Как рождался спектакль
— Глеб Сергеевич, давайте начнем со спектакля... Идея, воплощение. Как все начиналось? И почему снова именно вечная тема Достоевского?
— Все началось с моего диалога с театром «Школа драматического искусства», потому что я там уже работал, создавал свои спектакли. И, когда стал думать, что делать дальше, в ходе нашего общения возникло это название. В основе лежала идея, чтобы все роли в данном произведении сыграли молодые артисты. Обычно «Дядюшкин сон» ставится как определенный бенефис некоего заслуженного и, как правило, возрастного артиста. Например, эту роль играл известнейший Владимир Этуш в театре имени Вахтангова. А у нас была все-таки иная задумка, чтобы, взяв это произведение и две основные роли — князя К. и Марьи Александровы Москалевой, тему возраста артистов убрать. Чтобы это был именно театр, в котором так или иначе есть некое перевоплощение и где возраст не важен. Эта идея как-то сразу зажгла нас, воодушевила, и мы начали ее разрабатывать.
Если говорить о самом спектакле, основная мысль, почему все именно так, а не иначе, то все просто. В своих размышлениях я отталкивался от названия, ведь повесть Достоевского называется «Дядюшкин сон», а те спектакли, что я смотрел, поставленные по этой повести, были хорошими, даже замечательными, но в них название почему-то словно игнорировалось. Это всегда были классические, костюмные, воспроизводящие эпоху постановки. Мне же кажется, что данную повесть сам Достоевский писал под влиянием Николая Гоголя и, более того, этого не скрывал. Он говорил об этом в своих письмах: «Я хочу написать вещь в стиле Гоголя», будучи при этом, особенно в молодые годы, под сильным его влиянием. Направление фанатического реализма было ему очень близко. И когда я начал работу над постановкой с художницей, то первый вариант оформления, который она предложила, был тоже классическим. То есть даже каким-то музейным вариантом, как обычно и ставят «Дядюшкин сон». После этого я много с ней разговаривал, донося посыл, что это все-таки сон. Все происходящее — сон. И когда мы начали репетиции с артистами, я тоже предложил им фантазийный материал, потому что сон видит не только дядюшка, но и все остальные персонажи. В самой повести также довольно часто встречается слово «сон». Так что после внимательного прочтения я и оттолкнулся от этого. И пусть, на первый взгляд, это и необычная постановка данного произведения, но мы все равно шли за Достоевским, потому что, повторюсь, именно так он назвал свою повесть.
— Пожалуйста, поясните, что подразумевается под биржей режиссеров, о которой зашла речь в рамках «Театральной Евразии».
— Эта идея пришла в голову организатору фестиваля «Театральная Евразия» Эльмире Щербаковой, причем довольно давно. Мы вместе обсуждали эту тему и несколько лет назад планировали воплотить этот проект в Ярославле в первом русском театре. Это такая биржа, которая помогает артистам и режиссерам войти в профессию, сделать свои первые шаги. Однако начавшаяся пандемия отодвинула нашу задумку. Но, так как в театре «Школа драматического искусства» я возглавляю молодежную программу, для нас это стало уникальным проектом, поскольку обычно системно театры таким не занимаются. Каждый из них заинтересован в том, чтобы к ним пришел человек, уже что-то создавший. Считается, что это гарантия некоего качества. Когда я рассказал об этом Эльмире, мы подумали — почему бы не совместить? Казахстан заинтересован в появлении новых талантливых режиссеров, художников, композиторов, хореографов, возможно, даже артистов. Да и российские театры. Мы решили поработать над этим проектом, ведь в республике только русских драмтеатров 16. В каждом областном центре практически. Это уникальная ситуация, потому что в странах бывшего СНГ театров по одному в столицах государств. Так вот, во время общения с директорами театров мы поняли, что вышеназванные запросы есть, все очень заинтересованы, чтобы талантливые люди приезжали в РК и создавали здесь свой творческий продукт. К тому же это будет способствовать укреплению взаимоотношений наших стран. Потому что именно культура является базисом, самым крепким, пожалуй, фундаментом, связью. Так что, если все сложится удачно, в следующем году, я надеюсь, проект будет запущен и начнет функционировать.
Пьеса — вне времени
— Расскажите, пожалуйста, о постановке «Ричард III», ведь вы делали экспликацию. Позже стали режиссером спектакля. Очень любите Шекспира?
— Это вечная и прекрасная пьеса, которой я давно «заболел». А еще тем, что дело не только во внешнем уродстве Ричарда. У меня даже возникала мысль, что один его горб — накладной. Потому что иногда, как ни странно, очень выгодно быть якобы уродцем, и это довольно выигрышная позиция, чтобы тебя никто не воспринимал всерьез до поры до времени. Как это было, к слову, со многими диктаторами. У нас же в спектакле, который я поставил в Тюменском БДТ, Ричарда III играет самый красивый и харизматичный артист труппы. Это тоже было изначальным решением, несмотря на то, что на эту роль предлагались другие артисты, которые вроде как больше соответствовали. Характерные, гротесковые, эксцентричные. А у меня с самого начала была мысль, что его должен играть некий красавец, который вообще с этой ролью бы не ассоциировался. Повторюсь, дело не во внешности, а во внутренних проблемах. В том, как персонаж себя ощущает. И потому внешне он может быть совершенно разным, а горб — в виде рюкзака, который, если нужно, надел, если нужно, снял. Если же говорить о визуальном оформлении постановки, то действие происходит после некоего тотального апокалипсиса с оставшейся выжившей горсткой человечества, у которого появляется свой новый Ричард III. А все вокруг, как будто после большого взрыва, и все перемешано и в костюмах, и в декорациях. История вечная, вневременная. Она постоянно повторяется, и в ней периодически возникают новые Ричарды III. Так что дело вовсе не во временном отрезке — Шекспир создал образ-матрицу, который переходит из эпохи в эпоху, показывая, во что превращается недолюбленный в детстве человек. Все мы родом оттуда, как и все проблемы, комплексы, фобии.
— Ваши спектакли, несмотря на то, что они исторические, умело переплетаются с современной проблематикой. Как вам удается добиться столь логичной эклектики?
— Любые решения возможны, только если это продиктовано художественной необходимостью. А если это просто дань некоей моде или каким-то течениям, то к искусству это не имеет никакого отношения. То есть, если не замысел, не решение режиссера, а просто так якобы надо. Как по разнарядке — взять определенный процент таких людей, определенный процент других, но это, повторю, никоим образом не относящаяся к искусству тенденция. В моих постановках все продиктовано художественным замыслом — все действия плавно перетекают из одного в другое и обратно. Причем, знаете, многие ученые даже утверждают, что времени как физической величины не существует.
Как доказательство — есть великие истории и есть великие авторы. Так вот, все истории великих авторов вневременные. Они не имеют отношения только к одной эпохе. Они одновременно рассказывают о нас, наших предках и даже наших потомках. И мне кажется очень важным рассказать зрителю об этом напрямую. Такое мерцание, перетекание времени, которого действительно, скорее всего, нет. Это люди придумали такие категории, оно параллельно. Как и происходящие события. Но это никак не вульгарные заигрывания с современностью — одеть артиста в джинсы, и на этом все. Это ничего не значит и ничего не дает. А что-то более глубинное, что-то про нас, а не про людей из того или иного столетия будет правильным. Я стараюсь привносить это в свои работы, причем осознанно. Это та самая эклектика, которой для меня и прекрасен театр. Он может вбирать в себя все. Любые жанры в том числе. Кино этого не может. Театр вечен, потому что он легко присваивает, перерабатывает и впитывает то, что ему нужно от любого другого жанра, оставаясь при этом театром. Всеобъемлющим. Я очень ценю и люблю эту особенность в театре, когда зритель только вроде бы смеялся, и вот уже у него перехватывает дыхание от слез. Как в жизни, все очень рядом. Все происходит параллельно и одновременно. Вот и я стараюсь делать многожанровыми свои постановочные полотна, в которых каждый может найти что-то свое.
— Традиционный вопрос — каковы ваши ближайшие планы?
— Во-первых, это спектакль, который у нас сейчас в репетициях. «Турандот» Карла Гоцци в театре «Школа драматического искусства». Там тоже будет очень необычный актерский состав, связанный с возрастом персонажей. Но если в «Дядюшкином сне» у нас играют очень молодые артисты, то в «Турандот» сыграет актриса, которая в нынешнем году отмечает свой 70-летний юбилей. Для нас это стало осознанным решением, так как Турандот — это некий миф, легенда. И ее не должна играть молодая актриса. Ведь в этой пьесе все говорят про Турандот, что она — это нечто невероятное, такой человек, за которого можно отдать жизнь. Но что это за личность? Как ее сыграть? Как воплотить эту женщину на сцене? В моем представлении она вечная, и в ней есть все — она и ребенок, и девушка, и, если нужно, старуха. То есть воплощает в себе самые разные женские ипостаси. И самое главное, насколько я знаю, таких Турандот на сцене еще не было. Да, на первый взгляд, это парадоксально, однако предоставляет очень много возможностей. Мы активно репетируем и совсем скоро увидим, во что это выльется. Что же в отношении остальных творческих планов, они касаются разных форм сотрудничества с такими же разными театрами.
Автор благодарит за помощь в организации интервью сотрудника Русского дома в Астане Константина Воробьева.