Китай как объект изучения, а не «образ дракона»
В начале встречи Константин Львович привел цитату из книги «Китай и китайцы» известного австрийского путешественника XIX века Эрнеста фон Гессе-Вартега, изданной в 1900 году в Москве: «Рынок навсегда останется за Европой и Америкой. Часто высказываемые опасения, что приобщенный к современной окультуренной жизни Китай когда-нибудь раздавит Европу, не обоснованы. Во-первых, пройдет еще немало десятков лет, прежде чем можно будет серьезно думать о действительном соперничестве Китая с Европой. У Европы слишком большое преимущество во времени. И в течение этих десятков лет она тоже не будет сидеть сложа руки. Так что вообще навряд ли когда-нибудь китайцам удастся ее догнать. А тем более — обогнать. Гигантские шаги, которые делает европейская культура, и ее изобретательность в новейшее время — это порука за то, что Европа еще долгие века удержит за собой роль руководителя. А Китай и Япония останутся на положении учеников».
— Сто лет назад это было правдой, — прокомментировал доктор политических наук Константин Сыроежкин. — Сейчас — уже нет. Потому что Европа потеряла не только свой геополитический вес, но и моральный авторитет, что стало ясно после известных событий. То есть, как говорил президент Н.А. Назарбаев, бежать, задрав штаны, за Европой нет не только никакого желания, но и смысла.
На сегодняшний день уже нет так называемых европейских ценностей, которыми так гордились европейцы. В Китае же ценности не только сохранены, там мы видим ренессанс традиций. Когда сочетаются традиционное и современное — это, по мнению Константина Сыроежкина, дает неплохие результаты.
— И мы видим, что они достаточно позитивные, — говорит профессор, — во всяком случае, в отношении самого Китая. Рост в Китае был всегда. Даже во времена культурной революции. Потому что, как говорил Мао Цзедун, культурную революцию нужно проводить каждые 5-7 лет, чтобы чиновники чувствовали себя на месте. И в общем, он, наверное, был в чем-то прав. Это меняет ситуацию. Ведь сама культурная революция была направлена не столько против народа, сколько против верхушки власти. Это была борьба за власть. Так что там было все предельно ясно.
Успехи Поднебесной внушительны, и это очевидно, и научное их изучение просто необходимо. Однако мы почему-то им пренебрегаем, рискуя растерять тот объем знаний об этой стране, что был накоплен в советское время. И это может стать непростительной ошибкой.
А ведь были времена…
— Когда-то Китай системно изучался, — продолжает Константин Сыроежкин. — Во всяком случае, отличная школа китаеведения была в Советском Союзе и в России. Очень сильная школа китаеведения была в Восточной Германии, во Франции, в США. Специалисты видели истоки и весь процесс прохождения реформ. Были очень грамотные прогнозы, которые во многом оправдались. Другой вопрос, что сейчас никто китае-ведов не слушает.
Было китаеведение и в Казахстане. Но как школа оно у нас не оформилось. Тем не менее, были очень сильные представители этого научного направления: Юрий Алексеевич Зуев, Вениамин Петрович Юдин. Это величины. Специалисты, которые владели не просто китайским языком, а знали древний китайский язык. Это были крупнейшие специалисты в своей области.
К сожалению, Юдин умер в нищете, забытый всеми. Так же и Зуев. Потому что у нас все это никому не нужно. Не было особо нужно и в советское время. Хотя создавались структуры. Создавался Институт уйгуроведения специально для изучения Синьцзяна. Но, к сожалению, получилось так, что Синьцзяном там занимался всего один отдел. А все остальные — уйгурской филологией.
Ведь все зависит от того, кто директор. А директором был филолог. Соответственно было выбрано такое направление. Тем не менее, идея была интересная и правильная.
Если говорить о непосредственных интересах Казахстана, то не имело смысла заниматься всем Китаем. Но хотя бы Синьцзян нужно было хорошо знать. Но, как мы его не знали тогда, так не знаем и сейчас. Потому что этим никто не занимается. И опять же — нет школы китаеведения. Есть отдельные люди. Есть молодые ребята, которые действительно интересуются, занимаются, изучают и от которых будет толк. Но проблема в том, что нет государственного заказа. Причем ни на что.
Не меньший интерес у нас к России. Но заказа на ее изучение тоже нет. Не меньший интерес у нас и к США, и к Европе. Но заказа на их изучение тоже нет. Центральная Азия — наши соседи. Но до сих пор мы толком ничего не знаем и о центральноазиатских государствах. Даже о Киргизии.
— Мы много раз пытались создать экспертный совет по Центральной Азии, — рассказывает Константин Сыроежкин. — А воз и ныне там. Два раза собрались, поговорили каждый о своем. Дальше этого дело не идет. На фарси читают единицы. Потому что инициатива исходит не от специалистов. А она должна исходить от государства. И государство должно платить за исследования. Причем платить хорошо. Эксперт должен получать хорошие деньги, если государство хочет, чтобы была качественная экспертиза. А мы платим хорошие деньги за экспертизу иностранцам. Но я не считаю наших экспертов тупее американских приват-доцентов. И речь не только о китаеведении.
У нас нет ни арабистики, ни иранистики. Есть, опять же, отдельные люди, которые этим занимаются. И хорошо занимаются. Причем люди с именами, известными за рубежом. Но школы как таковой нет. Нет ни одного направления востоковедения. Даже американистики нет. Разговоров было много.
Дружба науке не помеха
А что же китаеведение?
В свое время и КНБ, и МИД, и правительство — все хотели создать институт в этой области. Это было тридцать лет назад. Но идея не была реализована. В том же КазНУ изучают востоковедение в качестве отдельно взятого предмета.
— Да, у нас, возможно, хорошо преподают востоковедение, — замечет Константин Львович, — хотя я очень сомневаюсь, потому что на факультете востоковедения, насколько мне известно, на китайском отделении вся история Китая преподается всего один (!) семестр. Я, учась совсем в другом университете и с другим направлением, изучал историю Китая пять лет. За более короткий срок пятитысячелетнюю историю преподать невозможно. Я не говорю уже о том, что совершенно не преподают экономику, социологию, государственный строй. Про психологию вообще молчу. Абсолютная пустота. Что-то по верхам проходят. Делают упор на язык.
Между тем китаистов у нас, вроде бы, много. И есть среди них хорошие. Но китаеведов нет. В свое время в Институте Дальнего Востока РАН работали 250 человек. Изучали в основном Китай. Один отдел — Японию и один — Корею. Экономика, социология, история, государственный строй. Причем все были со знанием языка. В то время получали отличную зарплату. Был заказ и был интерес.
Случился советско-китайский конфликт. И в Москве поняли, что нужны люди. Но, если вернуться в советское востоковедение, там тоже был большой разрыв.
— Есть мой учитель Юрий Михайлович Галинович, — говорит профессор, — сейчас ему 86 лет. И я его до сих пор не догнал, потому что он по две книги выпускает каждый год. У меня получается одна. Сил не хватает. Есть это поколение. И следующее, уже мое. Это тоже разрыв.
Почему же так получилось?
— Потому что после конфликта была дружба. Посчитали, что изучать друга нет необходимости. Это глупость. Друга надо знать лучше, чем врага. В этом смысле немного Китай мы прозевали. Но прозевали на уровне государства. Не на уровне ученых. Ученые все-таки знали эти вещи и писали. Разрыв поколений сказался на научных школах. Сейчас, слава Богу, в России это направление восстанавливается. Там очень много появилось хороших молодых имен. А вот у нас в науку молодежь не идет вообще. Потому что те деньги, что там платят, зарплатой назвать трудно. За всю мою практику был единственный ученик Руслан Изимов, который действительно хочет заниматься этими вещами.
Хорошая мысль дорогого стоит
Этими темами занимаются спецслужбы.
— Но даже там, насколько мне известно, специально этим вопросом тоже не занимаются. Потому что нет структур. В свое время Институт уйгуроведения создавался Комитетом государственной безопасности. И создавался не зря. Потому что недостаточно было чабанской разведки. Вся наша разведка строилась на том, что пришел перебежчик, допросили его, и это были все сведения. Если мне агент приносил «Синьцзян Жибао», я был счастлив. Когда я перевел доклад Хуа Гофэна, он ушел в центр с красной полосой. Ордена за это давали. А в 1989 году, когда я работал в Институте уйгуроведения, я получал домой четыре журнала на китайском языке. Это был предел мечтаний. Центральные газеты, такие как «Женьминь Жибао», я получал домой по почте. Но потом все это закрылось. Но сейчас ведь есть интернет. Китай открыт. Нет проблем, - рассказывает китаевед.
Стоит отметить, что сейчас казахстанская молодежь все чаще выбирает учиться в самом Китае. По некоторым данным больше восьми тысяч казахстанских студентов получают образование в Поднебесной. Но китаист и китаевед — это разные ипостаси. Можно знать хорошо язык. У нас очень много тех, кто прекрасно знает китайский язык, но не является китаеведом. Потому что они не знают страну. Они ей не занимаются. Более того, я могу точно сказать, что большинство ребят, хорошо знающих язык, просто уходят в бизнес. И я их прекрасно понимаю. Китай перестал быть страшилкой. Тех, кто боятся Китая, сегодня не так много. И страшилки про Китай — это проплаченные вещи. Но то, чем занимаются люди в МИДе, в спецслужбах, и ученые — это абсолютно разные вещи. В МИДе и спецслужбах — это сугубо практики. Причем в спецслужбах — с ориентацией на определенные направления. Что касается ученых, науки китаеведения как дисциплины, то это гораздо шире. Это то, что позволяет понять Китай. Те же представители МИДа, те же работники спецслужб со мной консультируются по поводу того, что им непонятно.
В Казахстане существуют различные институты, занимающиеся всесторонними стратегическими. Неужели этого недостаточно?
— Я бы вообще закрыл все институты и создал бы один, где собрал бы хороших специалистов. Их не так много. И платил бы им хорошую зарплату. Научным сотрудникам нужно хорошо платить, так же, как и преподавателям, чтобы они не бегали по восьми вузам. У нас есть деньги на ЭКСПО, но нет денег на науку. К примеру, американская «фабрика мысли» RAND Corporation имеет бюджет в 120 миллиардов долларов. Назовите мне хоть одну структуру с таким бюджетом хотя бы в России. Качественные вещи стоят хороших денег. И это нормально. За качественный автомобиль мы платим большие суммы. А за качественную аналитику считаем, что платить не нужно.
