История 1: про одно из первых свидетельств в Европе о бешбармаке
Христофор Барданес, один из ранних исследователей казахов, одним из первых поведал «просвещенному миру» об особенностях степной кулинарии, в частности бешбармаке («Киргизская или казацкая хорография», 1770-е годы): «Из мяс же у них бывают следующие кушанья: варят, во-первых, какое ни есть в одной простой воде с солью, а временами (живущие поближе к пределам российским) кладут в таковую похлебку немного каких ни есть круп или простаго пшена, когда мясо совершенно скипит, то оное режут маленькими кусочками и, разложив горстью по чашкам, раздают всякому порознь чашку (сколько их есть в кибитке), ибо они из одной чашки совокупно не едят. И так, всяк приняв свое, сидя на одном месте, пальцами ест мясо; сие кушанье они называют бесбармак.
...Кишки всякие (intestinum duodenum), вычистив, вымыв и несколько посолив, дают им с день полежать, и потом, надувши, вешают оные в дыму, где они висят дней от 3 до 5, и потом в теплой воде размачивают оные и, срезав сало из брюшины и куски, посолив оное, помянутые кишки наполняют им и опять в дыму оные вешают, где они коптятся, пока совершенно не покраснеют. А когда гости случатся или самим хозяевам вздумается, то варят оные целиком в одной воде и потом, срезав в куски, едят. Сие також почитается у них за хорошее кушанье и называется джилкеказе, некоторые называли джилкенсарыказы.
За самое лучшее и приятнейшее кушанье почитается у них лошадиная заднепроходная кишка (interesninum rectum), которую они, вымыв и сало посолив, наполняют им оную (которая и сама по себе довольно бывает жирна), сию потом сварив и куски срезав, едят с жадностию, а называют оную карынкутен».
История 2: о том, как казахи помогли экс-правителю Коканда бежать из Оренбурга
После свержения с кокандского престола последний правитель Кокандского ханства Худояр-хан оказался в Оренбурге. Хотя номинально это была не совсем ссылка, а скорее эмиграция, положение в Оренбурге тяготило Худояра. Во всяком случае, со своей новой ролью он не свыкся и спустя два года исчез. Как писал комментатор «Кауфмановского сборника»: «Худояр-хан в конце 1877 года тайно бежал из Оренбурга с несколькими киргизами иргизского рода в хивинские владения, где нашел приют у туркмен-чоудоров. Затем чрез земли туркмен-теке Худояр-хан пробрался в Герат и Бадахшан, а оттуда инкогнито проехал чрез Персию в Мекку. Воинские команды, посылавшиеся из Оренбурга и Уральска для поимки беглеца, не могли его настичь; пойманы были лишь некоторые наши киргизы, пособники Xудояр-хана в его бегстве. Роздав имевшиеся у него капиталы различным своим единоверцам, кому взаймы, кому на хранение, Худояр-хан за границей очень нуждался, так как почти все его деньги не были ему возвращены (См. дело канцелярии турк. ген.-губ. No 86 1878 года, отдел 4-го «О побеге из Оренбурга бывшего кокандского хана Худояр-хана, и о розыскании его и киргиз Азберген Мунайтпасова и др., и о поимке арестанта Сарые Битакова»).
Из Мекки Худояр-хан направился в англо-индийские владения и на границе с Афганистаном умер, прах его был привезен в Герат и там похоронен. Многочисленные члены его семьи (дети и жены) все получают пенсию из земских средств Туркестана».
История 3: о том, за что Пржевальский невзлюбил Зайсан
Зайсан, в котором Пржевальский закончил свое неудачное второе центральноазиатское путешествие и откуда спустя год начал третье, а также лежащий рядом Кендерлык, где он наблюдал за «пролетом птиц» весной 1878 года, можно считать теми местами Казахстана, которые с наибольшим основанием могут претендовать на самую тесную связь с великим русским исследователем Глубинной Азии. Однако сам он эти места не любил. Что и неудивительно.
В Зайсан экспедиция впервые прибыла в самый разгар зимы 20 декабря 1877 года (все даты — по старому стилю) после незаконченного маршрута (приведшего, однако, к открытию Лоб-Нора). Пост встретил экспедицию невиданными морозами, приводившими к замерзанию ртути в термометрах (следовательно, ниже -39 градусов Цельсия) на несколько дней.
О «зайсанском настроении» больного Пржевальского свидетельствует его дневник, опубликованный Географическим обществом только в 1940 году.
«1 января 1878 г. В горе великом встречен был новый год! Возврат, с одной стороны, болезнь — с другой, разные мелкие неприятности от своих спутников, все это сгустилось вместе и тяжелым бременем лежит на душе...
2-10 января. По-прежнему в Зайсане... Зуд по-прежнему невыносимый. Ночи проводятся наполовину без сна. Эта невольная бессонница, постоянное нервное напряжение, страшная скука, малая надежда на близкое выздоровление — все это вместе убийственно действует на меня... Да, таких трудных дней, как теперь, и вообще в нынешнюю зиму, еще не было во всей моей жизни...
21-31 января. На днях я прогнал из экспедиции Чебаева. Этот человек, во всем мне обязанный, оказался сильным негодяем. Делал все нехотя, пьянствовал и, видимо, не желал оставаться в экспедиции...».
Панфил Чебаев, забайкальский казак, верный спутник по Первой центральноазиатской экспедиции, видимо, попал под горячую руку издерганного болезнью начальника. Так считают многие исследователи биографии путешественника.
«9 марта. На днях пришлось прогнать еще одного из своих спутников — унтер-офицера Павлова...
11 марта. Весна наступает настоящая. Все невыносимее становится сидеть в поганом Зайсане...
16-18 марта. Завтра, наконец, мы уходим из Зайсана. Радость неописанная. Избавляемся мы, наконец, от тюрьмы, в который сидели целых три месяца. Такого трудного времени не было в моей жизни...
Не желая оставаться в Зайсане, я решил все-таки выступить завтра, но дойти только до деревни Кендырлык и там ожидать, что будет далее...
25 марта. Глубоко тяжелую весть получил я сегодня телеграммою от брата из Москвы. 18 июня прошлого года моя мамаша скончалась... Я любил свою мать всей душой... Да будет мир праху твоему, моя дорогая мамаша!
29 марта. Стоим возле деревни Кендерлык. Погода отвратительная, холод и буря.
Перед вечером получил от графа Гейдена телеграмму, в которой объяснено, что военный министр находит неудобным при настоящих обстоятельствах мое движение вглубь Китая. Теперь более уже невозможно колебаться...
Пожалуй, что сам отказ идти теперь в экспедицию (...) случился к моему счастью. Больной теперь, я почти наверное не мог бы сходить в Тибет. Только сам я не хотел и не мог отказаться от мысли, хотя внутренне предугадывал неудачу».
31 марта 1878 года Пржевальский записал в своем дневнике: «Перешли из Кендерлыка в Зайсанский пост с тем, чтобы отсюда уехать в Петербург... Сегодня исполнилось мне 39 лет, и этот день ознаменовался для меня окончанием экспедиции, далеко не столь триумфальным, как мое прошлое путешествие по Монголии...
Прощай же, моя счастливая жизнь, но прощай ненадолго. Пройдет год, уладятся недоразумения с Китаем, поправится мое здоровье, и тогда я снова возьму страннический посох и снова направлюсь в азиатские пустыни...».
Свое намерение он выполнил. В конце февраля 1879 года в Зайсане, где было оставлено имущество экспедиции, собрались участники следующего путешествия, ставшего вершиной всех исследований Пржевальского в Центральной Азии. На этот раз Зайсан, где экспедиция простояла более трех недель, снаряжаясь в дальний путь, покупая верблюдов и практикуясь в таких важных навыках, как сбор каравана, разбивка лагеря, меткая стрельба, составление коллекций, не вызвал таких отторжений. Хотя задержал дольше и на этот раз — обилие снега и затяжная весна не позволили выступить ранее 21 марта.
«Выступив из Зайсана, мы сделали первый переход в 25 верст до небольшого и весьма бедного казачьего селения Кендерлык, за которым невдалеке проходила государственная наша граница с Китаем...».
История 4: про вклад Казахстана в электрификацию России
В феврале 1920 года ВЦИК принял ленинское предложение «Об электрификации России», а уже к концу года появилась знаковая аббревиатура ГОЭЛРО (Государственный план электрификации России) и началась конкретная работа по созданию электростанций и насыщению городов и весей электрической энергией. Тогда-то народ и узнал, что от коммунизма его отделяет всего ничего — электрификации всей страны (вторая составляющая дуальной ленинской формулы, «советская власть», уже цепко держала бразды правления державой).
Не остался в стороне от развернувшихся повсюду работ по строительству коммунизма и Казахстан. Напрасно думать, что приоритетом тогдашней энергетики было зажжение в каждой хате и юрте «лампочки Ильича» и охват населения счетами за электричество. Первыми в списке энергопотребителей ставились промпредприятия, а первым в Казахстане стал центр горнорудной промышленности Риддер, где в 1925 году (когда дал электричество первенец советского гидроэнергостроения на Волхове) началось строительство Хариузовской гидроэлектростанции (на 3000 киловатт).
Правда, пуск затянулся из-за того, что в Балтийском море затонуло судно «Трюгве» со шведскими турбинами на борту, и первый ток станция дала только в 1928 году.