– Идея проекта возникла три года назад у моей жены, художника Лауры Уразбековой. Его суть – показать, как выдающиеся люди изменили сознание всего человечества, – рассказывает Аканаев. – У таланта нет национальности, поэтому они говорили на темы, понятные разным народам. Портреты будут погружать зрителя во внутренний мир изображенных героев политики, литературы, живописи, науки, живших в разные времена.
Над серией ЖЗЛ работают семь человек. Амандос Аканаев надеется, что открывать выставку будут мировые политические лидеры: Владимир Путин – в России, Хиллари Клинтон – в США, Ангела Меркель – в Германии… Однако пока проект заморожен в связи с болезнью его инициатора – Лауры Уразбековой. Но Аканаев верит в лучшее. В интервью "МК в Казахстане" он рассказал о своем отношении к пиару, кампании в защиту Олжаса Сулейменова и своем сходстве с Фиделем Кастро.
– Амандос, художник должен быть в самом сердце политики или обходить ее стороной?
– Он обязан там быть, иначе это вообще не художник. Самый яркий пример – ПикассО, написавший картину "Герника", которая стала лучшим произведением на тему ужасов фашизма. Сезанн и Суриков тоже занимались политикой посредством своего творчества. Настоящий художник всегда должен откликаться на вызовы общества, однако сегодняшнее поколение живет только потреблением, пописывая картины на потребу публике.
– В каких отношениях с политикой находись вы?
– Любое произведение выражает мою общественную позицию, даже обыкновенный портрет коня. Создавая его, я говорю: обратите внимание на то, какое количество птиц уничтожено, сколько животных гибнет на дорогах. Человеку необходимо осознавать, что он губит самого себя, поэтому художник должен стоять на страже гуманизма.
– Последнее время общество лихорадит от акций протеста. Как вы относитесь к нашумевшему митингу у памятника Абаю на Чистых прудах в Москве, направленному против политики Владимира Путина?
– Путина я уважаю, он хочет стабилизировать государство и защитить те границы, которые кровью и потом были завоеваны его предками. Я видел страшную Россию в конце 80-х – начале 90-х годов, и с тех пор она поменялась кардинально. В моем сердце эта страна занимает особое место, поэтому к данным вопросам я отношусь весьма болезненно. Я не могу уйти от обаяния этой культуры. Россия дала миру великолепных художников и поэтов. Последняя революция 1917 года откинула эту державу на много лет назад и заставила мигрировать Ивана Бунина, Александра Куприна и других великих писателей. Мне бы не хотелось, чтобы ситуация повторилась.
– Говорят, что последнее время на московских рынках появились майки, кружки, магниты и другие сувениры с изображением Абая… Нужно ли великому казахскому поэту такое внимание?
– Абай – это тот человек, который не нуждается в подобном пиаре. Думаю, протестующие просто искали удобное место для сбора, и с личностью Абая они вряд ли были хорошо знакомы. Меж тем он всю жизнь призывал соотечественников учиться у России, поэтому 150 тыс. казахов обучались в Москве и Санкт-Петербурге. К сожалению, часть истории забывается, а особенно молодежью.
Одно время группа молодых людей из Ленинграда выступала против стихов Джамбула "Ленинградцы, дети мои". Они начали писать ему письма со словами: "Мы не твои дети"…
– Как вы относитесь к пиару среди художников?
– Нормально, однако он должен быть связан с искусством. Как только прибавится элемент корысти, художник отрежет себе и хвост, и гриву. У него начнется амбициозный зуд.
– А вам приходилось прибегать к саморекламе?
– Это получалось совершенно спонтанно. Когда писал портрет Олжаса Сулейменова, я был знаком только с его творчеством, особенно мне нравилась "Глиняная книга". А в середине 70-х годов Олжас Омарович, написавший "Аз и Я", находился под колпаком КГБ. Поэтому браться за кисть боялись даже его близкие друзья, а я, фактически незнакомый человек, не мог не поступить иначе. Так, ввязавшись в эту авантюру, я пропиарил себя. Думаю, что к серьезному художнику внимание обязательно придет, но это должно быть внимание думающих, глубоких, зрелых людей. Когда на улице меня спрашивают, не являюсь ли я актером и музыкантом, то я говорю, что обычный человек. Видимо, они видели меня по телевизору. Кстати, люди до сих пор не понимают, почему я ношу военную одежду.
– Вот и я спрошу вас о том же…
– Обмундирование имеет отношение к моему ремеслу. Находясь в камуфляжной форме, я не боюсь накапать на нее красками. А военную обувь ношу, потому что меня два раза оперировали в Израиле. Мои мышцы на сгибе ноги не работают так, как хотелось бы. К тому же их нельзя охлаждать. А на официальные приемы я, конечно, надеваю строгий костюм.
– А люди не говорят, что вы похожи на Фиделя Кастро?
– Одни говорят, что я похож на Фиделя, другие – на Салмана Радуева, третьи – на Шамиля Басаева. Однажды мне польстило то, что две замечательные женщины в магазине, глядя на меня, сказали друг другу: "Вон Луис Корвалан стоит" (генеральный секретарь Коммунистической партии Чили в 1958–1989 годах. – О.Х.). "А может, Фидель Кастро?" – пошутил я. Они опешили. Хотя Кастро – не мой герой, мне больше нравится Эрнест Хемингуэй.
– А с Олжасом Омаровичем вы поддерживаете отношения?
Из досье "МК"
<div>Амандос Аканаев родился 19 ноября 1948 года в п. Энбекши Алматинской области. В 1967 году окончил Алматинское художественное училище. С 1980 по 1986 год – член Союза художников Казахстана, избирался в его правление председателем секции живописи. Вел класс живописи и композиции в Алматинском художественном училище с 1968 по 1980 год. Академик Академии художеств Казахстана. За цикл художественных произведений, посвященных родной земле, в 2010 году удостоен Государственной премии РК.</div>– Мы редко общаемся. Мне больше интересны неблагополучные художники, загнанные в угол обстоятельствами, которые преодолевают разные препоны. Художник должен жить искусством. В свое время я бросил преподавательскую деятельность, потому что понял ее бесперспективность. Тогда осознал, что будет гораздо полезнее, если я смогу уделять занятиям живописью хотя бы четыре часа в день. Жить стало тяжелее, потому что у меня не было заказов, однако я начал много экспериментировать. Так мои картины оказались во многих галереях Англии, Дании, Америки, Германии, Италии, Франции и т.д. Для меня это был правильный путь. Сейчас мои работы находятся в пяти музеях мира, включая Третьяковскую галерею.
– Ваши планы?
– Творчество запланировать невозможно: оно тотально и спонтанно. Мне повезло в том, что я никогда не договаривался со своей совестью и всегда шел наперекор обстоятельствам. В 62 года получил Государственную премию. Я никогда ни перед кем не прогибался, считая, что это противоречит моей сущности и совести.
– Имеется в виду, не прогибались перед властью?
– Как бы ты ни прогибался, власть имущие этого не оценят и не заметят. Я вижу бесхребетность многих молодых ребят, не усвоивших это правило. Искусство при своей спонтанности и тотальности требует к себе серьезного отношения. Это энергия, с которой не поспоришь, так же, как и с цунами. В 1962-м я видел на базаре знаменитого художника Сергея КАЛМЫКОВА, одетого в костюм Арлекина. Вот он как раз и обладал той самой энергией.