Меркель дает добро
О том, что амнистия будет объявлена почти со стопроцентной гарантией, можно судить только по тому, что соответствующее предложение в мажилис внес глава государства. Сообщается, что проект закона будет предусматривать освобождение от уголовного наказания в основном представителей социально уязвимых категорий граждан, несовершеннолетних, беременных женщин, женщин, имеющих несовершеннолетних детей, пожилых лиц, инвалидов, а также лиц, совершивших малозначительные и нетяжкие уголовные правонарушения.
В отношении других категорий, осужденных с учетом тяжести совершенного деяния, амнистия будет применяться в ограниченных пределах и дифференцированно, и лишь при условии полного возмещения нанесенного ими ущерба. В то же время законопроект не предусматривает амнистию лиц, совершивших наиболее опасные преступления.
Если верить первому заместителю генерального прокурора РК Иоганну Меркелю (а не верить этому уважаемому чиновнику у нас никаких оснований нет), то ожидаемая амнистия коснется тридцати тысяч человек.
— Официально посчитать практически невозможно, потому что там несколько категорий, которые будут выходить, — сказал Иоганн Давидович, отвечая на вопросы журналистов. — К примеру, все проступки прекратятся, которые в производстве. Те, которые находятся в производстве суда, тоже прекратятся. Аналогично по преступлениям небольшой тяжести. Сейчас мы не можем сказать, сколько их будет к моменту вступления закона в силу. Также и по остальным категориям. Примерно посчитали — около тридцати тысяч.
При этом он уточнил, что те, кто осужден за организацию собраний, митингов, разжигание межнациональной розни и лжетерроризм, под амнистию не попадут.
— По этим статьям запрещено применение амнистии, — сказал по этому поводу господин Меркель. — Это не позиция генпрокуратуры. Это была позиция всех государственных органов, которые принимали участие в разработке законопроекта. Последнее слово за депутатами. Коррупционные преступления. Если совершены в составе преступной группы, то не попадают под амнистию. Небольшой и средней тяжести — попадают. В случае полного возмещения ущерба по особо тяжким коррупционным преступлениям будет сокращаться срок отбывания наказания.
Будут прекращены дела по уголовным проступкам и по делам небольшой тяжести. По преступлениям средней тяжести преду-сматривается, как мы уже сказали выше, освобождение от наказания по социально-уязвимым категориям населения. Всем остальным, кто не войдет в этот перечень, наказание будет заменено на ограничение свободы.
Напомним, что в недавнем прошлом амнистия не применялась к осужденным по тяжким и особо тяжким преступлениям. Однако новый гуманизированный уголовный кодекс позволяет сократить назначенный судом срок отбывания наказания. По тяжким преступлениям сроки будут сокращены на одну четвертую, по особо тяжким — на одну пятую.
Если учесть, что на сегодняшний день в казахстанских колониях отбывают наказание около 36 тысяч заключенных, то цифра более чем серьезная и заставляющая глубоко задуматься. Однако не стоит пугаться. Так как не все 30 тысяч, которым уготован такой подарок, есть те, кто сидит за решеткой.
Широкий государственный жест будет сделан в несколько этапов. К примеру, некоторым осужденным за тяжкие и особо тяжкие преступления, как мы уже сказали, будет лишь сокращен срок отбывания наказания. А сидеть они продолжат.
Непосредственно из мест заключения на свободу планируется выпустить около двух тысяч человек. И, надо сказать честно, наше общество эту новость восприняло неоднозначно.
Отпустить всех? Только из человеколюбия
Давайте сначала определимся: чем отличается правозащитник от адвоката? Адвокат защищает подсудимого в суде. Правозащитник дожидается, когда кого-то осудят, а потом поднимает шум по поводу того, что его несправедливо осудили, содержат в нечеловеческих условиях, мяса не докладывают, молока перед сном не дают и т.д. Адвокат получает гонорар от подзащитного, а правозащитник — от иностранного «донора».
А еще правозащитники называют себя представителями прогрессивной общественности. И предстоящей амнистии они несказанно обрадовались. Все государственное, уж так повелось, они отродясь не приемлют. Живут ведь на иностранные гранты, а потому интересы государства постоянно критикуют (может быть, им именно за это и платят?). Им бы вообще всех заключенных выпустить, зоны все посносить и устроить по такому случаю вселенский праздник.
«Пошагово, постепенно, путем точечного изменения тех правовых институтов, которые препятствовали использованию альтернативных мер наказаний, а также путем корректировки правоприменительной практики, когда заставили, наконец-то, работать такие меры, как залог, например», — вот что пишет на своей страничке в социальной сети некая правозащитница Сауле Мектепбаева, слова которой широко цитируют сегодня казахстанские СМИ.
«На сегодня в колониях около 36 тысяч человек. С 2010 года, когда в последний раз наблюдался рост тюремного населения, сокращение произошло почти в два раза. Это, безусловно, успех, что такого значительного сокращения тюремного населения удалось добиться без применения амнистии, исключительно путем реформ», — считает она.
А в чем, собственно, реформа выразилась? В том, что коррупционер теперь может внести залог из наворованных денег и продолжать наслаждаться свободой вместо камеры СИЗО. А еще в том, что квартирный вор, попавший в руки правосудия в первый раз, теперь отделывается условным сроком. И, выйдя из зала суда, тотчас же возвращается к своему ремеслу. Это в большинстве случаев, согласно той же уголовной статистике.
Как говорит правозащитница, количество тюремного населения с 2010 года сократилось почти в два раза. Только тут неплохо было бы привести статистику квартирных краж за тот же самый период. И тогда «эффект» от реформ был бы отчетливо виден.
Амнистия, говорит она, — это не вопрос экономии средств, а исключительно проявление гуманизма. И это, по ее словам, однозначно хорошо. А еще, дескать, это не математическая мера по снижению тюремного населения, направленная на разгрузку экономики, как это было раньше. Это гуманизм в чистом виде. Это, говорит, результат запуска маховика гуманизации уголовной реформы, который запущен настолько серьезно, что скоро его очень трудно будет остановить.
Заметим, что предельную планку «маховика» никто не задал. Стало быть, он без тормозов совсем. И когда раскрутится на всю катушку, то разнесет в пух и прах всю пенитенциарную систему, стерев с лица земли все тюремные учреждения. Полицейских ликвидирует как антигуманный класс. А прокуратура и суд исчезнут сами по себе. Так как некому будет их обеспечивать работой. И наступит полное соблюдение прав заключенных, которые тоже исчезнут как класс. Поскольку заключать их будет некуда.
Правозащитники всегда ни при чем
А касательно экономии средств или, как выразилась уважаемая защитница прав заключенных, разгрузки экономики, то тут она либо слукавила, либо не знакома с положением дел.
Пару лет назад ваш покорный слуга имел возможность побывать в одной из колоний строгого режима. Сразу поясню, в целях написания репортажа.
В то время эта зона больше напоминала санаторий, нежели то, чем она называется. Заключенные играли в волейбол, настольный теннис, шахматы, занимались на спортивных тренажерах, читали книги и т.д. Единственное, что напоминало о том, что это все-таки место лишения свободы, — повсеместные перегородки.
— Почему они не работают? — спросил я у сопровождавшего меня начальника колонии.
— Работы нет, — ответил он. — У нас в данный момент функционирует только цех по обработке камня. В нем трудятся шесть человек.
А ведь в недавнем прошлом, лет эдак двадцать пять назад, когда в нашей республике было две тысячи предприятий тяжелой промышленности, такое было невозможно. Колонии загружались заказами и сами себя обеспечивали. И люди в них работали, отбывая, по сути, трудовую повинность, выходя на волю не только с чистой совестью, но и с накоплениями на сберкнижке. Небольшими, но все же. По крайней мере, на первое время их хватало. Сейчас, когда предприятий нет, нет и заказов. Зэкам делать нечего. Потому их содержание обходится государству в копеечку. А тут еще и кризис. Сами понимаете.
«Конечно, амнистированные правонарушители могут по-разному отнестись к акту амнистии», — не унимается в своем комментарии правозащитница. — Но большинство исследований говорит о том, что вседозволенность возникает, когда у государства нет вообще никакой реакции на совершенные правонарушения, а не тогда, когда реакция «мягкая» или «смягчена» амнистией. То есть вседозволенность и преступность растут там, где полиция бездействует вовсе и нет абсолютно никакой реакции на правонарушения».
В общем, если что и произойдет, то виновата будет полиция, надо полагать. Но никак не те, кто раньше срока вышел на свободу (и уж точно не те, кто их выпустил). Среди них, безусловно, есть, кто все осознал и, так сказать, встал на путь исправления. Но вот полицейская практика и статистика свидетельствуют о том, что сразу же после амнистии стражи порядка усиливают свою работу, поскольку в эти периоды, как правило, происходит рост преступности.
В общем две тысячи лихих мужчин и женщин «с понятиями» в ближайшее время выйдут из мест не столь отдаленных и попытаются раствориться в законопослушном обществе. И с ними надо будет срочно что-то делать. Чем-то занять. Иначе ведь сами найдут, как прокормиться.
Работники правоохранительных органов, разумеется, возьмут всех на учет, будут проводить регулярные профилактические беседы, каждый раз грозя указательным пальцем: мол, даже не думайте. Те, в свою очередь, станут в ответ красноречиво мотать головами, мол, век воли не видать. Но как все обернется, покажет время. И, если что, отвечать за все будут уж точно не правозащитники.
