Наиболее популярный повод для конфликта – поздний приезд "скорой". Родственников можно понять: больному плохо, а врачей все нет, и нет, и нет… "Вас дождесся – раньше в гроб уляжесся", – поет Александр Розенбаум, вспоминая собственную молодость на неотложке. Уж чего только врач не наслушается – всяк считает приемлемым излить на него свою желчь. А если несчастье произошло на торжестве, то кто-нибудь из подпивших гостей обязательно норовит в праведном возмущении применить к доктору меры физического воздействия. А чего стесняться-то? Это полицейского ударить страшновато. А врача – можно!
Буйствующие родственники чем-то напоминают тигров на манеже цирка. Дрессировщик бьет их палкой, они рычат. Публика замирает от сладкого ужаса: ах, какой отважный укротитель! И только он сам знает, что рычат хищники не на него, а на палку!
Врач "скорой" выступает в качестве той самой палки, крайнего звена громоздкой и неэффективной системы отечественного здравоохранения. Наша медицина пациента прессует, причем "не по-деццки", – дикими ценами, заоблачной недоступностью, нижеплинтусовым уровнем лечения. Больной озлоблен. На ком он может сорваться и где? В поликлинике? Да там таких, как он, вулканическая масса, с шести утра за номерками стоят! В частной клинике? Дюжие секьюрити моментом вынесут его за двери. Что же делать-то? Может, на "скорую" позвонить?
Из числа всех вызовов 70% – не по делу. Эти проблемы могла решить поликлиника, а то и просто вовремя выпитая таблетка аспирина. Но скорая помощь приедет обязательно, даже если диспетчеру с первых слов вызывающего стало ясно, что весь тарарам яйца выеденного не стоит. В основу службы "скорой" заранее заложен принцип гипердиагностики: лучше перебдеть, чем недобдеть. Но, конечно же, бывают и такие вызовы, когда промедление смерти подобно.
Исполняющий обязанности главного врача алматинской "скорой" Биржан Оспанов демонстрирует журналистам святая святых неотложной службы – диспетчерский зал. Он чем-то напоминает центр управления полетом космических аппаратов: длинные ряды столов, диспетчера вглядываются в дисплеи, у каждого на голове гарнитура. Всякий вызов автоматически фиксируется и записывается (фонограмма разговора диспетчера с вызывающим хранится в течение года). Вызов поступил – вызов передан: секунды бегут! И у каждого врача "скорой" с собой коммуникатор, прибор точной фиксации времени с четырьмя кнопками: вызов принят – бригада выехала – бригада прибыла – вызов обслужен, бригада освободилась.
Оспанов возвращается к этому вопросу вновь и вновь, назойливо подчеркивая беспристрастность и четкость системы фиксации времени. Почему? Да потому что жалобы на "скорую" приходят что ни день, и только скрупулезное "у нас все ходы записаны!" спасает врача от репрессий. А если по гамбургскому счету, прибавляет ли это оперативности "скорой"? Да ничего подобного!
Что толку в том, что вызовы принимаются, обрабатываются и передаются в бешеном темпе? Ведь самый большой разрыв – от "бригада выехала" до "бригада прибыла". А едет скорая помощь все по тем же бесконечным алматинским пробкам, что и все остальные водители. Конечно, и в черепашьем размеренном темпе улиц южной столицы "скорая" пытается как-то оправдать свое название: с воем сирены вылезает на встречку, с риском столкновения проскакивает перекрестки. Не радикально! Самое печальное, что другие участники движения неотложную бригаду не пропускают. Пристроиться к "скорой" сзади и ехать вслед подмазавшимся паразитом – это запросто! Но пропустить: нет, не слышали.
Главврач говорит, что этот вопрос они поднимали перед руководством дорожной полиции. Гаишники пожали плечами: а мы что можем сделать? Ну записывайте госномера наиболее злостных "непропускантов". Подумаем, как мы можем их прижать.
К несчастью, пик вызовов "скорой" приходится на то же время, что и час пик на дорогах. Быстро не получается. На алматинской станции на каждую бригаду приходится в среднем по 12–13 вызовов в сутки. Это, в общем-то, немного, в советское время врач обслуживал и по два десятка вызовов! Но тут необходимо внести поправочный коэффициент – во времена СССР по улицам столицы Казахстана не ездило полмиллиона машин!
Интересно, а что думает сам родственник больного, брызжа слюной в лицо врачу? Сам-то он как объясняет причины задержки? Может быть, доктора в домино играли, и бригада не выехала, пока не закончила партию? Теперь мы знаем, что это невозможно, оперативность передачи вызова возведена на "скорой" в ранг навязчивой идеи. Может быть, врач решил заехать домой отобедать, и наплевать ему, негодяю, что из-за этого пациент гибнет? И это исключено: все машины оборудованы GPS. Их расположение как на ладони видно диспетчеру на его дисплее. Передавая очередной вызов, он смотрит, какая из бригад находится в максимальной близости к данному адресу. Медики даже на станцию не заезжают: едва обслужив одного больного, они тут же едут к следующему. Они совершенно ни при чем, если этот вызов был им передан с задержкой. Они не способны приехать на него быстрее, чем то позволяет ситуация на дороге. Ну так почему они должны выслушивать в свой адрес всяческие оскорбления?
Результат – хроническая недоукомплектованность "скорой": даже алматинская станция обеспечена кадрами на 80%, и Оспанов утверждает, что это действительно вакантные ставки. Их не "заныкали", чтобы потом разделить между врачами. В самом деле – доктора не идут! Работать на неотложке непрестижно, нелегко и невыгодно. Это приемлемо для молодого врача, набирающегося опыта, или для провинциального медика, переехавшего в столицу и ищущего, за что бы уцепиться для начала. Но работать на "скорой" постоянно… Нет, это не в человеческих силах! Одни ночные смены чего стоят! А бесконечные жалобы и разборы полетов! А дорожный риск!
Про "любезных" пациентов мы уже писали: возлежит нечто эдакое, лучше всего описываемое популярным народным термином "чмо", и откровенно глумится над врачом. У чмо из пасти на версту разит дешевым пойлом, пустые бутылки всех сортов и калибров являются единственным убранством загаженной, как пещера циклопа, квартиры. И врач, пропуская мимо ушей пьяный кураж, должен разговаривать предельно корректно. Ведь это не просто чмо – это потенциальный жалобщик! Потом еще и извиняться заставят!
Конечно, и на "скорой" далеко не все врачи – эталон профессионализма или интеллигентности. Неотложка всегда была отстойником, "штрафбатом". Чем она может привлечь свежие кадры? При вопросе о зарплате врача в глазах "скоростного" руководства появляется тоска, они начинают бойко переадресовывать этот каверзный вопрос друг другу, заместителям, бухгалтерам и так далее. Только после применения откровенно гестаповских методов удается выяснить, что врач в среднем получает около 80 тыс. тенге в месяц, фельдшер – около 40 тыс. Самая высокооплачиваемая персона в бригаде – водитель, который всех их возит.
Врачи стационаров смотрят на "скорую" снисходительно-высокомерно: ну что те могут сделать? Извозчики! Конечно, есть и БИТы (бригады интенсивной терапии), укомплектованные реаниматологами на колесах, но в целом, действительно, скорая помощь не страдает избытком высоких технологий и узких специалистов. Однако это не значит, что на ней сможет работать кто угодно. Возьмем для эксперимента высокого профессионала из клиники, посадим его в обычную линейную бригаду: да в течение месяца он соберет на себя все "косяки" и ляпы, которые только можно представить!
"Скорая" лечением не занимается, да и в принципе не должна заниматься. У нее другая специфика. Упрощенно можно сказать так: основной вопрос, ежедневно встающий перед врачом неотложки: везти больного в стационар или оставить дома, на попечение поликлиники? Повезешь "недостойного" – получишь отказ в госпитализации, презрительную насмешку коллег из приемного покоя, жалобу родственников, втык от начальства и еще мало ли чего. А оставишь дома погибающего… Об этом даже подумать страшно.
Как результат, у старожилов на "скорой" вырабатывается… это даже квалификацией назвать нельзя… какой-то мистический инстинкт, звериное чувство опасности. Врач не на симптомы смотрит, он чует, он кожей ощущает, он чисто интуитивно экстраполирует, чем все это может закончиться. Один больной мечется и стенает, но старый доктор бестрепетно "отпинывает" его на амбулаторное лечение. Другой без особой ажитации и жалоб толком не предъявляет, но к нему совершенно другое, очень серьезное отношение.
Когда-то медицину относили к искусству. Потом она перешла в разряд наук, кроме службы скорой помощи. Та по-прежнему сплошное художество, там можно работать без ученой степени. Но без таланта – тяжело.
