Эх, путь-дорожка фронтовая!
Иван Давыдович Нагорный начал войну рядовым водителем легендарной полуторки, а завершил ее командиром автомобильного взвода. После войны окончил машиностроительный факультет и всю свою трудовую деятельность был инженером-механиком.
Как настоящий профессионал, Иван Давыдович отлично знал историю советского автомобилестроения.
— По окончании семилетки я учился на токаря, — рассказывал Иван Давыдович. — Но все время меня тянуло к машинам. С детства пропадал там, где стояла техника. Затем, по собственной инициативе, обучился езде и сдал экзамен на права. И еще до призыва в армию успел поработать водителем.
Вскоре грянул грозный 1941-й. Объявили всеобщую мобилизацию.
— Меня направили в Подмосковье, где формировалась 269-я стрелковая дивизия. По прибытии на место отобрали водителей и построили отдельно. Затем повели в лес, где в укрытии стояли колонна машин ЗИС-5 и среди них три полуторки.
Я очень хотел сесть на ЗИС-5, но, как чувствовал, что мне попадется одна из трех полуторок. Так оно и случилось. Как ни упрашивал командира, он был неумолим. Ответ был один: приказы не обсуждают. Но, как говорят, нет худа без добра. Ведь эту машину я знал как свои пять пальцев. Вот и стал возить на передовую продукты питания, тогда как все остальные возили боеприпасы.
В одном из рейсов колонна машин попала под обстрел вражеской авиации. Всем тогда досталось — и машинам, и водителям. Нагорный получил контузию. По выходе из госпиталя за выполнение боевого задания его наградили медалью «За отвагу». А буквально через месяц шоферская судьба солдата круто изменилась.
Вызвал как-то командир роты и приказал сдать машину.
— Наутро повезли меня в штаб фронта, — продолжал свой рассказ Иван Давыдович, — и почти полтора года служил я при штабе. В мои обязанности входило доставлять приезжавших военачальников с аэродрома на передовую. Один раз даже встречал маршала Жукова. Несколько дней я его возил по линии фронта, пока он не улетел.
Без связи нет управления. Без управления нет победы
Егор Григорьевич Носиков родом из Урицкого района Костанайской области. На фронт попал в 1943 году. В то время он едва перешел в девятый класс. Сентябрь проучился, а в октябре призвали в армию.
Воевал в 236-м полку 36-й дивизии 8-й гвардейской армии под командованием генерал-полковника Василия Чуйкова, впоследствии маршала Советского Союза. Из БрестЛитовска через Польшу дошел до Восточной Пруссии. Был командиром отделения связи. В атаку не ходил, но обеспечивал связь войскам.
— Освобождая Польшу, наша армия задержалась у Познани, — рассказывал нам Егор Григорьевич. — Там была хорошо укрепленная крепость, в которой оставались фашистские войска. Их было необходимо блокировать и подавить сопротивление. Во время подготовки к штурму мое отделение налаживало связь между командиром батальона и командиром полка. Кабель нужно было протянуть мимо расположенного неподалеку от города хуторка.
Подойдя к нему, связисты увидели вооруженных людей. Затаившись, среди них наши воины насчитали 20 немецких солдат, несколько власовцев, венгров и румын, воевавших на стороне фашистов.
— Я доложил об этом командиру батальона. Он послал роту, и после непродолжительного боя всех их взяли в плен. Вскоре начался штурм крепости. Немцы оказали упорное сопротивление, но в итоге сдались. После захвата крепости наша армия дошла до городка Граудинец, что на германо-польской границе.
Тогда Чуйков сказал: «Отсюда Гитлер начал наступление на Польшу, отсюда и мы приступим к его уничтожению». Затем часть, в которой воевал Егор Носиков, вошла в Восточную Пруссию. Когда находились в километрах 20 от Кенигсберга, солдатам и офицерам объявили о победе. Объявить объявили, но война для этой части не закончилась, поскольку еще оставались немецкие недобитки, продолжавшие сопротивление. И наши солдаты активно воевали до середины мая.
— Как случилось, что после войны вы вернулись не в Кустанайскую область, а приехали на юг Казахстана в село Бурное?
— После Победы тех, кто мог служить в армии, оставили. И я прослужил до 1950 года. Затем меня приняли на службу в органы госбезопасности. Вызвали в Москву, где начальник кадров сказал мне, чтобы я ехал домой и ждал вызова. Родом-то я из Кустанайщины, но вся родня была здесь. Поэтому и приехал в 1951-м сюда. К тому времени, когда пришел вызов, я уже познакомился со своей будущей женой и ехать в Москву не хотел.
Однажды Носиков отправился к начальнику районного отдела госбезопасности, который сказал ему, что такие, как он, и здесь нужны.
— Отправил меня в областной центр, где я получил назначение на должность старшего оперативного стрелка в спецпоселение, находившееся в нашем районе. Проработал до 1952 года, а затем меня перевели помощником коменданта села Бурно-Октябрьское. А в 1954-м написал заявление об увольнении по собственному желанию. Начальник областного КГБ полковник Жангильдин не хотел отпускать. Но я желал работать в народном хозяйстве. Стал землеустроителем, затем — главным землеустроителем района и проработал до 1996 года.
На сопках Маньчжурии
В то время, когда советские войска уже наступали по всему германскому фронту, Квантунская армия японцев наращивала боевой потенциал в Северной Маньчжурии. Но в августе 1945 года японцев разбили наголову наши войска. Однако успокаиваться было рано: в течение нескольких лет после Великой Победы существовала реальная опасность войны СССР с США и Великобританией.
Много лет Совет ветеранов Юго-Восточного ДВД на транспорте возглавлял полковник в отставке Иван Данилович Пацюк. За его плечами многолетняя служба в уголовном розыске. Но перед тем как стать милиционером, Иван Данилович был солдатом великой армии, победившей немецкий фашизм и японский милитаризм.
Когда началась война, ему было 16 лет. Жил он с родителями в Акмолинской области, в селе Журавлевка. 7 февраля 1943 года его призвали в армию и отправили на восток — в саперный батальон 310-й дивизии Забайкальского фронта.
— Вначале нас разместили в Иркутской области, — вспоминал Иван Данилович. — Затем перевели в Бурятию, где мы пробыли два года. Потом перебросили ближе к границе с Китаем — на реку Аргунь. Когда в августе 1945-го мы переходили через границу, мне как самому высокому в роте дали веревку, которую я должен был закрепить на противоположном берегу для транспортировки понтонов. Перед нами стояла миллионная Квантунская армия, оккупировавшая Северную Маньчжурию.
Основным оплотом японцев был город Цицикар. Забайкальский фронт под командованием маршала Малиновского готовился к массированному наступлению. В день части проходили по 60-70 километров практически без отдыха. Продвигаться было очень тяжело: пустынная местность, палящее солнце, невыносимая жара и дефицит воды, которую солдатам и офицерам давали по пол-литра в сутки.
— У нас в саперной роте были 22 пса, выполнявших функции минеров-подрывников. Все они, не выдержав таких условий, погибли. Также пали и все лошади, тянувшие обозы, — вспоминает Иван Пацюк.
Несмотря на трудности, командование фронта смогло организовать такое наступление, что японцы были не в состоянии оказать какое-нибудь сопротивление. Вначале удар нанесла авиация, затем прошли танки и самоходная артиллерия. После этого пехота шла практически беспрепятственно.
— И вот вы вошли в Цицикар...
— Нет, до него было еще далеко. Вначале мы вошли в Харбин и удивились: это был чисто русский город. Церкви, рестораны, деревни в округе — все русское. Затем нас посадили в поезд и повезли в Цицикар — оплот Квантунской армии. Коммуникации, укрепления, военные склады, в которых было столько оружия и боеприпасов, что хватило бы не на одну войну. Перед нашим батальоном стояла задача все это уничтожить, на что ушло очень много времени.
Свою работу саперы выполнили только в апреле 1946 года, и саперный батальон отправили в Союз.
— Но мой взвод оставили в Цицикаре еще на четыре месяца, потому что на освобожденной территории стали свирепствовать хунхузы — так в Китае называют бандитов. Посадят нас в «студебеккер» и везут в какую-нибудь деревню ловить этих хунхузов. Это было очень опасно, потому что мы не знали, откуда ждать выстрела. Пробыли мы там до июля 1946 года, затем объявили демобилизацию, но наш взвод опять оставили. В общем, домой я вернулся только в 1948 году.
— С чем это было связано?
— Японская война была очень короткой, но если бы она затянулась, то нам пришлось бы воевать и с американцами, и с англичанами. Потому что Черчилль в те годы убеждал Рузвельта, а затем и Трумэна в необходимости уничтожения «коммунистической заразы». Об этом я читал в книге «Правда о Второй мировой войне», когда учился в Москве в Высшей школе Мингосбезопасности СССР. Ее автором был Федоров, бывший разведчик. С точки зрения профессионала, он описал все тонкости политической ситуации того периода.
В этой книге говорилось, что Черчилль планировал использовать «японский вопрос» как повод для войны с Советским Союзом. По всей видимости, наше командование это тоже учитывало и на Японию бросили все силы, какие только можно было собрать после победы. Поэтому всех солдат 1925 года рождения еще некоторое время держали в армии в боевой готовности.
— Как вы попали в милицию?
— Весьма странным образом. В 1948 году после демобилизации я вернулся домой. В то время на воинский учет необходимо было встать в течение трех дней. Когда я пришел в акмолинский военкомат, командир дивизиона управления милиции на транспорте в приказном порядке заявил: «Будешь милиционером». Я ответил, что, во-первых, ничего в этом не соображаю, а во-вторых, не имею никакого желания. А мы, говорит, и не спрашиваем твоего согласия, мы просто тебя мобилизуем. Так меня сделали милиционером, выдали форму и направили служить на станцию Курорт Боровое. Проработал я там год, а в 1950 году поехал в Могилев, в школу подготовки командиров отделений ЛОВД на транспорте, после чего служил на станции Агадырь — это между Карагандой и Балхашом. Стал командиром взвода, а затем — старшим оперуполномоченным уголовного розыска.
— Вы сказали, что учились в высшей школе МГБ СССР...
— Поскольку я понимал, что до пенсии буду работать в милиции, то нужно было получить спецобразование. Я поступил в вечернюю школу: бывало, вызовут к доске решать задачу, а у меня за поясом пистолет торчит. Директор школы просил меня, чтобы я с оружием на занятия не приходил. Учиться было сложно: только придешь на урок, а тут где-то преступление совершено, нужно ехать раскрывать. Завуч и классный руководитель пришли уговаривать моего начальника, чтобы мне было какое-то послабление. Начальник им обещал. Да не тут-то было. Когда я в очередной раз приступил к учебе, на станции Агадырь произошло четыре разбойных нападения. Полмесяца ушло на задержание этих бандитов. Но все-таки школу я закончил. Через некоторое время мне дали направление в Высшую школу МГБ СССР, по окончании которой я и прибыл по распределению в Алма-Ату.
