Стало под небом песенно...
Для начала — о песнях. Они делились в СССР на два солидных слоя — народные песни и песни советских композиторов. Несколько в сторонке маячили еще бардовские песни и песни блатные, не столь популярные в поющих массах. И уж совсем на краю проступали всякие англоязычные битловские шлягеры, перепеваемые с сильным акцентом многочисленными ВИА, массовый расплод которых проистек в 1970-е.
Песни в СССР не просто любили петь, но их еще и умели петь. Кто застал действительность послевоенных десятилетий, наверняка вспомнит характерную уличную картинку — бредущих откуда-то по темной улице двух-трех подруг бальзаковского возраста, напевающих по ходу что-то протяжное и душевное. И не просто абы как, а разложенное на два-три голоса! Протянутся женщины, а вдали уже заголосит соло горемычный мужик, возвращающийся оттуда, где ему было так хорошо, туда, где ему будет. Про камыш и больную душу.
Без песен в Советском Союзе не обходилось ничего. Всякое торжественное партийное собрание начиналось с исполнения «Интернационала», ни одна домашняя посиделка или товарищеская вечеринка не мыслились без вокальной части, всяческие песенные смотры, конкурсы и фестивали сопровождали школьно-студенческую жизнь молодежи, старушки вечерами собирались в селах на скамеечках перед домиками и затягивали какую-нибудь вечную песнь про несчастных невест, которую так же пели их матери, бабки, прабабки и далее, а в юртах чабанов вовсе недаром висела на самом видном месте домбра, дека которой была смачно исшаркана пальцами исполнителей. Молодые в те годы пели везде: в подворотне и на детской площадке родного дома под гитару, в салоне автобуса, увозившего студентов и служащих на сельхозработы, у туристского костра, в вагонах поездов и электричек, возвращаясь с воскресных лыжных прогулок, на плацах воинских частей... В салонах самолетов? В самолетах не пели, не разрешалось.
Пели все, пели всегда, пели везде. А что не петь, когда дают?!
«Спиши слова?!»
Это была очень характерная фраза в стране той фатальной песенности. У каждого нормального школяра, как только он учился писать, обязательно заводилась специальная тетрадка с переписанными песнями. Репертуар сильно варьировался в зависимости от возраста, пола и вокальных пристрастий певуна (певуньи). Впрочем, юностью тут дело не ограничивалось. К каждому празднику, как семейному, так и коллективному, обязательно тиражировались (там, где не располагали пишущими машинками, на листах от руки) тексты песен (часто оригинальные, написанные под известный мотив по случаю), которые исполнялись всеми присутствовавшими.
Никакого караоке в СССР не существовало, зато в каждом доме обязательно имелся потрепанный томик какого-нибудь песенника с популярными текстами — иногда вместе с нотами, но чаще без. Такие книжицы выпускались массовыми тиражами советскими издательствами, выпускавшими музыкальную литературу. Они раскупались быстро и гарантированно.
Не остался в стороне и наш «Онер», решивший осчастливить любителей солидным (почти в 300 страниц) сборником популярных советских песен, вышедшим в 1989 году стотысячным тиражом. Он назывался незатейливо — «Песни о любви». Ну а чего тут мудрить? Составителем песенника был заявлен композитор Сергей Ромащенко — потомственный музыкант, рафинированный интеллигент, выпускник нашей консерватории (в 90-е он вместе с супругой-пианисткой Алей Мейснер уехал на ПМЖ в Германию, но там не ужился, перебрался в Подмосковье, где вроде как доселе пишет классическую музыку и обучает детей).
Сергей был моим приятелем, что явилось немаловажным моментом для работы над этим сборником, выпускающим редактором которого назначили меня. Дело в том, что формально сборник был и составлен мною же. Но совмещение в одном издании автора-составителя и редактора считалось неприличным. Потому как за составление полагался гонорар, а редактор и так получал за него зарплату. Гонорар был небольшим (что-то вроде 50 рублей), но приятным. Вот так Ромащенко и стал эрзац-составителем «Песен о любви».
Для меня же работа над песенником стала... Халтурой? Вовсе нет. Удовольствием! Дело в том, что большинство текстов, оправленных сборником, были мне хорошо известны. А какие-то я перепевал под гитару. Так что... Ну и 50 рублей тогда на дорогах не валялись.
И не случайно весело
Теперь — о смешном. В стране, где анекдоты считались воистину всенародным жанром устного творчества, новые произведения которого появлялись невесть откуда и в несколько дней охватывали 1/6 часть земного шара, а для того, чтобы зритель понял, что пора смеяться, ему не нужен был закадровый смех, с юмором было благополучно. Как, впрочем, и с сатирой. «Пусть стены этого сортира, украсят юмор и сатира!»
Недаром, к наиболее узнаваемым и любимым персонажам культурной жизни страны относились те, кто мог вызвать не только взрыв гомерического хохота, но даже и лукавую усмешку. Писатели-сатирики, режиссеры-смешители, поэты-пародисты, художникикарикатуристы, актеры-исполнители.
Для «начитанных» сообщу, что в последние десятилетия (с середины столетия) в СССР за шутки уже никого не сажали. И более того, власти на них особо не реагировали. Во всяком случае, в моем окружении, где шутили все (и обо всем), никаких политических репрессий отмечено не было. Достаточно вспомнить, что одним из самых главных героев советских анекдотов стал незабвенный Леонид Ильич (наряду с Василь Иванычем, поручиком Ржевским, разведчиком Штирлицем, балбесом Вовочкой и так далее).
Та среда научно-технической интеллигенции, в которой я воспитывался и рос, вообще-то искрилась и фонтанировала юмором во всех его проявлениях. (Как и журналистская братия, в общении коей, однако, шутки часто не несли печати особой утонченности, переходя за грань откровенного зубоскальства.) Как человек, имеющий отношение к словесности, откровенно признаюсь, что чрезвычайно тоскую по тогдашнему читателю и по его чувству юмора. С которым мне не приходилось объясняться по поводу того, что данная фраза может быть и иронией, а всякая шутка есть естественное право любого нормального автора. Любимой газетой советской интеллигенции была «Литературка» — солидный еженедельник, каждый новый номер которого неизменно порождал дискуссии и обсуждения в кабинетах, кулуарах и коридорах. Читать «Литературную газету» обычно начинали… с конца. С 16-й полосы, на которой обосновался отдел сатиры и юмора с клубом «Рога и копыта». Темы юморесок, пародий и карикатур оттуда тут же разлетались в массы. А фамилии блистательных мастеров «легкого жанра» с 16-й полосы были широко известны читающей (и смеющейся) публике. «Рога и копыта» были залогом высокого уровня! И знаменательно, что среди авторов иногда мелькали имена земляков-казахстанцев.
Строители смеются, а физики шутят
Одним из них был обладатель премии «Золотой теленок» Эдуард Медведкин, с которым судьба свела меня все в том же кабинете издательства «Онер», где я корпел над рукописями и гранками произведений серийной и массовой литературы. Его сборник, издававшийся под названием «Звезда эстрады», как и многое другое достался мне в наследство от «предсидетеля». И уже на последней стадии. Так что никакого участия в редактировании текстов я не принимал, вычитывая уже по существу сигнальный экземпляр книжицы.
Таким образом, я стал первым читателем сборника, выпущенного издательством в 1987 году тиражом в 50 000 экземпляров. И вспоминается, что это было весьма приятное и ненапряжное чтиво. Достойное тиража. Недаром в краткой рецензии к «Звезде» засветился сам Аркадий Райкин, который в те годы монументально маячил над всеми записными шутниками СССР: «Книга рассказов Эдуарда Медведкина — хорошая литература. Я думаю, она поможет и профессиональным, и самодеятельным артистам, кроме них с удовольствием прочтут все те, кто просто любит замечательный жанр сатиры и юмора».
Как и подавляющее число тех, кто профессионально серьезно смешил жителей СССР, Эдуард Филиппович Медведкин был «из Одессы». И был не Филипповичем, а Файвелевичем. И закончил не какой-то литинститут, а самый настоящий технологический (был профессиональным строителем). Как он оказался в Алма-Ате, я не знаю. Но строительством тут, похоже, он занимался куда менее, нежели писательством. Одно время возглавлял казахфильмовский аналог мосфильмовского киножурнала «Фитиль» (который назывался «Камча»).
На меня Медведкин произвел впечатление очень скромного и даже застенчивого человека. Хотя не могу утверждать этого наверняка — мы встречались всего пару раз. Но, во всяком случае, попытки разыскать что-то о нем во всеведающем интернете увенчались лишь книгами, разбросанными на разных платформах, и печальным сообщением еврейской ассоциации «Мицва» о его смерти в 2021 году.
Полноправным соавтором Медведкина стал и карикатурист Владимир Щербак — еще один известный «смешитель» из «алмаатинской обоймы». Также светившийся далеко за пределами Казахстана — в Габрово (кто не знает, этот болгарский городок считался «столицей смеха» всего социалистического лагеря) он стал обладателем престижного «Серебряного ожерелья». Вообще-то Щербак был физиком, какое-то время работал в группе у моего отца, Вячеслава Федоровича Михайлова, в ИФВЭ. По крайней мере, я узнал про него именно оттуда.
Ну а то, что физики шутят, в Советском Союзе знали все!
(Продолжение следует).