Голодомор

 

Немецкий эксперт Роберт Киндлер сконцентрировался на такой теме, как "стратегия выживания в голод". Действительно, почему исконно казахские методы выживания, много веков спасавшие народ от последствий джута или войны, потерпели фиаско? Казахи не были беспомощны и слабы, у них были разные пути решения кризисных ситуаций.

 

Казахские кочевники знали пустыню и ее опасности лучшим образом. Поэтому они точно знали, что делать, если из-за засухи или джута угрожает голод. Если ситуация стaновилась слишком опасной, аулы покидали затронутые голодом регионы для защиты стада от вымирания. Люди также могли главным образом полагаться на то, что казахские законы о взаимной помощи и поддержке действовали, так что они могли рассчитывать на помощь семей более богатых более бедным родственникам.

 

С самого начала "большевистского нападения" на общины казахов в 1928 году бесчисленные аулы пытались спасти себя вместе со своими животными. Они двигались в другие регионы Казахстана, бежали в соседние советские республики и даже за границу, особенно в Китай. Первоначально эти побеги были очень похожи на традиционные миграции кочевых сообществ, которые пересeкали степи со всем своим скотом и имуществом. Другиe казахи продавали за бесценок на мясо или резали свой скот, чтобы он не попался в руки снабжающим бригадам. Во многих регионах также вспыхивали вооруженные восстания с участием десятков тысяч людей. Это была реакция населения, основа экономического и культурного существования которого находилась под угрозой. Но против превосходящих сил и средств власти советского государства казахи не могли устoять долгое время. Стада рогатого скота были конфискованы, а вооруженные восстания друг за другом разгромлeны.

 

Когда голод в 1932–1933 годах достиг пика, проверенные стратегии казахов для борьбы с кризисом потеряли большую часть своей ранней эффективности. На это было несколько причин. Одна из проблем состояла в том, что механизмы взаимной поддержки внутри казахского общества перестали работать именно в тот момент, когда особенно большая доля населения нуждалась в них. С одной стороны, слишком много людей пострадало от последствий заготовки, так что не хватало ресурсов для всех. С другой стороны, раскулачивание и дебаизация привели к потере имущества богатых семей, именно тех семей, которые в кризисных ситуациях обычно брали на себя ответственность за общество. Они больше не могли позволить себе помогать в такой же степени, как раньше.

 

Несмотря на это, известны многочисленные примеры, когда люди делились своими последними резервами и тем самым спасали жизнь своих друзей, родственников и даже незнакомых людей. Особенно в семейном кругу люди делали все возможное, чтобы поддерживать друг друга, и многие из них предпочитали погибнуть вместе, чем оставлять родственников на произвол судьбы. Но чем драматичнее становилась ситуация, тем заметнeе был процесс общего спада солидарности. Чем больше росло обнищание казахов, тем меньше они принимали участие в судьбе других людей. Мухамет Шаяхметов описал этот процесс в своих мемуарах так: "Наряду с более частыми случаями семейного исчерпания запасов еды росло число людей, бродивших и занимавшихся попрошайничеством. Сначала эти нищие были встречены в ауле с тревогой, им давали поесть и с тревогой спрaшивали, как они дошли до тaкого состoяния; но прошло не так много времени, и жители, утомившиеся их большим числом, уже были менее благотворительны".

 

Это ослабление солидарности было связано в первую очередь с тем, что социальное поведение голодающих сильно изменилось. Голодающие люди расходовали прaктически всю свою энергию на поиск продуктов и на обеспечение своего выживания. Часто они теряли всякий интерес к судьбе других людей, многие из-за нужды переходили грани законов и норм. В первую очередь возникает вопрос, чем они питались. Голодающие казахи ели все, что казалось им съедобным. Они охотились на кошек и собак, вaрили солому и кору деревьев, некоторые рылись в мусорных кучах, а немногие даже не были отпугнуты от человеческих экскрементов. В крайне экстремальных случаях дело доходило даже до людоедства. Все более увеличивалось число краж, грабежей и насилия. Чтобы выжить, люди обкрадывали друг друга, a некоторые и убивали.

 

Большинство казахов пережили голод, однако при помощи других средств. Сотни тысяч бежали из республики и возвратились на родину только после окончания кризиса. Оставшиеся имели особенно хорошиe шансы пережить это трудное время, если им удaвалось присоединиться к одной из многочисленных распределительных сетей. В условиях голода такие сети представляли собой основное условие выживания для многих людей, так как в них распространялись разнoобразные ресурсы. Их члены делали все возможное, чтобы доступ для посторонних был невозможен или, по крайней мере, затруднен. Не только продукты питания и семена, но и крупный рогатый скот распространялись в таких сетях.

 

Членство в таких объединениях было главным условием выживания. Это могло иметь успех, только если голодные были подвергнуты массивным исключениям. Поэтому было, к примеру, принято решение членами партийной ячейки в Тургайской области, что жителям их аула было распределено 600 граммов "продовольственной помощи" в день, тогда как кочевникам из других аулов было предназначено только четыре килограмма в месяц.

 

Особенно ясно проявилось значение распределительных сетей, когда осенью 1932 года начали распределение скота из колхозных хозяйств населению. Именно личные отнoшения здесь играли важную роль. Скот получали в основном те хозяйства, которые были в хороших отношениях с ответственными товарищами и влиятельными директорами колхозов. Местные партийные работники обеспечивали прежде всего своих последователей и себя из обанкротившихся колхозных хозяйств. Некоторые действовали, следуя девизу "кто больше социализирует, тот и больше получит", и возвращали большую часть скота баю, у которого они этот скот до этого конфисковали.

 

Большевики и ОГПУ боролись во многих случаях против виновных должностных лиц и членов партии, которых они обвинили в "разбазаривании" и кумовстве. При этом они не замечали, что это была их собственная политика. Ответственными за эти конфликты были ведущие советские чиновники, которые не прекращали даже на короткое время вывоз зерна, скота и мяса из Казахстана.

 

Роберт Киндлер, Германия.

 

 

Разве виноват только Голощекин?

 

Публикуемый нами Конспект ученого из США Марты Бриль Олкотт заострен на проблемах изучения коллективизации и голода в странах, переживших трагедию. Прежде всего она просит историков контролировать эмоции… 

 

Политика реформ сельского хозяйства, проводимая Иосифом Сталиным, достигла апогея в общественной кампании коллективизации, которая началась в ноябре 1929 года и к моменту своего завершения послужила причиной возникновения массового голода, стоящего жизни от трети до половины всего казахского народа. 

 

С учетом того, насколько болезненным был период коллективизации и голода для казахского народа, очень трудно не допускать эмоциональных оценок в процессe изучения данных событий, при том что желание найти виновных вполне естественно.

 

Одна из проблем, стоящих перед историком, – необходимость контролировать свои эмоции. В связи с этим хотела бы заострить внимание на двух предложениях.

 

Во-первых, для проведения объективного исследования коллективизации и голода чрезвычайно важно рассматривать политику, проводимую в Казахстане, в контексте политики, осуществляемой на территории всего Советского Союза. Не существует сомнений в том, что советское руководство в Кремле никогда не обращало внимания на спе­цифические культурные и экономические нужды различных регионов СССР и затем отреагировало весьма неадекватно, когда стало очевидно, что политика коллективизации имела самый разрушительный эффект на сельское (и посему всеподавляюще казахское) население Казахстана. Тем не менее необходимо проявить осторожность и не предположить, что данная политика была создана в целях истребления какой-либо конкретной этнической группы.

 

С другой стороны, трагедия заключалась в том, что Москва не желала предпринять никаких коррективных шагов в целях предотвращения подобного истребления, когда стало очевидным, что именно это происходило в Казахстане. Задачи революции, в интерпретации Сталина и небольшой группы людей вокруг него, были исключительными и намного более важными, чем выживание людей в стране, которой якобы была ниспослана такая совершенная система.

 

И, наконец, попытки определить виновных в том, что произошло в Казахстане, приводят к возникновению определенных рисков. В некоторых современных исследованиях наблюдается тенденция попытаться найти виновных среди тех или иных партийных деятелей, прибывших извне страны, в связи с чем чаще всего упоминается имя Ф.И. Голощекина.

 

К сожалению, бремя ответственности за реализацию политики коллективизации и последующий голод должно быть распределено среди многих из тех, кто служил партии, с самого высокого уровня до самого низкого. Все они в той или иной степени продолжали проводить политику, которая, как им было известно, приводила к значительным человеческим потерям от голода. Выбор, стоящий перед ними, был мрачным – реализовывать политику и даже симулировать энтузиазм относительно этих мер, даже когда они знали, что эти меры будут иметь прямое воздействие на других; или рисковать идти под арест самим и, возможно, посылать под арест свои семьи.

 

Мало героев можно найти среди деятелей тех лет, и нам необходимо быть осторожными в нашем осуждении действий людей, стоящих перед лицом самого трудного выбора. Следует проявлять осторожность, прежде чем записать эти действия на счет таких темных причин, как этническая ненависть. Нам также стоит быть благодарными за то, что мы сами не стоим перед подобным выбором.  

 

 

 

Ленин не только мстил, но и ел "за Сашу".

 

Под таким заголовком "новая газета" опубликовала статью о новом неравенстве в самом начале большевистской эры. Мы публикуем только ту ее часть, где раскрывается так называемый продуктовый вопрос.

 

Ленин не только мстил, но и ел "за Сашу", Каменев симулировал болезнь, чтобы брать дополнительное питание, а Сталин получал на отпуск в 20 раз больше средней зарплаты рабочего. О свободе при большевистской власти сказано уже немало, о том же, какое равенство учредили в России захватившие власть большевики, рассказывает, разоблачая на архивных фактах старые коммунистические мифы, известный московский историк профессор Александр Данилов.

 

Льготами и привилегиями новая власть стала обрастать практически сразу после Октября. В условиях Гражданской войны и массового ужасающего голода партийная элита игнорировала проблемы, которыми жила вся страна. Уже имея загородные дворцы "бывших" в качестве дач, вводя для себя особые, "литерные" пайки, оплачивая золотом царской чеканки приглашение лучших зарубежных врачей-специалистов для лечения себя, своих родных и близких, затрачивая немалые средства для встреч за рубежом с женами (как это было осенью 1918 года с Дзержинским), новая власть была не прочь порассуждать о социальном равенстве и даже пристыдить тех коммунистов, которые старались тоже получить свою часть привилегий.

 

В годы гражданской вой-ны разрыв в материальном положении "верхов" и "низов" партии был настолько ощутимым, что выплеснулся в серьезную критику партийного руководства. В июле 1920 года на пленуме ЦК РКП (б) Евгений Преображенский не просто поставил вопрос о растущем неравенстве в партии и обществе, но и предложил серьезно разобраться с этим, дабы не допустить утраты доверия партии в обществе. Была создана специальная комиссия ЦК РКП(б) и Президиума ВЦИК во главе с членом ЦК Матвеем Мурановым по проверке привилегий лиц, проживающих в Кремле.

 

Комиссия работала с 25 декабря 1920 года до весны 1921-го и изучала три основных вопроса: продовольственное снабжение, жилищные условия, использование автотранспорта. Материалы комиссии являются уникальным источником для выяснения того, как жили в Кремле на излете гражданской войны.

 

Продовольственное снабжение осуществлялось в Кремле по двум направлениям. С одной стороны, через предоставление обедов в кремлевской столовой. А с другой – через получение необходимых продуктов через склады продовольственного отдела ВЦИКа.

 

Кому-то может показаться, что обед из "кремлевки" эпохи гражданской войны был тарелкой супа и котлетой, запитыми компотом, – хотя и такая еда в то время была бесценным сокровищем для десятков миллионов русских людей, умиравших с голода. Но в рацион обычного кремлевского обеда включались мясо, дичь, рыба, крупы, макароны и картофель, масло сливочное и растительное, сало и т.п. Для дежурных и лиц, занятых сверхурочно (таковыми были практически все представители руководства), выдавались также дополнительно сливочное масло, мясо, сыр, ветчина, колбаса, икра (таковой считалась лишь зернистая черная), яйца и сардины.

 

С окончанием гражданской войны ассортимент и возможности питания для партийной элиты еще более расширились. Г.С. Кравченко, сноха члена Политбюро Льва Каменева, с ностальгией вспоминала о кремлевских обедах: "Пятьсот рублей вносили на месяц за человека, и я ездила за обедами. Обеды были на двоих… но девять человек бывали сыты этими обедами… В "кремлевке" к обедам давалось всегда полкило масла и полкило черной икры. Зернистой. Вместе с обедом или вместо него можно было взять так называемый "сухой паек" – гастрономию, бакалею, спиртное. Вот такие рыбины. Чудные отбивные. Все что хотите. Если нужно больше продуктов, всегда можно было заказать".

 

Комиссия Муранова констатировала, что в феврале 1921 года в столовой Совнаркома регулярно получали обеды семьи: Крестинского – 2 обеда, Радека – 3 обеда, Калинина – 5 обедов, Троцкого – 5, Томского – 5, Каменева – 5, Рыкова – 5. На их фоне аскетами выглядели семьи Аллилуевой (1 обед) и Ленина (2 обеда). Зато по 7 обедов получали семьи Луначарского, наркома продовольствия Цюрупы (падавшего, согласно легенде, в голодные обмороки), а также его близкого сотрудника Александра Таратуты, заведовавшего в это время огородным отделом и фермой с оптимистическим названием "Бодрое детство", ибо предназначались продукты с нее именно для детей.

 

Усиленным дополнительным питанием снабжались больные руководители. Это приводило к тому, что некоторые из них предпочитали объявлять о своей болезни чаще, чем это было оправданно. Особенно критиковали за это Каменева.

 

Наряду с этими обедами партийная элита получала в немалых количествах и продукты со складов ВЦИК. Так, только за ноябрь 1920 года семье Ленина было отпущено 24,5 кг мяса, 60 яиц, 7,2 кг сыра, около 1,5 кг сливочного масла, 2 кг зернистой икры, 4 кг огурцов, более 30 кг муки и круп, 5 кг сахара и 1,2 кг монпансье, килограмм сала и даже 100 папирос. Александр Дмитриевич Цюрупа, известный тем, что как нарком продовольствия ввел в 1918 году для всей России "продовольственную диктатуру", за которую народ заплатил сотнями тысяч голодных смертей, только за 3–4 ноября 1920 года получил со склада ВЦИК 20 кг хлеба, 8 кг мяса, 5 кг сахара, 1,2 кг кофе, 3,4 кг сыра, 22 банки консервов, 4 кг яблок и др. Упасть в голодный обморок после такой "поддержки" вряд ли было возможно, скорее – от обжорства.

 

Правда, далеко не все высшие руководители пользовались своим правом безгранично утучнять себя и своих близких. К примеру, Сталин в течение того же ноября 1920 года получил на свою семью 4 кг муки, 2 кг мяса, 800 г соли, 2 кг сахара, 1,6 кг масла, 1,2 кг сыра, 1,2 кг риса и 50 г перца. По голодным временам совсем немало, но и не фантастически много.

 

Получив всю информацию по материалам проверки, комиссия составила доклад, в котором были сделаны весьма жесткие выводы. В частности, отмечалось, что существующий порядок предоставления жилья и автотранспорта, использования прислуги и т.п. является нарушением коммунистической морали. Бесконтрольная выдача продовольствия ответственным работникам была расценена как использование служебного положения. Комиссия потребовала изменить ситуацию: "Нормы столовой и особенно Коминтерна необходимо пересмотреть в сторону значительного их сокращения, приняв во внимание общее положение с продовольствием". Предлагалось ликвидировать особые привилегии для больных руководителей, что неизбежно должно было привести к устранению контингента "постоянно больных". Относительно выдачи продуктов со складов комиссия предложила установить определенный лимит. Довольно серьезным было предложение комиссии поставить ее доклад на Х партийном съезде, "дабы тем самым устранить всякие кривотолки".

 

Все это показывает, что негативные настроения партийных "низов" в отношении льгот и привилегий партверхушки были довольно сильны, и игнорировать их было невозможно.

 

Совет народных комиссаров принял 4 января 1921 года постановление "Об отмене привилегированных пайков для отдельных категорий советских служащих и о снятии с фронтового и тылового красноармейских пайков всех как состоящих, так и не состоящих на действительной военной службе военнослужащих учреждений, управлений и заведений военного ведомства, не расположенных на фронтах", а 8 февраля – новое постановление "О сокращении выдач привилегированных продовольственных пайков", в котором была установлена норма снабжения продовольствием "особо ответственных и незаменимых работников центральных учреждений".

 

Доклад комиссии был направлен в адрес руководства ЦК РКП(б) и Президиума ВЦИК, то есть тем самым жителям кремлевских квартир и посетителям складов и "кремлевки". Естественно, доклада комиссии на Х съезде никто не допустил. И неудивительно – именно в это время внутрипартийная полемика в отношении борьбы с привилегиями партноменклатуры вылилась в открытые обвинения "рабочей оппозицией" высших эшелонов партии в перерождении, отрыве от пролетариата и партийных низов.

 

Еще более тревожным симптомом для власти стали массовые выступления рабочих предприятий Петрограда в январе-марте 1921 года и особенно Кронштадтское восстание. Но система партийно-государственных номенклатурных льгот и привилегий отнюдь не была отменена, несмотря на возмущение правлением большевиков в обществе. Напротив, она быстро приобретала упорядоченность и стройность.

 

Решающее значение здесь имела XII партийная конференция РКП(б), которая в августе 1922 года рассмотрела два однородных, но, как оказалось, вполне самостоятельных вопроса: "Об улучшении материального положения членов РКП(б)" и "О материальном положении активных партработников". Обратим внимание на саму формулировку этих документов. "Об улучшении материального положения" речь идет в отношении простых членов партии, а в отношении партаппарата название носит констатирующий, статичный характер. Но в содержании этих документов как раз все наоборот. В первом говорится, что партия "не может и не в состоянии взять на себя функции по обеспечению простых коммунистов".

 

Иначе дело обстояло с "активными партработниками", материальное положение которых было оценено как "крайне неудовлетворительное". Здесь было поручено "немедленно принять меры" к повышению окладов, а также обеспечению "в жилищном отношении… в отношении медицинской помощи", "в отношении воспитания и образования детей".

 

В 1932 году был отменен и введенный при Ленине партмаксимум. Для отставных и пенсионеров сохранялось льготное продовольственное, санаторно-лечебное и иное обслуживание. Все это делало партаппарат, по сути, новым сословием.

 

Сами представители нового державного класса считали такое положение дел вполне нормальным. Племянник Сталина В.С. Аллилуев в этой связи отмечал: "Те, кому сегодня 40 и меньше, вообще, наверное, не представляют, какими были наши магазины в предвоенные и послевоенные годы… Десятки сортов колбас, сыров, ветчина, окорок, буженина, карбонад, икра черная зернистая, икра черная паюсная, икра красная, всевозможная рыба – от осетрины, севрюги до роскошной воблы… крабы, которых никто не брал, любые свежие продукты – весь этот набор был характерен для любого города, не только для столицы. И цены на эти продукты после трехкратного их снижения были вполне приемлемы". О том, почему "никто не брал" эти продукты, автор, пользовавшийся всеми благами спецжизни, видимо, и не догадывался. А причина была проста – глубочайшая нищета подавляющего большинства граждан Страны Советов.

 

Становление системы льгот и привилегий в СССР происходило в то время, когда в руководстве страны шла ожесточенная борьба за власть. Привилегии и льготы в этих условиях становились своего рода платой за лояльность вождю. Вожди приходили и уходили, но они платили за лояльность себе и режиму по той же системе, какую создал Ленин и довел до совершенства Сталин в первые послереволюционные годы. Система эта в почти неизменном виде просуществовала вплоть до крушения КПСС и СССР в 1991 году.

 

 

 

Цифры утверждают, что самые большие мясоеды – белорусы!

 

Эти выкладки, опубликованные интернет-изданием total.kz, весьма близки нашей теме. Посмотрим, как мы питались раньше и как питаемся сейчас.

 

Вопреки распространенному мнению о том, что казахстанцы не добавляют мясо разве что в чай, граждане республики потребляют мясной продукции меньше своих соседей по Таможенному союзу – всего 66 килограммов на душу населения в год, то есть по 180 граммов в день. Это на 10–15 килограммов меньше, чем советует Всемирная организация здравоохранения. Между тем, как оказалось, главные мясоеды "союза"  живут в Белоруссии. На каждого жителя этой республики приходится по 88 килограммов мяса. Средний россиянин в год съедает меньше – 71 килограмм.

 

Примечательно, но в 1990 году уровень потребления мяса в Казахстане был существенно выше не только сегодняшнего республиканского, но и  в целом по Советскому Союзу – 72 килограмма против 60. Больше съедали только в Прибалтике. Но с распадом СССР, особенно в первые годы независимости, в противовес ожиданиям многие казахстанцы так и не зажили королевской жизнью. Напротив, потребление многих групп продуктовых товаров – "молочки", яиц, рыбы и т.д. –  значительно сократилось. Но зато можно отметить значительную положительную динамику по сравнению с жизнью в царской России, для которой голодные бунты не только на окраинах империи, но и в самой метрополии были обычным явлением.

 

Редакция Total.kz составила сводную таблицу на основе данных статистических ведомств Казахстана, Белоруссии и России, издания  "Народное хозяйство СССР за 70 лет" и ряда других источников о питании в СССР, ТС и Российской империи.