Константин Маскаев
Жилгородок рушится и даже может исчезнуть. По некогда пешеходной зоне, впритирку к уютным двухэтажкам, паре школ, через парковую зону пробросили оживленную трассу. Белый город сотрясают настоящие вибрации от потока машин, дома начинают сыпаться, прохожие жмутся к домам на метровом тротуаре. Муниципалитет реставрацией строений не занимается. Такое впечатление, что власти не будут против, если Жилгородок станет зоной, опасной для проживания: лучшего места под элитные коттеджи в этой пустыне не сыскать.
В Жилгородке даже человек случайный и приезжий сразу обнаруживает, что попал в очень необычное, комфортное место. Необычной архитектуры дома, облицованные гипсовой плиткой, уютные дворы, приветливые люди. И что не характерно для этих мест - обилие растений: больших и малых деревьев, плодовых и декоративных кустарников, клумб. Район просто утопает в зелени! Даже в жару здесь приятно и легко дышится.
Спросите старожилов - из их рассказов вы узнаете, что этот рукотворный рай появился благодаря настоящему подвигу первых строителей нефтезавода. Строить начинали в войну, продолжали - в тяжелые послевоенные годы. Не сдались и не отступили. А в наше благополучное время этот достаточно уникальный памятник архитектуры и людского труда может оказаться только в памяти да в изображении на старой открытке.
Жилгородок строили для работников Гурьевского нефтеперерабатывающего завода и их семей. В том числе - руками самих нефтезаводцев. Он был заложен как жилой комплекс с развитой для того времени городской инфраструктурой. Обособленный, самодостаточный микромир, безопасный, дружелюбный и общий. Оазис любви и бережного отношения, приютившийся в изгибе реки Урал. А вокруг - знойная летом и студеная зимой суровая пустыня.
“Земля здесь обрита наголо. Зеленый цвет начисто стерт с ее плоского лица. Беспощадно вычеркнут из биографии здешней природы - ни травы, ни деревца. В этом выжженном солнцем краю да солончаков нужно теперь, в дни войны, строить завод и город при нем. Но тут нет камня, чтобы сложить дома. На этой земле лишь пыль и соль. Нет даже песка - только саман”. Это одна из первых записей в дневнике Ивана Михайловича Романовского, депутата Ленинградского совета, члена архитектурно-экспертного совета. Его, архитектора и строителя, весной 1943 года назначили руководить Гурьевским НПЗ. Вот только самого завода еще не было. Как не было и городка, о котором идет речь.
В то время и сам низкорослый, прижатый к земле городок Гурьев был под стать окружающему пустынному краю. Прямые широкие улицы - ни тротуаров, ни обочин. Ни травинки, ни куста. Саманные домики цвета земли. Каменные дома только в центре. Лишь там, рядом с ними, обнаружились тонкие поливные “пустынные” деревца. Каждая ветка и зеленый листик - как благодарность за заботу.
Романовский слышал, что когда-то по берегам Урала были сады. Но они исчезли - их сожрала соль. Климат нельзя улучшить без зелени, а зелень гибнет в этом климате и в этой почве: заколдованный круг. И здесь предстояло строить завод, жить и работать тысячам людей, которые приедут из разных регионов, а их быстро придавят и, возможно, убьют жара, солончак и сушь. И Романовский решил создавать не только крайне нужное стране предприятие, но и условия для качественной жизни. Мечтатель, но не авантюрист!
“Все дни собираю сведения о местных ресурсах. Здесь нет леса. Только саман и глина, камыш и тростник. Простейшие конструкции: каркас из дерева, плетень из камня, крыша плоская, стены - комья глины, - пишет он свою историю. - Вчера я осмотрел рыбоконсервный комбинат, который будет снабжать наше строительство. Там, в поселке, двухэтажные новые дома окружены деревьями. Их высаживала садовод пустыни Серова”.
На приеме у первого секретаря Гурьевского обкома тот сказал, что после водопровода и железной дороги, проложенных через пустыню к нефтепромыслам, будущий завод - самое крупное и замечательное строительство в области. Будет трудно, очень трудно, но на помощь придет весь край, вся республика, от Гурьева до Алма-Аты!
Площадка для завода выбрана. Но где поставить городок? Здесь все живое стремится к узкой полоске уральского берега. И тысячи ветряных насосов гонят пресную воду к крошечным огородам. Романовский решает ставить город у воды: близ Урала - жизнь!
Председатель Гурьевского облисполкома, уроженец Западного Казахстана влюблен в этот край. Он уверен - лучше Казахстана, лучше Эмбы ничего нет: нефть, красная рыба, черная икра! И даже если сюда приедут сто тысяч будущих заводчан, всех примут, всех устроят, прокормят.
В истории новой советской Эмбы уже есть водо- и нефтепровод, железная дорога, три линии сооружений, на сотни километров тянущиеся в глубь пустыни, к промыслам. Значит, нужно учиться выносливости, настойчивости и страсти к преобразованию у первых исследователей и строителей!
На восточном берегу Урала возник большой город из землянок: общежития, конторы, столовые, клуб, склады. Даже кинотеатр появился! Несмотря на войну, удалось наладить снабжение продовольствием. Упрятав людей от солнца, нужно было еще уберечь их от спутницы жары - эпидемий. Поэтому стали строить бани, облисполком позаботился о появлении больниц. Пить воду из Урала запрещено. День и ночь жгли в печах жидкую нефть, чтобы в огромных котлах всегда было в достатке кипяченой воды.
“Республика идет на помощь строительству, - пишет Романовский. - Госпитали поделились медикаментами и оборудованием. В адрес строительства направлены овощи, фрукты... Из Оренбурга, Саратова двинулись составы стройматериалов для завода; из Уральска погнали по реке лес. Прибыли первые партии кирпича. Москва торопит со сроками. Все усилия - на строительство завода. Но одновременно надо думать и о жилом микрорайоне”.
ЛЮБОПЫТНАЯ СПРАВКА
Сооружение старого города Гурьева стоило 289 тысяч 982 рубля 4 алтына и 5 денег и вконец разорило купца Михаила Гурьева. Тогда город с его учужными промыслами и заводами был взят в приказ Большого дворца. Вся прибыль от Яицкого Учуга и его икряных промыслов шла в казну великих государей.
Летом 1943 года Романовский записал: “Передал в Москву архитектурно-проектной мастерской Наркомнефти заказ на срочное проектирование жилищ для будущего городка”.
Но его коллега архитектор Васильковский вдруг возразил:
- Город, рожденный в недрах архитектурно-проектной мастерской наркомата, людьми, которые и не заглядывали в эту даль, не удовлетворит нас. Там не представляют себе здешних условий.
Васильковский исполнял многочисленные обязанности, был главным инженером и одновременно проектировал все временные сооружения стройки. Но, странное дело, в проектной конторе все чаще появлялись чертежи, эскизы, перспективы, не имевшие отношения к временным сооружениям завода. Это были эскизы домов. В техническом отделе в свободное время явно проектировали городок! Романовский узнал об этом очень скоро. Но, встречая архитекторов, делал вид, что ничего не знает. Заказанные же в Москву проекты жилищ запаздывали.
В это время на строительстве появился еще один архитектор - москвич Александр Арефьев и был вызван к Романовскому.
- Вы, оказывается, не только инженер-строитель, но и архитектор? - спросил Романовский и, не дожидаясь ответа, продолжил: - Нам здесь предстоит построить городок. Хотим, чтобы он был образцовым. Со всеми достижениями! Никаких скидок на войну, на пустыню, на трудности. Завод будет новейший, оснащенный самой передовой техникой, и городок нужен новейший. С центральным отоплением и газом, с электрическим освещением и телефоном, с балконами и ваннами! С театром, стадионом, гостиницей... Это невеселое пространство освоим всей силой советской техники, культуры, архитектуры.
Тут пригодились знания Арефьева архитектуры Средней Азии, его участие в научных экспедициях. Обмеры жилищ, сделанные им в Самарканде, тут, в его багаже, он привез их с собой! Он может их показать.
В необычных по архитектуре домах высокие, больше трех метров, потолки. Дома имеют обширные арки-коридоры для создания воздушных потоков. В каждой квартире просторная лоджия-веранда, которая также служит воздушной защитой и от зноя, и от низких температур. Лестничные пролеты также необычны, просторны. Кажется, что в них могла бы уместиться еще квартира. Но это пространство также оставлено, чтобы создавать и сохранять микроклимат.
Практически с момента заселения Жилгородок был преимущественно пешеходной зоной. Поэтому и две школы - начальная и средняя - расположились через бульвар, фасадами напротив друг друга. Безопасно, удобно: старшие школьники опекают младших, младшие знают будущую школу, как свою. Ныне школы разделила новая трасса. Дети в нетерпении ждут, когда светофор разрешит перейти. Но преимущество здесь - машинам. На переход отведено 20 секунд, на проезд машин - минуты.
Раньше бульварная зона приводила к фасаду Дворца нефтяников, тоже очень необычному зданию с колоннами. На площади перед фасадом - фонтан Дружбы народов со скульптурами. Справа и слева ажурные симметричные ворота, которые вели в парк вокруг дворца. Теперь новая трасса потеснила фонтан, его пришлось сместить. А проезжая часть и эстакада поглотили левые ворота и часть парка. Теперь там обычный атырауский суховей, земля цвета глины, асфальт и спешащие на другой берег машины.
Говорят, что при разработке проекта предлагалось сместить дорогу всего лишь на пятьсот метров, и Жилгородок можно было бы сохранить в той архитектурной дорожной схеме, как он и был задуман. Но победил это проект. Жители Жилгородка высказывают опасения, что новая трасса - как мина замедленного действия, разрушит этот микрорайон. И что инициаторы проекта так и задумали, рассматривая далеко идущие планы.
Мы не знаем, так это или нет. Но очевидно, что Белый город не вписался в интересы строителей сегодняшнего дня. Есть мнение, что в Астане несколько лет никак не утверждают генплан развития Атырау - по той причине, что элементы его реализации разрушают, в том числе, и этот исторический микрорайон города.
Фоторепортаж Талгата Галимова
