Вор должен сидеть, но как?
Старый советский лозунг «На свободу с чистой совестью», некогда висевший во всех местах отбывания наказаний, сегодня уже не актуален. Как и все советское, в независимом Казахстане он перестал работать. Так называемые ранее судимые стали попадать в руки правоохранительных органов гораздо чаще, чем в те, как принято считать, тоталитарно-диктаторские времена.
В чем причина? Тут уж головы ломают те, кому положено. Строят графики, чертят таблицы, анализируют, цифры пишут, докладывают и т.д. Статистика все равно получается некрасивая.
А народ думает по-своему. По его мнению, тут могут быть две причины: либо совесть в местах, не столь отдаленных, сегодня нифига не очищается. Либо, когда на воле работы нет и жрать нечего, и когда ты, как бывший зэк, на дух не нужен ни одному работодателю, не до совести совсем. Жизнь заставляет вспоминать старое ремесло.
И тут или пан, или пропал. Но пропал, что характерно для наших дней, не навсегда и не насовсем. «За колючкой» хоть гарантированная государством пайка есть. Только государству в последнее время от этого тоже мало радости. Может, потому и недавно амнистию объявили. Выходит, тюрьма сегодня не так страшна. И на путь исправления уже не ставит.
Если «отмотать» немного назад, вспоминаются времена, когда по казахстанским местам лишения свободы прокатилась волна массовых беспорядков. Республиканские СМИ в то время, дорвавшись до «сенсации» и играя в «свободу и демократию», старательно смаковали тему. Дескать, смотрите, до чего довели вертухаи. Люди себе вены вспарывают, кровью истекают и так далее, и тому подобное. А все якобы из-за нечеловеческих условий содержания.
После того как тюремные мятежи показали по всем телеканалам, в колонии направились делегации правозащитников, без которых, как считается, в число свободных и демократических стран, куда мы так стремимся, нам никогда и ни за что не попасть. Визиты их после этого стали весьма частыми. В итоге нарисовалась тенденция: чем чаще правозащитники посещали места, не столь отдаленные, тем чаще в них происходили разного рода эксцессы.
Даже в «особом режиме», где приговоренным к пожизненному заключению позволяют видеться определенное количество раз в год, уже требуют более частых свиданий. В общем, далеко не Гуантанамо.
А по поводу правозащитников шальная мыслишка закрадывается, что их работа только и состоит в раздувании всякого рода скандалов. Желательно с беспорядками. В идеале — с жертвами. И тут, как говорится, ничего личного. На кого работают, те и требуют.
Мы, разумеется, ни в коем случае не сторонники пыток и издевательств. Однако твердо убеждены, что вор должен сидеть в тюрьме. А тем более насильник или, пуще того, убийца. И сидеть, как положено по закону.
А на зоне жизнь, так бы жил любой
Автору эти строк довелось побывать в одной исправительной колонии строгого режима. Исключительно по работе.
При слове «заключение» обыватель представляет себе темные камеры, узкие зарешеченные окна и толстые железные двери, открывающиеся со страшным лязгом. На самом деле такое сегодня можно видеть разве что в следственных изоляторах. Во всяком случае, в той колонии, что нам показали, не санаторий, конечно. Но и не каторга. Для жизни там есть все. Кроме свободы.
Это своеобразный мир за колючей проволокой со своими законами и понятиями, живущий своей, скрытой от посторонних глаз, жизнью. Высокие заборы, караульные вышки, узкие дорожки, заграждения через каждые несколько метров с замками на калитках — все это, безусловно, давит на психику. Но так ведь и отправляют туда не в качестве поощрения.
Те, кто там находится, мотают не первый срок. И далеко не за банальную «хулиганку». Проще говоря, это убийцы, насильники, разбойники и грабители. В свое время они не интересовались правами тех, кого убивали или насиловали. И правозащитники не интересовались. Интересно было бы взглянуть на кого-нибудь из числа этих ревностных приверженцев демократических ценностей, если бы жертвой кого-то из обитателей той зоны оказались их близкие.
Признаться, ожидалась жуткая картина — как-никак строгий режим. Однако все выглядело совсем по-иному, нежели пишут в книжках и показывают в фильмах. Одни заключенные играли в волейбол, другие — в настольный теннис, третьи читали книги в библиотеке, а некоторые и вовсе занимались самообразованием в методическом кабинете.
Территория колонии разделена на жилую и промышленную зоны, в которых работают несколько цехов — швейный, столярный и камнеобрабатывающий. Но трудились во всей этой промзоне всего лишь несколько человек. Основная же масса тупо бездельничала. Словом, никаких лесоповалов, каменоломен, рытья шахт и прочих ужасов, что приходят на ум при слове колония.
Общежитие заключенных похоже на обычную армейскую казарму: такое же спальное помещение, двухъярусные кровати с прикроватными тумбочками, бытовая комната, каптерка и санузел. Везде чистота и порядок. Нет разве что дежурного по роте и тумбочки с дневальным.
Те, кто служил в Советской армии, прекрасно помнят, что советские командиры делали все для того, чтобы служба медом не казалась. По распространенному в то время мнению, солдат должен все время работать. Поскольку, если он бездельничает, то в его головном мозгу происходят брожения и рождаются нехорошие мысли.
Таким образом, работу находили даже там, где делать было совершенно нечего. На утреннем разводе озадачивали всех: кого — на разгрузку угля, кого — на кирпичи, кого — окопы рыть, плац мыть и так далее. Дембелей и тех загружали работой, называя ее «дембельским аккордом».
При этом подавляющее большинство за два, а кто и за три года службы ни разу не видели никого из своих родственников. Тогда как в колонии строгого режима заключенным положено в год несколько свиданий с близкими.
Кроме всего прочего, к их услугам кабинет психологической разгрузки, где с осужденными работает психоаналитик. Для верующих мусульман построена мечеть, для христиан — православный храм. Время от времени проводится день открытых дверей с приглашением артистов, организуются спортивные соревнования между отрядами. Есть и своя художественная самодеятельность.
Но правозащитники все равно недовольны. По их твердому убеждению, режим должен быть ослаблен даже после того, как он был ослаблен в очередной раз.
Не потому ли сегодня в зоне можно найти выпивку и даже наркотики? Не потому ли телефонными мошенниками или их сообщниками сегодня часто оказываются граждане, уже отбывающие наказание? Не потому ли места лишения свободы сегодня стали благодатной почвой для распространения идей радикального исламизма и экстремизма? Хотя, если спросить об этом правозащитников, они будут кивать на администрацию колоний. И, возможно, будут правы.
«Инкубаторы» для воспитания радикалов
В общем, легенды ходят про места не столь отдаленные. Порой даже фантастические. К примеру, о том, что деньги туда текут прямо-таки рекой. Причем с использованием современных технологий. Переводят их на карточку кому-то из администрации. И он их передает, оставляя себе процент за услуги. И наркотики, мол, могут принести. И даже телефон сотовый. Только он будет стоить в разы дороже, нежели на воле.
А еще говорят, что за деньги могут из личного дела заключенного убрать все нарушения. И даже поощрения записать. Чтобы можно было рассчитывать на условно-досрочное освобождение.
Но самая престижная услуга — жить в «хате» на две персоны с телевизором, холодильником, душем и другими условиями комфортного проживания. В таких местах обычно пребывают авторитеты, либо те, у кого есть деньги. Говорят, есть даже роскошные апартаменты с мягкой мебелью, кондиционером и интернетом. Ходят слухи, что дни рождения, Новый год или еще какой праздник их обитатели отмечают так, что подавляющему большинству на воле и не снилось.
Обычно в доле присутствует так называемый лагерный актив. Это прослойка между зэками и администрацией. Наркотрафик контролируют. В общем, доят всех за свои услуги. Первоходов заставляют звонить домой и просить прислать деньги.
Ушли, говорят, классические воровские порядки времен СССР из тюрем. Причем давно. Перемены начались в 1990-х, когда зоны стали массово заполняться мускулистыми, но тупыми бандитами, Так называемыми быками, преступления которых были примитивными и жестокими — вломиться в дом коммерсанта и отобрать все ценное с применением раскаленного утюга.
Подавили быки «блатату». Физическая сила сыграла свою роль. А потом вроде как начался новый этап «реформ». В период нулевых сажали много нечистых на руку бизнесменов и попавшихся на взятках чиновников, у которых на свободе оставались крупные суммы. Они просто покупали себе привилегии и становились «уважаемыми людьми». Благодаря им существенно пополнялся тюремный «общак».
Ну а если обходиться без слухов, опираясь на доказанные факты, то места лишения свободы во многих странах мира, в том числе и в Казахстане, стали вербовочной базой в ряды радикальных исламистов. Недавно об этом было официальное заявление КНБ.
Проблема эта общемировая. Ей озаботились в ООН, специалисты которой разработали рекомендации о том, как бороться с экстремизмом и радикализацией в пенитенциарных учреждениях.
Эксперты ООН считают, что недостаточный контроль в тюрьмах приводит к тому, что места лишения свободы становятся «рассадниками» терроризма и экстремизма. Оказавшись на свободе, отмечают они, озлобленные бывшие заключенные нередко оказываются в рядах террористических организаций, являющихся одной из самых серьезных угроз безопасности человечества.
«Эти группировки занимают огромные территории, располагают значительными ресурсами и современными средствами массовой информации и коммуникации для распространения своих взглядов и пропаганды насилия, в том числе и в тюремных застенках», — говорится в докладе ООН по этому поводу.
Результат всего этого уже реально ощущается. А государство тем временем, со своими инициативами, как всегда, опаздывает. Однако лучше поздно, чем никогда.
