Несмотря на железный занавес, ограждавший от «тлетворного влияния Запада», советские люди отнюдь не были мрачными и узколобыми ксенофобами, как это пытаются представить ретивые «антисоветчики», обильно расплодившиеся в постсоветские времена. Что мы знали про иные государства (или не знали), из чего черпали сведения и как относились к другим народам — обо всем этом я хотел бы иногда рассказывать в рамках своего проекта.
Две Германии: своя и чужая
А начну с наиболее неоднозначного народа, который всегда был рядом на исторической арене, и от деяний которого в XX веке жители СССР испытали такое, о чем до сих пор не вспоминается без содрогания. С немцев. Тех самых, с которыми воевали наши прадеды в Первую империалистическую и Гражданскую и наши деды в Отечественную.
Памятуя о том, что выступить потерпевшей от немцев стороной могла практически каждая советская семья, а для старших поколений они однозначно были врагами, какихто добрых чувств и светлых эмоций вызывать они вроде бы не могли по определению. На самом же деле все было иначе. И отношение к ним в 1960-70-е годы было уже отнюдь не враждебным.
Ненависть, поддерживаемая в обществе памятью о войне, с годами угасала и уже не культивировалась советской идеологией в отношении тех наших современников, которые проживали в Германии параллельно с нами.
Речь про «нашу Германию». Потому что рядом с «фыркающей» ФРГ, Западной Германией канцлера Вилли Брандта, в которой царил «реваншизм», подогреваемый «американским империализмом» и трудящиеся непрестанно боролись за свои попранные права, у нас была еще и вполне дружественная нам Восточная Германия первого секретаря Эриха Хонеккера, «алфавитная» Гэ-Дэ-эР. Форпост социалистического лагеря на Западе.
Родина Маркса
И не только форпост, но и выставка достижений.
В СССР хорошо знали, что «наши немцы», вообще говоря, живут лучше, чем мы. И магазины у них полны товаров, и очереди короче. И что?
Тому было как объяснение, так и обоснование. Никто в нашем лагере не умеет работать так, как они, и... В конце концов, ведь именно они находятся на «передовой», том самом идеологическом острие, направленном в сердце «загнивающего капитализма». Именно им приходилось постоянно утирать нос соплеменникам из ФРГ, чтобы у тех возникала естественная зависть ко всем живущим «по эту сторону». А потому кому, как не им, необходимо было в наибольшей мере соответствовать тем высотам, на которые способно поднять людей преимущество социалистической системы?
Кстати, от самих немцев, которые часто мелькали в те годы в Советском Союзе (гэдээровских, разумеется), мне доводилось неоднократно выслушивать недоуменные сетования по этому поводу (не знаю уж, насколько откровенные). Дескать, как-то это неправильно, когда «первое государство рабочих и крестьян» по уровню жизни заметно проигрывает европейским соцстранам, лишь пару десятилетий назад ступившим на дорогу к светлому будущему по проторенному пути.
Что до нас, мы относились к этому моменту хотя и с иронией, но понимающе. Ощущая транзитарность и мимолетность эпохи, которая, по всем обещаниям, была лишь эпизодом перед чем-то фатально светлым и радостным для всех стран и народов. Ничего с нами не случится, если еще немного потерпим и подождем.
Но был еще один момент особого положения ГДР. Ведь именно она была вотчиной двух титанов — родоначальников коммунизма Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Их появление именно в Германии нашло объяснение в работах самого Ленина. Кроме Маркса и Энгельса, памятники которых мелькали в городах Советского Союза повсеместно, а портреты были обязательным атрибутом оформления весей, советские школьники знали имена еще нескольких чтимых в партийной истории классиков с немецкими корнями Августа Бебеля, Карла Либкнехта, Розы Люксембург, Эрнста Тельмана и прочих.
Школьные учебники истории и обществоведения были переполнены такими правильными немцами — историческими деятелями. И сдать обязательные для всех студентов курсы «История КПСС» и «Научный коммунизм» в вузе, не имея представления о значении этих предтечей российской социал-демократии для рабочего движения, было очень проблематично.
ГДР в каждом доме
Между тем экономика ГДР в те годы могла считаться успешной не только в рамках соцлагеря и СЭВ. Нет, она вовсе не терялась и на мировом уровне.
«ГДР — высокоразвитое индустриальное государство. Она входит в число десяти ведущих держав мира. ГДР занимает лишь четверть территории довоенной Германии... По производству электроэнергии на душу населения ГДР занимает шестое место в Европе, опережая Западную Германию и Францию... По производству химической продукции ГДР занимает шестое место в мире...» — такими аргументами снабжала своих юных советских читателей популярная «Детская энциклопедия» за 1968 год.
А чем снабжала нас сама Демократическая Германия? Не вдаваясь в подробности обеспечения советских заводов и фабрик поставляемым из ГДР оборудованием, попробую вспомнить то, что поставлялось на прилавки (а чаще «под прилавки») советских магазинов.
Замечу, что до Алма-Аты доходила лишь мизерная часть гэдээровских товаров, большая оседала в магазинах Москвы, Ленинграда, Киева и Прибалтики.
Вот из Москвы-то отец, обучавшийся в московской аспирантуре, и привозил нам с сестрой неизменные подарки с лейблом «Сделано в ГДР».
Первым делом припоминается игрушечная железная дорога PIK (это мне, сестра получила куклу, мигающую и мяукающую, в роскошном импортном платьице). Затем зимние детские комбинезоны с опушкой из искусственного меха, которые почему-то не в состоянии была освоить наша прославленная промышленность. И, наконец, два аккуратных деревянных детских стульчика: опрятных, легких, полированных — один из них жив до сих пор.
Немецкая мебель — вообще песнь особая. Когда она появлялась в доме, посмотреть на нее друзья-соседи заходили специально. Особым уважением пользовались «стенки», массово занимавшие в передовых квартирах 1970-х годов места архаичных комодов и колоссальных шифоньеров. И хотя при ближайшем рассмотрении все это оказывалось мало отличным от мебели любой другой фабрикации, обаяние «сделанного в ГДР» делало свое дело — купить это «просто так» было нереально.
Кроме того, в каждом нормальном советском доме обязательно присутствовала немецкая посуда из фарфора. Качество ее было таковым, что у многих эти «праздничные» чайные сервизы (в будни они в те времена стояли на видных местах в сервантах) сохранились до сих пор, перейдя из ценного ширпотреба в разряд полноценного наследства.
Косметика и одежда из ГДР, что и говорить, были наижеланнейшим приобретением и вызывали непроизвольный писк у всякой советской модницы. Как и обувь. Предмет особого вожделения лучшей половины советского человечества составляли и немецкие колготки, которые по многим параметрам и носкости считались предпочтительнее отечественных.
Красавицы-немки? Видали и такое!
А в заключительной части долгой новогодней ночи, на десерт, по Центральному телевидению непременно мелькал «Балет телевидения ГДР» — яркое шоу, поражавшее советского телезрителя своим невиданным западным бесстыдством. А еще филигранной техникой отточенного до фабричного совершенства канкана и однообразной прелестью самих длинноногих пав. (Куда они подевались, те чудо-девушки производства Демократической Германии? Вот вопрос, которым я задавался, бывая в объединенной стране уже в нынешнем веке и наблюдая жвачные последствия торжествующего феминизма.)
По телевидению мелькали и другие продукты «сделанные в ГДР», какие-то невразумительные сериалы детективного плана, мало удивляющие эстрадные исполнители (навскидку вспоминается только Дин Рид — прогрессивный американец, проживавший в Восточной Германии).
Зато мы хорошо знали немецких спортсменов из Восточной Германии, которые всегда вносили весомый вклад в медальный спор с западными супостатами на всех олимпиадах и чемпионатах, ярко иллюстрируя преимущества социалистического спорта. Известны были фигуристка Анет Петч, биатлонист Франк Ульрих, прыгун с трамплина Ханс-Георга Ашенбах.
Особенно заметно они проявляли себя именно в зимних видах. В том числе и на международных соревнованиях, которые часто проходили в те годы и в Алма-Ате — на высокогорном катке «Медео» и горнолыжной трассе «Чимбулака».
Культуртрегеры
Высокая немецкая культура от восточных немцев также наличествовала в СССР постоянно и повсеместно, хотя и считалась несколько скучноватой. В виде книг на книжных полках или постановок на театральных подмостках. Книгоманы не упускали романов Анны Зегерс (в Союзе был издан ее шеститомник). А театралы конечно же, не пропускали премьер пьес, поставленных по Бертольду Брехту. И, разумеется, наши зрители не проходили мимо гастролей музыкантов и театральных коллективов из ГДР.
Помню фурор, который произвел в Алма-Ате оперный театр из Дрездена, побывавший у нас в середине 80-х. Кстати, пока немцы выступали на сцене театра имени Абая, труппа самого ГАТОБа гастролировала в Германии.
В числе прочего к нам привезли невиданный нашей публикой вагнеровский «Тангейзер» («почитаемый Гитлером» Вагнер не был в особой чести в Союзе). Оперная постановка поразила казахстанских зрителей не только голосами солистов и мощью хора, но и богатством сценографии, представлявшейся сплошным новаторством на фоне той, к которой мы привыкли здесь. Кроме всего прочего запомнился «философичный» топлес балетного ансамбля, сопровождавшего оперу. Он поднапряг своей пикантностью воспитанного на иных ценностях зрителя — такая творческая смелость в СССР была вообще-то за гранью дозволенного.
Но... То, что советскому смерть, немцу (даже своему, гэдээровскому) — возможность выделиться.