одной лишь музыкой, гармонист в эскорте празднично одетых почитательниц своего искусства, подобно Аполлону, шествовал в неизвестном направлении, наполняя пространство звуками, от которых замирали самые злобные цепные псы и стихали тотальные разборки на всех этажах многоквартирных домов. Ну разве забудешь тот царственный, пронзающий бренное пространство взор доморощенного Феба, подернутый поволокой своего недостижимого величия? Или отрешенные выражения лиц его волооких муз, зачарованных собственной значимостью от сопричастия, плененных божественными звуками инструмента и неизменными семечками, которые самозабвенно лузгались по ходу шествия?

Плотность гармонистов на душу населения еще в 60-е годы оставалась в СССР таковой, что за вечер можно было повстречать не одну такую «одиноко бродящую гармонь». После дефиле очередной «гармоничной» группы по деревне (рабочему поселку, городу) в атмосфере долго витал шлейф умиротворенной гармонии. А по земле стелился хорошо различимый даже в темноте кометный хвост из шелухи от семечек.

Растянутая история, которая оборвалась неожиданно

Но гармошки не были банальным уличным инструментом. Гармошки звучали везде и всюду.

Появившийся в Австрии в начале XIX века, этот инструмент довольно быстро попал в Россию, где стал популярен вначале в среде фабричных рабочих, потом распространился в деревню, а уже в бытность Советского Союза стал истинно всенародным. Колхоз, где никто не владел гармошкой, считался воистину убогим, так что гармонист автоматически становился «первым парнем» в любой деревне.

Но настоящий расцвет гармони пришелся на самые грозовые военные годы, перемешавшие все и вся и наводнившие страну не только новоиспеченными виртуозами, но и изобилием привезенных инструментов. Захваченные в Европе или доставшиеся в наследство от убитых товарищей гармоники, аккордеоны и баяны и стали самым массовым источником «живого звука» в СССР. Ни одно мало-мальски значимое мероприятие не мыслилось без участия гармониста. За исключением разве что похорон, где безраздельно властвовали духовые, — и этот факт придавал гармоням дополнительную «мажорность», они были исключительно праздничным элементом.

Гармошками («тальянками», «трехрядками», «хромками», «саратовками», «немками» и так далее) владели в основном самоучкиотцы. Более совершенными инструментами музыкального семейства — аккордеонами и баянами — радовали слух специально обученные дети. В каждой второй советской школе (и каждом первом дворце пионеров) обязательно существовали соответствующие кружки. А в музыкальных училищах и консерваториях — отделения и классы, весьма популярные в те годы.

Недаром хороший гармонист (баянист, аккордеонист) — неважно, самородок или профессионал — стоил целого оркестра. Но при этом стоимость самого исполнителя была куда гуманнее! Он мог легко заменить оркестр на свадьбе, торжественном вручении грамоты, танцах в сельском клубе или утреннике в городской школе.

С гармонями покончили гитары — инструменты более демократичные, дешевые и простые в освоении. Покончили быстро и безвозвратно.

По первости, правда, никто не обратил внимания на металлическое побрынькивание струн в подворотнях. Но очень скоро естественный ареал гармошек (и иже с ними) начал стремительно сокращаться, перемещаться во все более глухие деревни, а потом и вовсе исчез из культурного пространства. А сами гармонисты становились все более штучными, редкими и пожилыми. По крайней мере, популярная в конце прошлого века телепрограмма Центрального телевидения «Играй, гармонь!» вынуждена была забираться за сюжетами все дальше в глубинку и в погоне за героями старалась побыстрее успеть перехватить истинных исполнителей, пока они еще были.

И когда в середине 70-х появилась известная песня Высоцкого «Смотрины», повествующая о нелегкой доле приглашенного гармониста (помните: «Хлебаю я колодезную воду, чиню гармонь, жена меня корит»?), закат жанра виделся уже предрешенным и неизбежным. Симптоматично, что песня эта была написана для гитары и исполнялась под гитару.

Но о гитаре, которая во многом повторила судьбу гармони, мы поговорим как-нибудь позже.

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру