История 1: об одном из «чудес света», которого лишился Казахстан
Один из ярких представителей восточной учености XVI века перс Васифи несколько лет прожил в цветущем присырдарьинском городе Сауране. Он, между прочим, пишет про находившиеся при городском медресе «качающиеся минареты» как об одном «из чудес света»: «На плечах его айвана поставлены два высоких минарета необычайной высоты и крайнего благородства... Под куполом каждого минарета пристроено бревно так, что кто-либо с силой приводит его в движение, цепь колеблется, и тому, кто находится на противоположном минарете, кажется, что минарет рухнет...»
В конце концов, так и случилось. Минареты рухнули. Когда — сказать сложно.
Известно, что один из первых исследователей Саурана, член Императорского археологического общества Петр Иванович Лерх производил раскопки у подножия неких башен из обожженного кирпича, одна из которых подымалась еще на высоту семь сажень, а другая разрушилась не то в 1867-м, не то в 1878 году. Правда, еще до разрушения фотограф Приоров в 1866 году успел сфотографировать обе башни.
Гравюра, сделанная с фотографии В. Крюковым, была опубликована в путевых заметках П. Пашино. Сам Лерх считал, что эти башни и есть то чудо света, описанное некогда Васифи, но другие авторы относились к этому скептически.
История 2: про то, как не давали любви засохнуть до уплаты калыма
Для того чтобы как-то стимулировать активность жениха и не дать процессу растянуться до неприличия, в брачном процессе у казахов существовал один любопытный момент, издревле привлекавший повышенное внимание (а часто и откровенно нездоровый интерес) у сторонних наблюдателей.
На это обратили внимание еще первые исследователи казахского быта.
«Пока калым не выплачен, свадьба не совершается, — сообщал в начале XIX века А.И. Левшин. — Но жених имеет право посещать невесту наедине и даже спать с нею вместе, не нарушая, однако, целомудрия».
А на то, что и такие посещения также могут затянуться надолго и даже стать обыденными, обращал внимание еще более ранний наблюдатель Христофор Берданес, писавший о таких визитах жениха: «В глухую ночь приезжает он с холопом или своим мальчиком на верблюде или лошади к кибитке тестя, идет за занавес к невесте и ложится на одной постеле с оной, а перед рассветом встает потихоньку и опять возвращается в свою кибитку; и сие он продолжает через неделю, а ежели далеко живет, то через две, три или месяц...»
Впрочем, «тайность» таких посещений была известна в округе всем аулам. Потому что невеста оставалась в это время под особо пристальным призором родителей, с которыми почти всегда она к тому же еще и делила единственную юрту. А вдобавок в организации таких «потаенных свиданий» было заинтересовано и оказывалось вовлеченным огромное количество ее родственников.
Многие авторы обращают внимание на материальную заинтересованность родичей в этих романтичных встречах, например, Н. Колмаков в «Кауфмановском сборнике»: «Когда большая часть калыма уплачена и сосватанным подошло время сочетаться браком, жених только начинает посещать невесту, не показываясь тестю. Обыкновенно жених помещается в кибитке у старшаго брата невесты и при посредстве жены последняго он видится с своей невестой, но за эти свидания жених приносит подарки посредникам».
А потому чем чаще встречи, тем больше подарков требовали они от жениха.
«Приезжая на свидания, жених привозит с собой подарки для женщин, родственниц невесты, и вечером, когда постель готова для жениха, то его зовут, осыпают зерном или сушеным урюком и вводят невесту. Жених с невестой ложатся на постель, но около невесты ложится и родственница, которая крепко ее держит; такия свидания жениха с невестой до отпуска ея в кибитку жениха производятся несколько раз, и чем они чаще, тем они дороже стоят жениху, ибо он каждый раз должен отдаривать родственниц невесты, а киргизки вообще очень падки на всякие подарки».
Но, несмотря на меры контроля, в результате этих посещений женихом невесты случалось всякое. Вот что пишет по этому поводу известный исследователь казахских народных законов Н.И. Гродеков: «Если невеста пожалуется матери на совокупление с нею жениха раньше свадьбы, то на нем раздирают платье и распарывают живот его лошади».
Однако еще А.И. Левшин полагал, что неконтролируемая страсть может закончиться совсем иным исходом, куда более выгодным для жениха: «Если от преждевременных наслаждений невеста сделается беременною, то, совершив скорее свадьбу, отдают ее жениху, хотя бы калым не был выплачен».
Но существовал еще один тонкий момент степной юриспруденции: «Если прежде свадьбы один из сговоренных умрет, то разбирается имел ли жених тайные свидания с невестою или нет. В первом случае ему или родственникам его возвращается 1⁄2 отданного им калыма, во-втором — 4/5, остальное предоставляется родным невесты».
Впрочем, истинные мотивы предсвадебных послаблений казахов были понятными для исследователей.
«Эти свидания, — пишет Н. Колмаков, — составляют древний свадебный обычай; на них жених ближе знакомится со своей невестой, и если она ему нравится, то здесь же решается вопрос об окончательной уплате калыма, а если жених родственникам невесты очень нравится, то не задерживают свадьбу — отдают невесту, доверяя жениху, что недоданную часть калыма он уплатит после свадьбы».
История 3: о том, кто связал директора императорских театров с Алма-Атой
Знаменитый Владимир Теляковский возглавлял дирекцию императорских театров в Петербурге в тот богатый событиями и именами период русской культуры, который недаром называется «серебряным веком». И сам он к нам отношения никаким боком не имеет. Зато его сын Всеволод Теляковский — театральный художник, оказавшийся («волею судьбы») в Казахстане в 1935 году (дата красноречивая!), внес значительный вклад в формирование сценической культуры в нашей республике.
Воспитанник парижской академии художеств Ронсона, ассистент Головина по Мариинскому театру, сорокалетний переселенец был, как тогда говорили, человеком «старой формации» и «высокой культуры». Вначале он вынужден был работать в провинциальных театрах Атбасара и Актюбинска, но со временем перебрался в Алма-Ату, где в качестве художника ставил спектакли в только что открывшемся ГАТОБ имени Абая, а позднее — в детском театре Наталии Сац. «Фауст», «Снегурочка», «Пиковая дама», «Евгений Онегин», «Лебединое озеро» соседствовали в творчестве Теляковского с работами совсем другого плана — «Гуси-лебеди», «Два капитана».
В конце концов, сыну директора императорских театров было присвоено звание заслуженного деятеля искусств Казахской ССР за оформление казахских спектаклей «Айман-Шолпан» и «Енлик-Кебек» (Ауэзова), «Козы-Корпеш — Баян-Слу» (Мусрепова).
Но Всеволод Теляковский был художником всесторонним и универсальным. В Музее искусств имени А. Кастеева хранятся живописные панно, выполненные им по мотивам казахского эпоса и сказок.
История 4: о казахстанском асе, который первым начал воевать с Германией
Преамбулой Большой войны в Европе стала Гражданская война в Испании, полыхавшая с 1936 по 1939 год. Характерной ее чертой было большое количество граждан разных стран, воевавших по обе стороны фронта. В составе интернациональных бригад, сражавшихся за республику, было множество добровольцев из десятков стран, а генерала Франко поддерживали набиравшие силу Германия и Италия.
Среди 42 000 интернационалистов (половина из них осталась лежать в испанской земле!) воевали и 3000 советских специалистов. Среди них были и казахстанцы.
Вот что вспоминал участник тех событий генерал Н.Г. Лященко, позже возглавлявший Средне-Азиатский военный округ: «Мне... известны имена многих сынов отчизны, добровольно вступивших в ряды борцов за республиканскую Испанию. Среди них казахстанский летчик коммунист Петр Федорович Шевцов из Тюлькубаса, что в Чимкентской области. За подвиги, совершенные в Испании, Шевцову было присвоено звание Героя Советского Союза».
Добавлю, что наши летчики в небе над Испанией с успехом противостояли своим главным грядущим врагам — немецким пилотам.