Законные причины и незаконные следствия
Как поведал сам сенатор, бывая в регионах, ему многократно приходится выслушивать от местных жителей вопрос о катастрофическом исчезновении представителей дикой фауны, причем не только крупных животных. С одной стороны, как раз в регионах и процветает браконьерство, и жалобы местных жителей можно было бы назвать, по меньшей мере, смешными, если бы не одна существенная разница.
Одно дело, когда человек идет на охоту с простым ружьем и строго следует правилам охоты — в силу ли своих убеждений, в силу ли того, что у него просто нет денег на снегоход или на навороченный джип с последней маркой охотничьего ружья. Но вот таких как раз меньшинство. И совсем другое, когда охота превращается в убийство, как говорят правоохранительные органы, с отягчающими обстоятельствами, подпадающими под статьи 337 и 339 УК РК.
Наказание в них предусмотрено довольно серьезное — до трех лет лишения свободы, но, как правило, до его исполнения редко (то есть почти никогда) доходит.
— До того как я стал работать в сенате, — поделился своими мыслями Бактияров, — мне довелось поработать в свое время заместителем акима Кызылординской области, и я уже тогда сталкивался с подобным потребительским отношением к природе. А ведь когда-то в этом регионе было много фазанов, диких кабанов, сегодня же исчезли не только они, но даже зайцы и лисы.
Странным образом это касается даже краснокнижных животных — в том же Каратау водились архары, которые сегодня тоже почти все исчезли.
— Можно восстановить водные источники, можно восстановить земельные угодья со временем, а вот что делать с теми видами исчезающей фауны, которые восстановлению вряд ли будут подлежать? — сетует сенатор.
На севере страны ситуация не лучше — если раньше в СКО или Костанайской области тех же волков никто не считал, то сегодня можно сказать, что «посчитали — прослезились». Причина в том, что охота перешла в беспредел, а на волка идет охотиться не простой крестьянин с двустволкой, а тот, у кого снегоход или даже вертолет в личном пользовании. Между тем охота таким способом строго воспрещена законодательством.
— Закон есть, но он слишком мягкий в отношении таких злодеяний, да и штраф мизерный — пять-шесть минимальных расчетных показателей. Что это за цифры? — подтверждает Бактияров.
И на такую «охоту» выходят, повторим, те, у кого в активе числится снегоход, а не просто ружье.
В качестве примера можно было бы привести сайгу, за убийство которой назначены немалые штрафы и введена уголовная ответственность. Но все равно и этого, однако, оказывается мало — рогами сайги торгуют по-прежнему.
— За сайгу и за некоторые другие виды животных, их бесконечное истребление необходимо ввести не только административную, но и уголовную ответственность. А уже имеющуюся — ужесточить, — предлагает сенатор.
А вот в Бутане охота и вовсе запрещена
Надо сказать, что Мурат Бактияров не одинок в своих требованиях. Вопрос о введении моратория на варварский отстрел диких животных, в списке которых, как ни странно, упоминаются даже краснокнижные, периодически поднимался в казахстанском обществе, и действительно — на самых разных уровнях. Но так и оставался лишь вопросом, причем на бумаге.
Так, еще в 2010 году директор фонда Snow Leopard Fund Олег Логинов отмечал, что он против охоты как таковой, и единственным ее видом можно признать лишь тот момент, когда она является источником пропитания семьи. Все остальное — лишь жестокое развлечение.
По его словам, даже сама фраза «изъя-тие объектов животного мира» звучала кощунственно, особенно на фоне того, что численность даже некогда массовых в своей численности животных снизилась настолько (причем по вине охотников), что пора бы уже объявить мораторий на всякую охоту хотя бы на пять лет. «Я думаю, это будет гуманно, но понимаю, что со мной не согласятся охотники. Их число, в отличие от животных, растет большими темпами», — заявил тогда Логинов.
И положение не спасают ни заповедники, как уже говорилось, ни особо охраняемые природные территории (ООПТ). Например, в пределах мест обитания снежного барса, в таких странах, как Непал или Бутан, площадь ООПТ составляет практически половину площади каждой из стран, причем любопытно, что эти государства основной статьей дохода имеют туризм. Непонятно, что мешает Казахстану, который не в пример лучше обеспечен климатическими зонами и более многообразной как флорой, так и фауной (во всяком случае, пока), давно обратить внимание на подобное развитие. Между тем известно, что в Бутане охота запрещена полностью и повсеместно, а король лично контролирует деятельность местных национальных парков.
В Казахстане же все происходит с точностью до наоборот — общественность сопротивляется бурению газовых скважин, что уничтожат плато Устюрт и расположенный на ней заповедник, однако власти до сих пор не могут решить этот вопрос в пользу здравого смысла и правильно расставить жизненно важные приоритеты. Зато в республике процветают оружейные магазины, а собственники охотничьих хозяйств обнаглели до такой степени, что требуют содержания за государственный счет, в то время как прибыль от продажи путевок и всего, что этому сопутствует, хотят складывать в свой личный карман.
Между тем с того времени, как был принят закон о самостоятельности охотхозяйств — в 2014 году, от силы только 5-6 процентов из них вкладывали средства в развитие предприятия. Что касается остальных, то, по мнению директора упомянутого фонда, это «оказалось просто убийством представителей дикой фауны».
Кстати, площадь в Казахстане всех ООПТ не превышает 23 миллионов гектаров, в то время как охотничьи угодья составляют почти 118 миллионов гектаров, и тут, как говорится, почувствуйте разницу. Ведь только за предыдущие несколько лет было создано 300 охотничьих хозяйств и всего два заповедника, и те, если бы не международная организация ЮНЕСКО по сохранению Всемирного наследия, так и бы и остались названием на бумаге.
Отсюда можно сделать вывод: в стране много охотников, в том числе иностранных, готовых платить деньги за убийство животных. Туризм же пока развит слабо, казахстанские национальные парки не столь популярны, а значит, и не приносят весомой прибыли.
Понятно, что правительство заинтересовано в получении этой самой прибыли, которая от созданного за большие деньги национального парка, и тем более заповедника, будет очень не скоро. Охотхозяйство же требует гораздо меньших средств на создание, а прибыль, если дичи достаточно (хотя бы пока даже на первых порах), дает быстро. Можно, например, посчитать прибыль от продажи лицензий на массовый промысловый вид — кабана.
Несколько лет назад, когда кабан еще водился в пойменных лесах ЮКО, одна лицензия при квоте на отстрел 1832 животных обходилась в сумму в 3-3,5 тысячи тенге. В итоге получалась круглая цифра почти в 6,4 миллиона тенге только за один этот вид. А если посчитать всю дичь?
Вот и получилось, что, начиная с постперестроечного времени, когда фауна истреблялась просто хищнически, многие, даже самые обычные животные, стали редкими или исчезли там, где их было много. В качестве примера достаточно вспомнить жестокое истребление сайги, численность которой с двух миллионов голов в советское время сократилась к началу 2000-х до 21 тысячи (!).
Итогом стало то, что на тот момент комитет лесного и охотничьего хозяйства был вынужден проводить проекты на миллионы долларов, да еще с привлечением иностранных специалистов по восстановлению популяции сайги.
«Пусть продадут свои джипы…»
Своего коллегу поддержал и зоолог Катон-Карагайского национального парка Сергей Стариков, по данным которого «численность многих промысловых животных снизилась именно из-за сильно возросшего числа охотников, а также квот на отстрел, наверное».
«Встретить того же лося между Усть-Каменогорском и Катон-Карагаем почти невозможно. На природе много богатых охотников на джипах, которые стреляют во все, что шевелится. Конечно, бывают моры у животных, особенно в суровые многоснежные зимы, но основной фактор снижения их численности — это их прямое истребление», — утверждает и Логинов.
Между тем в той же ВКО, согласно постановлению правительства, можно было отстреливать более 500 косуль, и это несмотря на их падеж или суровые зимы, которыми славится этот регион. Кстати, раньше в Восточном Казахстане существовал Кулуджунский заказник, специально созданный для охраны косуль. Там их собиралось на зимовку более двух тысяч особей. Но теперь заказника нет, нет и того количества косуль.
То же самое относится и к другим животным. Массовые ранее виды становятся редкими, а кого не убьет суровая зима, добьет безжалостное ружье охотника. Потому что, как ни крути, мнение специалистов и зоологов сходится к одному — именно охотники виноваты в том, что Красная книга становится толще и пополняется новыми видами, даже более того — в ней все чаще появляются «черные страницы».
«Если они так хотят охотиться, то пусть продадут свои джипы и займутся созданием питомников по разведению дичи. А уж затем, когда зверья станет настолько много, хотя бы как в советские времена, то пусть тогда по квотам и охотятся. Впрочем, такая беда не только, оказывается, в Казахстане, так обстоит дело во многих развитых странах мира, например, в Германии. Нашим животным надо дать время, чтобы восстановилась их численность, иначе «голые» леса без диких зверей, как в Западной Европе, где медведь, волк, рысь, лиса уже давно истреблены, нам обеспечены», — подчеркивает директор Snow Leopard Fund, с которым сегодня полностью солидарен сенатор Бактияров.
Может быть, на этот раз хотя бы его депутатский запрос возымеет какое-нибудь действие на тот беспредел, который называется в Казахстане охотой, а по сути является истреблением животного мира.
Но пока в Казахстане никто и не думает отменять утвержденные лимиты на изъятие, а точнее, убийство животных. Правда, ежегодно эти цифры меняются (и тут тоже возникает вопрос — откуда чиновникам известно, сколько представителей того или иного вида осталось в природе?), но от этого никому не легче — ни несчастным представителям фауны, ни природе, ни даже экологии, которую поддерживать и без того некому.
