От былой промышленной мощи Казахстана уцелело лишь 5 процентов

В начале этого года в качестве руководящей стратегии на ближайшее будущее руководством Казахстана были сформулированы пять основных приоритетов ускоренного инновационного развития экономики страны. Названо это было «третьей волной модернизации».

От былой промышленной мощи Казахстана уцелело лишь 5 процентов

Быть сырьевым придатком — это стыдно

Правда, первые две волны индустриализации, как отметили эксперты, прошли для страны как-то не особо заметно. Из того, что бросается в глаза, можно отметить пару заводов по сборке автомобилей известных заграничных марок и один по сборке тепловозов.

Прямо скажем, не густо. Хотя, конечно же, есть еще заводы по производству продукции, не такой заметной, как автомобили и тепловозы, но весьма полезной для других производств и экономики в целом. И, если верить официозу, это только начало.

А впереди, как заявлено в руководящих документах, нас непременно ждет перспективное будущее промышленно-развитой державы с большими объемами производства продукции перерабатывающего сектора, предназначенной не только для внутреннего потребления, но и для экспорта.

Не зря ведь, в конце концов, страна проводит грандиозное мероприятие под названием ЭКСПО-2017.

— Как говорят в высоких кабинетах, оно непременно даст ощутимый толчок развитию промышленности и технологий будущего в нашей стране. Для этого, собственно, и затевалось, — констатировал в своем выступлении специалист по инновационному развитию энергетики доктор Анвар Худиев. — Без реального индустриально-инновационного развития страна всегда будет сырьевым придатком сильных экономик мира. Это аксиома. Потому и приняты все эти государственные стратегии и программы, направленные на социализацию государства, сокращение разрыва между богатыми и бедными, между столицами и регионами, между городом и остатками деревни.

Это, безусловно, сложный и не быстрый процесс, считают эксперты, требующий от власти филигранного умения балансировать на грани фола и компромисса, эффективного сочетания кнута и пряника, использования где-то давления, а где-то поисков консенсуса. А от нас — отказа от многих укоренившихся в нашем обществе привычек и предрассудков, существующих зачастую в пику законности.

И, чтобы реализовать намеченные планы, нужно не только согласно кивать головами во время выступлений президента, но и реально что-то делать. А для этого прислушиваться к мнению тех, кто знает, как это делать. То есть реальных самых что ни на есть индустриализаторов — тех, кто в годы потрясений и перемен сумел сохранить и поддержать на плаву остатки всего того, что некогда составляло огромный промышленный потенциал республики.

Раздать все, что создано, дело нехитрое

— Тут стоило бы напомнить, что на момент развала СССР Казахская ССР имела достаточно развитое машиностроение, продукция которого составляла около 20 процентов от всего промышленного производства республики, — начал свое выступление директор Центра анализа инновационного развития Андрей Ковтун. — У нас было более двух тысяч машиностроительных предприятий, среди которых даже имелись заводы космического машиностроения и по производству самой современной военной техники.

Есть известное изречение, которое гласит о том, что кто не знает своего прошлого, не может иметь будущего. И коли уж говорить об этом, то стоит вспомнить, что начатой несколько лет назад индустриализации предшествовала варварская и беспрецедентная по своим масштабам деиндустриализация, проведенная под лозунгом приватизации.

И, чтобы осознать, как нам осуществить новую индустриализацию, нелишне было понять, как мы докатились до того, что почти все, что делали раньше сами, закупаем теперь у китайцев и вообще по всему миру.

Об этом в новейшей истории Казахстана следовало бы писать отдельной главой. Происходило все это не так давно. В период «славных» девяностых, когда опьяненные свободой и либеральными идеями руководители крупных предприятий, министерств и ведомств, словом те, кто на тот момент находился ближе других к государственному пирогу, принялись массово приватизировать все подряд, не особенно разбираясь в том, кому же во благо все это делается.

Деиндустриализация и предпродажная подготовка государственных активов к приватизации и распределению среди новых собственников в то время были главным трендом жизни юной казахстанской демократии. Многие сегодня отчетливо помнят, как в одно время все застыли на низком старте в ожидании свистка, чтобы успеть опередить конкурентов и выиграть свой «кусок» пожирнее.

Говорить конкретно о том, кому именно захотелось стать хозяевами заводов, шахт, месторождений, земельных угодий и так далее, в то время было не принято. И на приватизационном старте находились по большей части лишь зиц-председатели — те, кто после изменения формы собственности формально являлся владельцем того или иного объекта.

— На тот момент Казахстан был еще частью экономики огромной мощной империи, которая была второй промышленной державой в мире и первой в Европе. И наша республика была достойной ее частью, производя очень многое из того, что было ей необходимо, — сказал Анвар Худиев.

Нынешняя молодежь расплывается в саркастической улыбке, когда ей рассказывают о том, что Казахская ССР, в которой находились более двух тысяч предприятий тяжелого машиностроения, производила самое разное промышленное оборудование, станки, сельскохозяйственную технику, горношахтные и металлорежущие машины с буровыми установками, трактора и многое другое, включая комплектующие для космических ракет.

А повествования о том, что промышленная продукция наших заводов поставлялась в 32 страны мира, включая Германию, Францию, Японию и США, вообще вызывают здоровый юношеский смех.

Тем не менее так было. И люди старшего поколения не дадут соврать.

— Стабильно работавшая машиностроительная отрасль обеспечивала стабильность всего остального — энергетического, металлургического, агропромышленного и транспортного комплекса, — перечислил эксперт.

Однако повальная приватизация изменила все в экономике до абсолютной неузнаваемости.

— Заводы закрылись. Люди пошли на базар. А промышленное оборудование стало массово продаваться на металлолом в соседнюю южную страну, которая как раз с тех пор сделала такой экономический рывок, что не снилось никому. Теперь большую часть необходимой для нашей экономики промышленного оборудования мы покупаем именно у нее, — считает Анвар Мухамедович.

Уцелело лишь пять процентов…

Сегодня из уст многих деятелей, кто давал старт той массово-губительной приватизации, можно слышать, что, если б знали, что так будет, установили бы какие-нибудь законодательные нормы, чтобы в случае передачи объекта в собственность владелец был бы обязан вкладывать средства в развитие и т.д., но никак не распродавать былое государственное имущество и на месте завода делать большой магазин.

Уж не знаем, намеренно или нет, но такой нормы в то время не было. Не было даже требования вынуть и показать, кто что продал и на какую сумму. Хотя можно предположить, что, если бы такая норма и была предусмотрена, то она не работала бы. Уж если она сейчас обязательна не для всех, то в те лихие времена уж тем более.

У тех же, кому на том празднике жизни места не оказалось, в то время сложилось впечатление, что эпическая картинка показательного благоденствия так называемых «новых» на третий-четвертый год приватизации выглядела настолько неприлично, что еще немного и разум возмущенный начал бы закипать. Повсеместно слышались разговоры о том, что, если сложить всю наличку тех, кто оказался ближе всех к государственному пирогу, то можно было бы составить реальную конкуренцию Международному валютному фонду.

Государство же до поры до времени не особо волновала проблема деиндустриализации. Поскольку высокую доходность приносила торговля энергоресурсами. Инвестировать в тяжелую промышленность при ее рентабельности в 10-15 процентов особого желания не было, поскольку не было стимула.

А потом грянул кризис. Цены на энергоресурсы покатились вниз. И вот тогда пришло понимание того, что без обрабатывающего сектора экономики государству, претендующему на место в «тридцадке» и позиционирующему себя никак не в качестве сырьевого придатка, добиться этого будет тяжело.

Из более чем двух тысяч предприятий тяжелого машиностроения уцелели лишь пять процентов. При этом их сегодняшняя работа весьма и весьма далека от былой мощности. Многие из них уже перепрофилировались и теперь выпускают продукцию с гораздо меньшей добавленной стоимостью, чем та, что выпускалась ими ранее.

Что такое «отверточная» экономика

Среди озвученных приоритетов третьей волны модернизации первый — это ускоренная технологическая модернизация экономики, второй — кардинальное улучшение и расширение бизнес-среды, третий — макроэкономическая стабильность, четвертый — улучшение качества человеческого капитала и пятый — институциональные преобразования, безопасность и борьба с коррупцией.

Все эти задачи были и в первых двух программах индустриализации, но решить их за 25 лет независимости так и не удалось.

Сегодня машиностроение составляет около трех процентов от национальной экономики при былых двадцати. Соответственно, около 85 процентов своей потребности в промышленном оборудовании мы покрываем за счет импорта, стимулируя дальнейшее развитие стран-экспортеров и тормозя свое собственное развитие.

Стоит отметить, что даже при объявленных и реализуемых государственных программах (ПФИИР, «Нурлы Жол» и т.д.) не все идет так, как хотелось бы. Количество предприятий, производящих различную продукцию в этом году, по сравнению с прошлым уменьшилось на 13 процентов. А те, что работают, в большинстве своем занимаются так называемой отверточной сборкой. То есть собирают продукт из импортных комплектующих.

Так за счет каких мощностей нам проводить «ускоренную технологическую модернизацию»?

— Говоря о том, что отечественное машиностроение сегодня составляет от 1,5 до трех процентов национальной экономики, наши чиновники откровенно лукавят, — считает Андрей Ковтун, — потому что любой машиностроитель скажет, что если вся наша работа заключается в прикручивании колес, то она не может иметь высокую добавленную стоимость. Тем не менее мы гордо заявляем, что автомобиль произведен у нас. И какой же тогда у нас реальный процент обрабатывающего сектора — большой вопрос. Во всем мире он высчитывается по уровню добавленной стоимости. Но если мы будем это делать также, то изрядно попортим себе статистику. Чиновники лишатся возможности докладывать «красивые» цифры наверх и зарабатывать дополнительные очки.

При этом то, что такая продукция не может иметь высокую добавленную стоимость, и что говорить о том, что она сделана в Казахстане, можно лишь с большой натяжкой, никому не интересно.

Поэтому эксперты отмечают, что многие нынешние стратегии и программы откровенно буксуют. Происходит это по причине банальной коррупции и воровства бюджетных денег.

А еще стоит сказать, что внедрением в производство новых технологий в Казахстане занимается считанное количество компаний. И тем постоянно приходится преодолевать труднопроходимые лабиринты бюрократии и той же коррупции.

Сегодня на различных профессиональных форумах машиностроителей собираются представители нескольких сотен компаний. Но в это число входят поставщики различной побочной продукции — сварочных материалов, лакокрасочных изделий, то есть, по сути, торговые фирмы, которых статисты включают в свои отчеты для красочности.

Что касается реальной цифры, то, по мнению профессионалов, настоящих заводов у нас осталось не более ста. При этом что-то более-менее серьезное из себя представляют лишь около тридцати. Остальные просто сводят концы с концами, изо всех сил стараясь выжить. И вот сегодня мы строим заводы вновь. Практически с нуля. Наверное, это и есть модернизация.

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Популярно в соцсетях

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру