В театральной жизни Алматы в этом году приступили к реализации эксперимента, подобного которому в Казахстане еще не было. Начала работу театральная инклюзивная лаборатория для людей с ментальными особенностями - с аутизмом и синдромом Дауна.
Инициатор этого проекта, директор Международного фестиваля исполнительских искусств «Откровение» Ольга Султанова, рассказала нам его предысторию:
— В 2015 году я была в Санкт-Петербурге на театральном кейсе и видела спектакль «Язык птиц» режиссера Бориса Павловича, который сегодня является куратором нашей программы. Пьеса до сих пор идет в Российском государственном академическом большом драматическом театре имени Товстоногова. В августе мы с Британским советом просматривали спектакли на международном театральном фестивале в Эдинбурге для участия их в Алматы на фестивале «Откровение» и видели много инклюзивных спектаклей. И у меня появилась идея — почему бы в Казахстане не попробовать сделать инклюзивный театр? У нас его нет, и нужно было посмотреть, насколько готовы общество и город к тому, чтобы увидеть, что искусство может быть другим.
В Европе инклюзивный театр уже стал целой театральной институцией, в России начал развиваться недавно, только несколько лет назад. Например, очень большой и известный — спектакль со слепо-глухими людьми «Прикасаемые», который выпустил Театр наций совместно с фондом «Инклюзион». В октябре прошлого года спектакль даже представили в Лондоне. Есть уже упомянутый спектакль «Язык птиц», есть еще ряд инклюзивных спектаклей и инклюзивных театральных проектов. В Казахстане же проект Ольги Султановой - первый.
— К сожалению, кроме нас системно, структурно и масштабно этого больше не делает никто. Есть инклюзивные группы, например, подростковые инклюзивные клубы, но это не театр, это лишь попытки что-то сделать. Есть понятие «арт-терапия» и есть понятие «инклюзивный театр», и это две абсолютно разные вещи. И одна из целей нашего проекта — это определить грань, разделить эти понятия. Арт-терапия — это когда человека вводят в зону комфорта, где ему хорошо и где он делает то, что умеет. А инклюзивный театр — там все актеры, то есть это такой же театр, только в нем есть какая-то специфика работы. И он выводит человека из зоны комфорта. За счет этого, через театральные техники, методики, инструменты, социализация людей с ментальными особенностями развития происходит быстрее, — отмечает Ольга Султанова.
Инклюзивный театр — это именно о людях с особенностями развития. С ментальными особенностями или с особенностями развития зрения и слуха — не важно.
— Я начала проект, искала партнеров и пришла, и рассказала об том в фонде «Сорос-Казахстан». Меня поддержали, сказали — да, давайте попробуем. И в 2017 году, когда был четвертый фестиваль «Откровение», в его рамках мы сделали первую инклюзивную лабораторию в Казахстане, — продолжает Ольга.
Кураторами лаборатории были россияне, театральный режиссер Борис Павлович и театральный художник Ксения Перетрухина.
Работа первой лаборатории началась в декабре прошлого года, для людей с нарушениями зрения и слуха. Ее куратором является театральный продюсер Варвара Коровина. Работа второй лаборатории началась в феврале, состоит также из трех модулей, рассчитана на три месяца, для людей с ментальными особенностями развития. Здесь куратором и одновременно педагогом является Борис Павлович.
Итогом всей работы, в конце 2019 года, должен стать первый в Казахстане инклюзивный спектакль.
Когда специалисты говорят об инклюзивном театре, они постоянно подчеркивают, что это сцена, на которой все актеры равны.
То есть это театр равных возможностей как для профессиональных актеров, так и для людей с особенностями развития. Изначально представить подобное, конечно, сложно. Но присутствие в качестве зрителя на занятиях показывает, что ничего фантастического в этом нет. Все участники, без исключения, выполняют задания, в том числе импровизируют свободно и интересно. Можно сказать, что здесь сбываются самые оптимистичные ожидания от такой идеи.
Но готово ли наше общество сегодня к тому, чтобы принять такой проект? Участники лаборатории говорят — общество никогда ни к чему не готово. Но стратегические, системные проекты, которые рассчитаны на длительное время, способствуют тому, чтобы появился зрительский спрос.
При этом сами они отмечают, что фон для таких надежд на сегодня не самый убедительный. По меткому выражению одного из участников лаборатории, когда заводится какой-то проект в некую новую страну, там обычно есть уже некий фундамент для этого. В плане инклюзивного театра в Казахстане сейчас не то, что фундамента нет, сегодня только формируется почва и закладываются коммуникации, чтобы потом его создать.
Режиссер Борис Павлович на вопрос о природе и характере инклюзивного театра ответил пространно и вместе с тем исчерпывающе:
— Театр есть театр как таковой. Не бывает какого-то особенного театра, потому что, если существует театр, в котором играют дети, это тот же театр, но в нем играют дети. Театр, например, на свежем воздухе — это тоже театр, но он немного отличается, потому что в нем нельзя выключить свет. Естественно, театр всегда немного меняет свою форму в зависимости от того, кто в нем участвует, в каких условиях он создается. Но это все равно театр, у него есть неотменяемые законы, которые заключаются в том, что есть эмоциональные впечатления, они от артистов передаются зрителю. Все вовлекаются в действие, возникает какое-то сопереживание. Если этого нет, значит, нет театра.
Поэтому театр бывает не документальный, инклюзивный, детский, взрослый, самодеятельный, профессиональный, а живой и неживой. В этом отношении понятие «инклюзивный» имеет отношение к организационной форме, когда включены в процесс те люди, которые из нашего общества обычно выключены. И это касается не театра, а в принципе общества. Потому что людям с инвалидностью легко себе места не найти. Поэтому требуются достаточно большие усилия, чтобы по-настоящему вовлечь таких людей в образование, искусство, общественную деятельность, спорт.
