Угол зрения экспертов из Европы
В целом год прошел спокойно. Среди собственно центральноазиатских процессов и событий, на наш взгляд, стоит выделить два.
Первое — это начавшийся еще в 2016 году процесс транзита власти в Узбекистане: узбекской правящей элите удается проводить его вполне уверенно и, судя со стороны, успешно. Второе событие — это, несомненно, известный конфликт между Казахстаном и Кыргызстаном. Конечно, с точки зрения политической корректности, нужно говорить не о страновом, а о личном конфликте, но в подобных масштабах проблемы любого уровня в итоге проецируются на межгосударственный уровень. Что и произошло, вспомним хотя бы только ситуацию на границах двух стран. Эта история оказалась весьма показательной, продемонстрировав, насколько политические события в регионе могут зависеть от субъективных факторов.
Во внешнеполитическом плане в 2017 году больших событий, напрямую затрагивающих регион, казалось бы, не происходило. Тем интереснее следующий момент: на одном из российских информационных ресурсов в конце ноября рассказали об экспертной работе — отчете Исследовательского центра Европарламента о внешнеполитических процессах вокруг постсоветской Центральной Азии. И вот, по мнению авторов отчета, то есть западноевропейских аналитиков, в нашем обширном регионе вовсю развивается процесс ослабления позиций Соединенных Штатов и усиления позиций России.
Вывод (судя по российской публикации отчета) строится на нескольких фактах. Например, значительно большем уровне торговли стран региона с Россией, чем с США. При том, что идет рост американских инвестиций, составивших в отношении Казахстана в первой половине 2017 года 2,3 миллиарда долларов.
Другим направлением усиления влияния России авторы считают военно-политическое. Здесь в качестве фактов называются контакты на высшем и высоком уровнях и подписанные межгосударственные документы вроде соглашения о стратегическом партнерстве между Россией и Туркменией. И совместные военные учения. Упоминается и закрытие в 2014 году американской авиабазы в киргизском «Манасе».
Как можно оценить выводы отчета европейских экспертов? Насколько соотносятся они с мнениями аналитиков с постсоветского пространства? Ведь известно, что среди российских экспертов еще в начале этого десятилетия существовали критические оценки потенциала влияния России в Центрально-Азиатском регионе. Например, известный востоковед Алексей Малашенко писал в своей книге «Центральная Азия: на что рассчитывает Россия?», вышедшей в 2012 году: «…в Казахстане, Узбекистане и Туркмении ни один политик в случае затруднений (или добиваясь успеха) не будет открыто демонстрировать свою однозначно пророссийскую ориентацию».
Цитируя другого российского эксперта М. Старчака он продолжает: «Россия лишается прямого контакта с будущими поколениями управленцев центральноазиатских стран и не может формировать элиту, понимающую российские реалии».
Впрочем, существовали и прямо противоположные оценки.
Изменилась ли ситуация за прошедшее время после выхода упомянутой книги? Мы обратились за комментариями выводов европейских аналитиков к трем экспертам.
Для российских военных «нет объекта приложения»
Вот что думает об этом Рустам Бурнашев, профессор Казахстанско-Немецкого университета:
— Насколько растет российское влияние в Центральной Азии — сам по себе такой вопрос является малосодержательным. Как измерить рост? Если мы говорим об экономической сфере, то еще можно замерить товарооборот, а если о гуманитарной, то как ее измерить? Еще один аспект: влияние России в регионе расти не может, так как это пять совершенно разных стран, с разными моделями развития, с разными моделями взаимоотношений с Россией.
По мнению Бурнашева, если говорить о военно-стратегическом аспекте взаимоотношений, то влияние России не растет, оно не меняется, нет какой-либо серьезной динамики. Есть устойчивые контакты России с Казахстаном, обе страны входят в Организацию Договора о коллективной безопасности, проводятся учения, ведется сотрудничество в подготовке кадров, поставках вооружений. То же самое мы видим в Киргизии, где есть и военная база России. Но какой-либо резкой динамики с «плюсом» или «минусом», во всяком случае с 2014 года, времени закрытия американской базы в «Манасе», не наблюдается.
— Что касается закрытия этой американской базы, — говорит профессор, — то здесь я связи с российским военным присутствием в регионе вообще не вижу. Военное присутствие США в центральноазиатских странах, когда оно имело место, не связывалось с государствами региона. Оно связывалось исключительно с Афганистаном. Что касается присутствия военных баз России в регионе, то сегодня, на мой взгляд, оно носит, скорее, характер «демонстрации флага». Серьезное практическое значение оно имело тогда, когда существовала возможность некой внешней угрозы. Например, когда в 1990-х годах была нестабильная ситуация на границе между Таджикистаном и Афганистаном и там дислоцировались российские пограничники. Или в тот же период, когда шла гражданская война в Таджикистане и российские военные силы прямо или косвенно были в этот процесс вовлечены. Но, как показал опыт 2000-х годов, даже в случае дестабилизации в одной из стран Центральной Азии военного решения проблем не предполагается. Так было, например, во время Ошских событий 2010 года в Киргизии.
Для российских вооруженных сил, присутствующих в Центральной Азии, считает Бурнашев, просто нет «объекта приложения». Проникновение каких-то отрядов боевиков в регион извне, типа Баткенских событий 1999-2000-х годов, сейчас представить крайне сложно. И, соответственно, возможность вовлечения российских сил в какой-то конфликт является чисто гипотетической.
Таково мнение нашего первого эксперта.
Взгляд, скорее, чисто московский
Алексей Кривопалов, научный сотрудник московского Центра изучения кризисного общества, полагает несколько иначе:
— Если рассматривать динамику влияния великих держав в этом регионе как игру с нулевой суммой, то положение России, казалось бы, выглядит прочно. На фоне вывода из Афганистана значительной части американских войск и фактически полного отсутствия у китайской внешней политики на среднеазиатском направлении военно-стратегического измерения сохранение российского военного присутствия обеспечивает Москве определенные конкурентные преимущества. Но российское влияние лишено прочной экономической базы, а внутри самих среднеазиатских властных структур накапливаются системные проблемы, которые те не хотят либо уже не могут решить. Светские авторитарные системы на фоне экономической архаизации, внутреннего демографического давления и все более широкого распространения исламского радикализма сохраняют лишь остаточную легитимность. До определенных пределов они, конечно, могут опираться на «российский штык», но в ситуации острого кризиса могут и не устоять.
Россия и Китай проигрывают «западным ценностям»
А вот мнение Александра Князева, эксперта по Среднему Востоку и Центральной Азии:
— Выводы в «исследовании Европарламента» одномерны и поверхностны. Нельзя утверждать, что идет рост влияния России в регионе, основываясь лишь на выдернутых из контекста более широких событий фактах — выводе американской базы из Киргизии и наличия российских военных баз там и в Таджикистане. Влияние на регион — это более сложный процесс, чем военное присутствие. В силу многолетнего отсутствия у России системной политики в Центральной Азии простых взаимоотношений, которые измерялись бы в системе координат «бывшая метрополия» — «страны-союзники», в регионе не получается. Даже, казалось бы, наиболее слабые по самым разнообразным критериям, от экономики до военного потенциала, страны, скажем, те же Киргизия, Туркмения или Таджикистан, за четверть века научились довольно искусно лавировать между интересами внешних центров силы, находя свой локальный интерес, играя на внерегиональных противоречиях.
Как говорит Александр Князев, если экономика Казахстана объективно глубоко взаимосвязана с российской, то в качестве противовеса ей возникает фигура глобального, как финансово, так и логистически, Китая. Да, существует экономическая зависимость Таджикистана от России, в значительно меньшей мере — Узбекистана от финансовых поступлений своих граждан с российского рынка труда. Но это сложно сравнивать с кредитными и инвестиционными возможностями Китая. В целом, за исключением опять же Узбекистана (и только в отдельных отраслях), в прямом экономическом присутствии России в странах региона какого-то значительного роста не наблюдается.
Но при этом в сфере информационно-идеологического воздействия и Россия, и Китай, если посмотреть на большом временном отрезке, постепенно проигрывают известным «западным ценностям». А еще, все более и по нарастающей, — воздействию арабских исламских стран.
Придуманный когда-то Збигневом Бжезинским эвфемизм под названием «многовекторность внешней политики» успешно реализовывается практически всеми внутрирегиональными игроками. Поэтому говорить о чьем-либо внешнем доминировании — будь то Россия, Китай или США — сейчас точно не приходится. Российский проект евразийской интеграции, как и китайские проекты разного рода «путей» вовне своей территории, пока трудно назвать окончательно состоявшимися, все они испытывают серьезные, зачастую критические, болезни роста, которые усугубляются и происходящей на пространстве региона постоянной и неуклонно растущей глобальной конкуренцией внешних акторов.
* * *
Как можно видеть, оценки экспертов в чем-то (анализ перспектив политической ситуации в регионе) различаются, но имеют и общую, важную, позицию. Никто из них не абсолютизирует сегодняшнее влияние России в постсоветской Центральной Азии, скорее, позицию опрошенных аналитиков можно объединить термином «сдержанно-критическая».
Показательно, что и российский, и казахстанский эксперты отмечают в качестве одного из препятствий упрочению позиций России в регионе экономический фактор, то есть базис любого долгосрочного влияния. Но очевидно, что проблематика внешнего влияния на страны региона только актуализируется в обозримом будущем.